Внутри у него что-то сразу же сжалось, и он почувствовал, как невидимая ледяная рука вцепилась ему в горло.
— Какое кладбище? — еле слышно выговорил он.
Она подняла брови и безразлично пожала плечами.
— Не знаю. Где-то на севере Лондона.
На какую-то долю секунды перед его глазами предстала четкая картина этого ужаса. Он увидел тело Мэригольд, висящее на голых ветвях дерева. Ее некогда такое родное тело, а теперь изуродованное, полусгнившее, чудовищное, но все же еще узнаваемое…
Он содрогнулся и постарался выкинуть из головы это жуткое зрелище.
* * *
Это случилось недели через две.
Ему надо было срочно заказать в мастерской раму, а она в это время как раз побежала за покупками, чтобы побыстрее все сделать и не оставлять надолго малышку одну.
Он вернулся первым и, распахнув дверь, увидел у детской кроватки девушку в желтом ситцевом платье. Она молча смотрела на ребенка. Когда он вошел, девушка оглянулась.
— Мэригольд! — в ужасе вскрикнул он.
Шляпки на ней не было. Золотистые волосы мягко спадали на плечи, а лицо было бледным и изможденным.
— Что… что произошло? — Он почти не услышал свой голос.
— Пару недель назад, — мрачно произнесла она, — наше кладбище попало под прямой обстрел. Трупы, скелеты — все было выброшено на поверхность, — Тут она запнулась, — Но я к счастью еще не была мертва… На самом-то деле люди вообще не умирают по-настоящему. — Она снова замолчала и ее всю передернуло. — Потом я долго искала тебя. Вот узнала твой адрес и пришла… — Она отчаянным жестом обвела рукой вокруг себя — комнату, малышку в кроватке, цветы в вазе, незаконченный портрет новой жены. — И все это произошло меньше чем через год! — с болью в голосе закончила Мэригольд. Она снова огляделась, в глазах ее светилось отчаяние, и он понял, что она пытается отыскать что-то знакомое, что-нибудь такое, что раньше принадлежало им, ей…
— Ты любишь ее? — наконец спросила Мэригольд.
Он с опаской взглянул на дверь. Она может вернуться в любую минуту. Он представил себе, как она входит сюда с покупками и бутылочкой молока. Нет, она ничего не скажет, но она посмотрит на него своими горящими, полными любви глазами и улыбнется, не раскрывая губ.
— Да, — честно сказал он. — Я люблю ее.
Он с болью и страхом смотрел на эту несчастную девушку в желтом платье. Он видел ее одиночество, ее ужас и молил Всевышнего, чтобы тот послал ему смерть и избавил от этого кошмара.
Его дочь улыбалась, играя ручками. Локон светлых волос упал ей на лоб. И эти волосы пахли папоротником…
И тут вдруг послышались шаги в коридоре… С отчаянием и непонятной легкостью он рванулся к двери и широко распахнул ее.
Его жена вошла в комнату, нагруженная свертками и пакетами. В руке она держала бутылочку с молоком.
— Милый, — сказала она, — у меня было так много покупок, что я не успела взять тебе сигарет. А что тут произошло? — вдруг спросила она и вся задрожала. — Здесь так холодно! Как зимой.
Потом с тревогой посмотрела на него.
— В чем дело, дорогой? С девочкой все в порядке? — Крошка довольно закряхтела, как только мать склонилась над кроваткой. — Сходи, пожалуйста, за сигаретами сам, а я пока приготовлю поесть.
Ему очень нужен был сейчас свежий воздух, люди, шум, улицы. Торопливо выйдя за дверь, он чуть не сбил с ног уборщицу, которая мыла лестницу.
— Вы не видели здесь молодую леди — белокурую, в желтом платье? Она не спускалась вниз? — спросил он.
Пожилая женщина выжала тряпку, повесила ее на край ведра и только потом ответила:
— Леди в желтом платье поднялась наверх несколько минут назад. Я ее видела здесь и раньше, два или три раза. Я думала, она ходит к вам, ведь соседи уехали, и их квартира все время заперта.
— А вы не видели, как она спускается вниз?
— Нет, сэр.
— Она разговаривала с вами?
— Нет. Просто прошла наверх и даже не ответила мне, когда я сказала ей, что неожиданно сильно похолодало, — она вытерла рукой взмокший лоб. — А теперь опять стало жарко. Смешно! В такой день то вдруг холодно становится, то опять жара… Что-то странное происходит…
— Странное? — переспросил он, и чувство страха вновь накрыло его липкой удушливой волной. Уборщица взяла тряпку, окунула ее в грязную воду и неторопливо отжала.
— Даже очень странное, я бы сказала. Говорят, это из-за какого-то нового оружия Гитлера.
Когда он вышел на улицу, воздух был сухой и горячий. Старичок-газетчик улыбнулся, завидев его. Девушка в табачной лавке, давая ему сдачу, спросила, как себя чувствует их малышка. Все было таким простым и естественным…
Все, кроме того жуткого и необъяснимого, что, как он с ужасом осознал, и являлось в этом мире настоящей реальностью…
