Аня поспешно шагнула к лестнице и торопливо стала подниматься на свой этаж. Снизу доносились странные и даже страшные нечленораздельные звуки, действующие на Аню, как шпоры на коня. В результате скоростного восхождения Анна добралась до седьмой комнаты с бешено колотящимся сердцем и потом на лбу и долго стояла, прислонившись лбом к дверному косяку, пытаясь успокоиться. Когда дыхание пришло в норму, она толкнула дверь своей временной спальни.
Маленькая комната была рассчитана на двух. Кровать, стол, стол, кровать. Маленькое окошко со скрипучими ставнями, закрывающимися изнутри, освещало стоявшие впритык друг к другу столы, к обратной стороне двери были приделаны два крючка, видимо, для верхней одежды. У каждого стола стояло по стулу: один со спинкой, другой без, над кроватями кто-то кособоко, но крепко прибил две полки. На тех, что находились справа от входа, лежало несколько книг, связка свечей и какой-то сверток, из чего Анна сделала вывод, что правая кровать занята. На левую кем-то из слуг небрежно были сброшены в кучу подсвечник с одной свечой, кусок мыла, расческа, пустой графин, зубной порошок, лента для волос и швейный набор: иголка, пара катушек ниток и ножницы. Поверх всего этого Бер свалила свою ношу и только потом стала разбираться в выданных ей казенных вещах.
Свое платье она бережно свернула и, закутав его в тонкое одеяло, закинула на верхнюю полку. Наряд, конечно, от такого обращения сильно помнется, но не вешать же его на всеобщее обозрение на крючок в двери. Одежда вдруг показалась Ане единственной ниточкой, связывающей ее с родным домом, с семьей, и девушка собиралась сохранить ее в целости и сохранности — и в тайне. Как хранила свое неверие в рассказ незнакомки с вуалью.
За окном темнело. Вещи постепенно занимали места в окружающем Аню пространстве. Свечи отправились на полку, серый плащ на крючок в двери, расческу, графин и мыло девушка положила на стол… Пока Анины руки работали, голова ее была занята воспоминаниями. Взволнованный отец, поспешные сборы, новая шляпка… прощальные посиделки с подружкой в кондитерской, терпкий чай, внезапно сразивший ее сон… Дорога, карета, завязанные глаза, крепко перехваченные грубой веревкой запястья… Нет, отец не мог так сделать…
Вскоре работа закончилась, а желание отвлечься от терзающих душу опасений осталось. Анна присела на кровать, посмотрела на лежащий на столе кусок сыра, но почувствовала не голод, а тошноту от одного вида еды. Нет, ей хотелось не есть. Плакать. Желательно на груди у отца.
По щеке скользнула слезинка. Аня закуталась в теплую серую шаль и легла на кровать, закрыв лицо ладонями. Теперь, когда она осталась наедине с собой, все произошедшее за последние сутки навалилось на сердце гранитной глыбой; сомнения, страхи, тоска, жалость к себе и отцу, необходимость осознать и принять произошедшее и смириться с ним — подобные эмоции заполнили все ее существо, накрыли ее с головой, заставили горько рыдать, орошая слезами пахнущую лавандой подушку.
Скрипнула дверь. Бер настороженно замерла.
В комнату вошли двое. Уже знакомый девушке голос Ирины Белиной произнес:
— Твоя новая соседка — Анна.
В ответ недовольно фыркнули:
— Уже спит.
— Лучше пусть спит, чем бродит неизвестно где. Вот, передашь ей свод правил поведения в пансионате. Пусть ознакомится и вернет. И скажи ей, что спать в платье — дурной тон.
— Да, наставница.
Женщина вышла. Анина соседка подождала, пока ее шаги стихнут, и тоже покинула комнату.
Аня перевернулась на другой бок, лицом к стене, спиной к возможным посетителям, и задумалась, что за дети здесь воспитываются, как они здесь оказались, и почему мальчики и девочки обучаются вместе, если это дозволено только с двадцати лет, а пансионаты обучают как раз до двадцати…
За рассуждениями, чтобы сказал папа на это вопиющее нарушение норм обучения, Аня и заснула.
Тяжелый день закончился. Первый из многих…
Колокол трезвонил и трезвонил, не давая вернуться в объятия сна. Аня кое-как разлепила веки и поискала глазами горничную.
Но той не было. Как не было уютной спаленки с золотыми обоями, розовых кустов за окном, и домашнего халата на спинке резного стула из ирденского дерева…
Высокая статная девушка в пансионатском синем платье деловито завязывала передник. Волосы ее уже были собраны в две косы, а с мокрых ресниц капала вода.
— Вставай давай, неженка, — буркнула она, увидев, что новенькая проснулась. — Опоздаешь на завтрак.
Аня вскочила с кровати. Заглянула в графин, но тот был пуст.
— Воду на умывание надо приносить самой с вечера, — пояснила соседка, переходя к зашнуровыванию ботинок. — Выносишь за собой тоже сама. Расчесываешься, штопаешь порванное платье, с…
— Сама, — догадливо продолжила Аня. Отыскала расческу, ленты и принялась заплетать косы.
Соседка фыркнула.
— Я — Алина Перьева. Ты, насколько мне известно, Анна.
— Да, Анна…Бер.
Сделанную Аней паузу невозможно было не заметить, но Алина не стала ничего спрашивать. Взяла со своего стола стопку листов, кинула Анне на колени.
— Свод правил. Ознакомься. Крыса оставила специально для тебя. Столовая на первом этаже Корпуса, правая дверь. Времени у тебя немного.
Бер кивнула, но соседка не ждала от нее ответа — подхватила плащ с крючка и вышла в коридор. Дверь за ней закрылась бесшумно.
"Петли хорошо смазаны," — отметила про себя Аня, одевая передник.
Решив, что сегодня она обойдется без умывания (ей еще предстояло найти место, откуда можно набрать в графин воды), Анна взяла плащ, тетрадь с грифелем и вышла в коридор. Никого. Осторожно ступая по крутым ступенькам винтовой лестницы, она спустилась вниз.
Справа от входной двери находилась огромная бочка с водой. Рядом с ней стоял кто-то неизвестный, судя по штанам, мужского пола. Руки незнакомца вцепились в край бочки, голова же…безвольно плавала в воде.
До сего дня Аня никогда не видела мертвецов. Почти никогда. И вполне естественно, что от испуга она громко, визгливо вскрикнула. Незнакомый труп дернулся, поднял из воды голову и уставился на девушку красными глазами.
— Да дайте…ик…напиться!
С темных коротких волос ему на плечи лилась вода, отчего рубашка в мгновение ока прилипла к худому торсу мертвеца.
Из двери, находящейся сбоку от лестницы, появился еще один юноша: невысокий краснощекий крепыш, сосредоточенно жующий кусок сыра.
— Упырь, ты чего людей пугаешь? — весело спросил он товарища, попутно подмигнув Ане.
— Я не пугаю, ик, я пью, — сообщил тощий и опять окунул голову в воду.
— Опоздаем, Павел! — Нетерпеливо заметил крепыш, почесав кучерявую макушку. Бер наконец осознала происходящее и отмерла. Нет, сюда не пробралось чудище из леса, просто, судя по всему, кто-то вчера умудрился напиться
