Мальчишка с индейкой воззрился на его кружку.
— Вот это да! А, нет — дешевка!
— Все равно как швырнуть индейку в окно. На такое замечание мальчишка ухмыльнулся и сунул в рот бечевку капюшона от своей куртки.
— Почему ты это сделал?
— Потому что отец мой подонок и тот еще фрукт.
— То, что это не приз в рождественском конкурсе на звание лучшего отца года, я догадался. Но как это тебе в голову пришла индейка?
Мальчишка передернул плечами.
— Мама велела вытащить ее из морозильника, — сказал он как бы в объяснение.
— Но каким образом она очутилась на полу папиной гостиной после того, как ты вытащил ее из морозильника?
— Почти весь путь проехала у меня на руках, а в конце сама полетела, по воздуху.
— Когда должен был состояться рождественский обед?
— В три часа.
— Я имел в виду, на какой день он был намечен. Чтобы разморозить пять фунтов индюшатины, требуется минимум сутки. В вашей индейке пятнадцать фунтов. Если вы собирались есть индейку сегодня, надо было вытащить ее три дня назад.
— Да плевать, какая разница? — Мальчишка глядел на Рэфи как на полоумного. — Что, если б ее бананами начинить, лучше было бы, что ли?
— Я это к тому, что, если б ты вытащил индейку из морозильника вовремя, она успела бы оттаять, не была бы такой твердой и не пробила бы стекло. А значит, присяжные могут усмотреть в твоих действиях умысел. Что же касается бананов, то сочетание их с индейкой — рецепт не слишком удачный.
— Нет, никакого умысла у меня не было! — воскликнул мальчишка, и это прозвучало совсем по-детски.
Рэфи допил свой кофе и взглянул на подростка.
Мальчишка поглядел на поставленную перед ним чашку и поморщился.
— Кофе я не пью.
— Ладно. — Взяв со стола пластмассовую чашку, Рэфи опрокинул ее в свою кружку. — Еще не остыл. Спасибо. Так расскажи мне, как все это было утром. Что на тебя нашло, сынок?
— Вы же не та жирная сволочь, в чье окно я пульнул этой птицей, так нечего меня и сынком называть! И вообще, что это — допрос или сеанс у психотерапевта? Вы обвинение мне собираетесь шить или как?
— Посмотрим, не собирается ли предъявить обвинение тебе твой отец.
— Не собирается. — Глаза мальчишки забегали. — Не сможет! Мне еще шестнадцати нет. Так что если вы не отпустите меня сейчас, то лишь время потеряете.
— Я и так потерял его достаточно из-за тебя.
— Сегодня Рождество. Небось, других дел у вас сейчас и нет. — Он покосился на животик Рэфи. — Кроме как булочки жрать.
— Да вот — удивительное дело…
— Ну-ка, ну-ка, удивите!
— Утром один юный кретин швырнул в окно индейку.
Глаза у мальчишки опять забегали и остановились на настенных часах.
— Куда же это мои родители запропастились?
— Счищают жир с пола.
— Это не родители. — Он сплюнул. — Она, по крайней мере, никакая мне не мать. И если он приедет забирать меня вместе с нею, я с места не сдвинусь!
— О, я сильно сомневаюсь, чтобы они приехали забрать тебя к себе в дом. — Сунув руку в карман, Рэфи вытащил оттуда шоколадную конфету. Развернул ее, громко шурша оберткой в тишине комнаты. — Ты обращал внимание, что последними в коробке всегда остаются клубничные? — Он с улыбкой кинул конфету в рот.
— Ну, вы-то небось и клубничные сожрете!
— Твой отец и его подруга…
— Проститутка паршивая, — прервал его мальчишка и, наклонившись к магнитофону, добавил: — Можете и это записать!
— Вот для того, чтобы передать дело в суд, они приехать могут.
— Папа не посмеет, — хрипло сказал мальчишка и досадливо вскинул глаза на Рэфи.
— Но он подумывает об этом.
— Нет, неправда, — захныкал мальчишка. — А если так, значит, это она его науськивает. Сука!
— Скорее это из-за того, что в гостиной у него теперь идет снег.
— Ей-богу? Идет снег? — И снова это прозвучало очень по-детски. Глаза подростка расширились от радостной надежды.
Рэфи пососал конфету.
— Многие предпочитают шоколад кусать, грызть. По мне, так сосать вкуснее.
— Пососи-ка лучше знаешь что? — мальчишка тронул свою ширинку.
— Такие слова ты своим дружкам говори!
— Я не педик! — обиделся мальчишка. И тут же подался вперед, снедаемый детским любопытством: — Нет, серьезно, там у него в гостиной снег идет? Вот бы посмотреть! Опустите, а? Я бы только в окно глянул!
Рэфи проглотил конфету и, опершись локтями о стол, строго сказал:
— Осколки оконного стекла попали на десятимесячного ребенка.
— Да? — недобро усмехнулся мальчишка. Он откинулся теперь на спинку стула, но вид у него стал настороженный. Он тронул заусенец на пальце.
— Младенец находился возле елки, когда туда шлепнулась индейка. К счастью, обошлось без ранений. Я имею в виду ребенка. Индейка как раз пострадала. Думаю, для праздника она теперь не годится.
Мальчишка, похоже, ощутил некоторое облегчение и вместе с тем замешательство.
— Когда мама приедет забрать меня?
— Она уже выехала.
— Девушка с большими буферами, — согнув пальцы чашечками, он прижал их к груди, — уже два часа, как сообщила мне это. Да, кстати, что это у нее с лицом приключилось? Вы что, поцапались? Милые бранятся?
Рэфи не понравилось то, как мальчишка говорит о Джессике. Он нахмурился, но постарался сдержаться. Не стоит этот паренек его нервов! А рассказывать-то ему стоит?
— Наверное, твоя мать едет потихоньку. На дорогах скользко.
Мальчишка взвесил его слова и как будто забеспокоился. Он все теребил заусенец.
— Слишком уж большая была эта индейка, — проговорил он после долгого молчания. Сжал в кулаки руки на столе и опять разжал их. — Она купила такую же, как всегда покупала, когда он еще с нами жил. Думала, может, он вернется.
— Мама твоя на это надеялась, — проговорил Рэфи скорее как утверждение, чем вопросительно.
Мальчишка кивнул.
— Когда я вытащил ее из морозильника, у меня прямо в голове помутилось. Уж слишком она была громадная.
И опять молчание.
— Я не думал, что она разобьет стекло, — сказал мальчишка уже тише и глядя в сторону. — Разве можно себе представить, что индейкой высадишь окно?
Он вскинул глаза на Рэфи, и в них было такое отчаяние, что Рэфи, несмотря на серьезность ситуации, не смог скрыть улыбки — с такой искренней досадой это было сказано.
— Я хотел только напугать их. Знал, что они там собрались, разыгрывают семейную идиллию.
— Ну, теперь-то игра в идиллию кончена. Мальчишка промолчал, но словно расстроился, и Рэфи сказал:
— Но пятнадцатифунтовая индейка для троих — это немного чересчур, правда же?
— Знаете, этот подонок-папочка жрет дай бог как!
Рэфи решил, что зря теряет время. С него довольно. Он встал, чтобы уйти.
— Папина родня тоже каждый год приходила, — добавил мальчишка в попытке удержать Рэфи. — Но на этот раз они решили не являться. А нам вдвоем куда такую громадину! — вновь повторил он и покачал головой. Он отбросил притворную браваду и говорил теперь совсем иначе. — Когда же мама наконец приедет?
Рэфи пожал плечами.
— Не знаю. Наверное, когда ты выучишь свой урок.
— Но сегодня же Рождество!
— В Рождество тоже можно кое-что выучить.
— Уроки — это для малышей. Рэфи улыбнулся такому замечанию.
— Разве не так? — Мальчишка сплюнул, как бы обороняясь.
— Вот я сегодня получил кое-какой урок и выучил его.
— А-а, об отсталых и переростках я не подумал!
Рэфи направился к двери.
— Так какой же это был урок? — торопливо спросил мальчишка, и по тону его Рэфи понял, что он не хочет оставаться в одиночестве.
Помедлив, Рэфи обернулся, понурый, грустный.
— Неприятный урок, должно быть.
— Скоро убедишься: уроки другими не бывают.
Мальчишка сидел нахохлившись, расстегнутая куртка с капюшоном сползла с плеча, сквозь грязные длинные патлы проглядывали розовые ушки, на щеках — россыпь розовых прыщей, а глаза — синие, ясные. Всего лишь ребенок.
Рэфи вздохнул. Как бы до времени не отправили в отставку за этот рассказ. Он придвинул к себе стул, сел.
