— Врачи-криминалисты! — не выдержал Крокодил. — Они тебя с этим знаешь куда пошлют? Оставь ты его в покое.
Чудик прожил, точнее, числился в больнице живым еще трое суток, а затем удалился в высшие миры и больше не пожелал вернуться в телесную оболочку.
Смерть Чудика пришлась на «впускной» день, пятницу, и для Философа было бы значительно лучше, случись это хотя бы на сутки раньше.
В дни посещений, «впускные» дни, загадочность личности Философа усиливалась. Дело в том, что у него не было никаких родственников, и говорил он об этом таким тоном, будто их вообще никогда не было. Напрашивалась гипотеза, что он появился на свет не как все люди, а вылупился из яйца, занесенного космическими ветрами из чужих галактик. И тем не менее в каждый впускной день к Философу приходили посетители. Люди разных возрастов, чаще мужчины, но иногда и женщины, как мне казалось, все так или иначе имевшие отношение к научной работе. Он редко принимал гостей в палате, предпочитая выгуливать их на больничном дворе. Они расхаживали, рассуждали, довольно часто спорили, а порой фамильярно усаживались на спину Крокодила, курили и рисовали что-то в блокнотах или на случайных листках. После таких посещений день-другой мы курили хорошие сигареты.
Однажды он оставил на подоконнике листок из блокнота, над которым перед тем ворковал с долговязым парнем в майке с надписью «Принстон — Дубны». На бумажке было схематическое изображение двух сросшихся бубликов, странным образом частично вывернутых наизнанку.
— Что это за штуковина? — не удержался я.
— Мое изобретение, — небрежно и чуть смущенно пояснил Философ. — Односвязная замкнутая поверхность. Вроде известной «бутылки Клейна», но симметричная, что считалось до сих пор невозможным.
— То есть вроде головоломки? Кубик-рубик такой?
— Ну… в конечном итоге — да, — его улыбка стала еще более смущенной, — видишь ли, как ни странно, в топологические задачки такого рода упираются некоторые проблемы устойчивости ядерных реакторов… в общем, ребятам это нужно, а мне нетрудно.
В эту пятницу его посетила весьма занятная пара. Мужчина — ссохшийся от старости, сутулый, с шаркающей походкой. Его лицо вызывало больное любопытство, оно казалось скроенным из двух половинок совершенно разных физиономий. Слева — аккуратно выбритая белая кожа, подстриженный висок и ухоженная седая бородка, а справа — сизо-багровая щека и темная борода. Женщина выглядела тоже причудливо. Достаточно молодая и привлекательная, она была изуродована нелепой короткой стрижкой и к тому же одета в черный пиджак мужского покроя, с черным же галстуком. Она все время держала старика под руку — то ли сама на него опиралась, то ли следила, чтобы он не упал.
Они разгуливали по двору, курили и спорили, причем старикан казался не то испуганным, не то недовольным, она сердилась, а Философ в чем-то их убеждал. Непонятно почему, я решил, что они обсуждают смерть Чудика.
Наконец там появилась Рыжая и увела Философа, но те двое еще минут десять оставались во дворе и продолжали спорить.
А я стоял у окна и смотрел на эту странную женщину, и она казалась все более привлекательной. От нее исходило очень мощное сексуальное поле, такое, что даже здесь, на расстоянии, на четвертом этаже, я, о существовании которого она не подозревала, испытывал ощущение чувственного контакта с ней.
— Ничего себе синий чулок, — пробормотал я, отходя от окна.
Никакой она не синий чулок, вмешался Прокопий. А уродует себя нарочно, дабы не возбуждать чрезмерную похоть в самцах.
Чепуха, не выдержал Крокодил, ей просто плевать на одежду, она ей вообще не нужна. Она же, как заряженное ружье, в любую секунду готова. Вот содрать бы с нее эти черные одеяния — в постели с ней не соскучишься.
Раздался лязг дверного замка, сопровождаемый неприятным скрипом.
Суки, смазать не могут, откомментировал Крокодил.
Дверь приоткрылась, впустила Философа и захлопнулась.
— Ну, Сыщик, — начал он возбужденно прямо с порога, — хватит спать, настало время действовать!
— Это как? — удивился я.
— Для начала вот так. — Он извлек из кармана пижамы и протянул мне на ладони небольшой черный предмет.
Взяв его в руки, я даже слегка присвистнул: это был новехонький миниатюрный «Кодак», в просторечии «мыльница».
Чутье меня не подвело: там, на дворе, они разговаривали только о Чудике, и теперь нам предстояло его сфотографировать. Мы решили заняться этим немедленно: во-первых, какое ни есть развлечение, но главное — вечером вспышки «блица» в нашем окне могли привлечь внимание. И, как часто бывает, это, казалось бы вполне разумное, решение обошлось нам очень дорого.
Мы начали с «общего вида» Чудика вместе с койкой, потом сняли только его во весь кадр, затем лицо, фас и профиль, и, наконец, крупным планом, участки его бритого черепа, причем на фотовспышку, даже непосредственно перед глазами, он никак не реагировал. На все это Философ потратил десятка полтора кадров, так что пленки оставалось еще много, и мы придумали отснять по фазам, как Чудик поднимается из лежачего положения и усаживается в позу «лотоса».
Уложить-то мы его уложили, но никаких попыток пошевелиться он не делал. Так мы узнали, что Чудик окончательно променял наш несовершенный мир на какой-то другой, более для него приемлемый.
Философ тут же принялся усаживать Чудика снова в «лотос», утверждая, что если бы тот сейчас мог иметь мнение по данному вопросу, то наверняка потребовал бы именно этого. Я помог ему в этом бессмысленном предприятии — не все ли равно, но относительно дальнейшего у нас возник спор. Философ, понятно, хотел поднять тревогу без промедления, я же предлагал подождать пару часов до обеда, ибо Чудику теперь спешить некуда, а мы еще могли нажить неприятности.
И вот, увы, в разгаре словесной баталии мы прозевали лязганье замка, и ввалившиеся в палату главный врач, наша завотделением и старшая медсестра застали нас врасплох.
Ну что, съел, мудак, злорадно зашевелился Крокодил. Говно ты, а не сыщик, если так вляпываешься… Заткнись, рептилия, не до тебя. Потом посчитаемся.
Философ в этот момент как раз собирался сделать последний снимок Чудика, сидящего в позе «лотоса», в его, так сказать, рукотворном варианте, и выбирал наилучший ракурс для съемки.
— Да у вас тут фотоателье, оказывается, — обратился главный врач к своим спутницам. Он старался говорить саркастическим тоном, но по судорожному вздрагиванию его дряблых щек было видно, насколько он взбешен.
Обнаружив отсутствие пульса у Чудика и попробовав разгибать и сгибать его руки, они вполголоса констатировали начало окоченения и удалились. За трупом вскоре явились санитары, чтобы увезти его в морг.
Философу же пришлось в сопровождении санитара Кольки совершить прогулку в приемное отделение, где новенький «Кодак» занял свое место рядом с расческой, зажигалкой и тощим кошельком в соответствующей ячейке камеры хранения. Расписавшись по этому случаю в указанном ему месте соответствующего бланка, Философ вернулся в палату.
Факт конфискации фотоаппарата нимало его не удручил, поскольку отснятая кассета к этому моменту находилась уже у меня в кармане.
Получив ее, он зашептал возбужденно:
— Держать ее здесь опасно, сегодня же позвоню, чтобы забрали. — Он смотрел на меня вопросительно, ожидая одобрения своего мнения.
Вместо ответа я неопределенно пожал плечами и улегся, но это его не расхолодило.
— Послушай, Сыщик, ты ведь уволился из своего угрозыска?
— Уволился. Сыт по горло.
— И собираешься работать в частном агентстве?
— Ну… собираюсь.
— Так вот, я предлагаю тебе работу.
— Ха! Один псих в дурдоме нанимает на работу другого психа. Недурно!
Подожди, Крокодил, не хами.
Философ не счел нужным реагировать на мою реплику.
— Тебе хорошо заплатят.
— Кто?
— Люди, с которыми я сегодня говорил. Вернее, те, кто финансирует их работу. Я тебе потом расскажу. — Он понизил голос и оглянулся на дверь. — А сейчас главное: я пришел к выводу, что этого человека убили. Ты должен расследовать это дело.
— Вот еще! Расследовать твои выдумки, ищи дурака.
— Это не выдумки.
— Ну а если не выдумки, тогда в это дело лучше вообще не соваться.
Не лезь вперед, Крокодил. Может, ты и прав, но не лезь. Помни, что главный — я, ибо я владею Пальцем.
Философ, сидя на койке в позе рыболова с удочкой, терпеливо ждал, пока я усмирю Крокодила.
— Ладно, я готов подумать. Пока только подумать. — Я тоже сел. — Но учти: втемную не играю. Выкладывай, что знаешь.
— Я знаю немногое. Мои… скажем так… друзья знают больше. Исходя из моего описания, — он кивнул в сторону койки Чудика, — они полагают, что здесь может идти речь о некорректном зондировании мозга. Ну, скажем, рентгеновским лазером. Возможное следствие — одно из возможных — стирание в мозгу жизненно важной информации и неизбежная смерть.
