Мальчишка подался вперед и взглянул на него со злорадством: это внезапное проявление чувства лишь позабавило его.
— Но денег можно заработать вновь, и все это знают.
Рэфи тут же опомнился и поднял глаза на мальчика, словно только сейчас заметил его присутствие в комнате.
— Вот почему время и ценнее, не так ли? Оно дороже денег, дороже всего на свете. Время нельзя заработать вновь. Прошедший час, прошедшие недели, месяцы, годы уже не вернешь. Лу Сафферну не хватало времени, и Гейб добавил ему еще немного, чтобы помочь ему завершить все дела как положено. Вот в чем состоял его подарок. — Сердце у Рэфи колотилось как бешеное. Он опустил глаза к чашке с кофе и отодвинул ее, чувствуя, как в груди опять что-то сжалось. — Чтобы можно было все исправить и наладить, прежде чем…
Задыхаясь, он ждал, пока отпустит спазм.
— Думаете, сейчас уже поздно? Ну, вы понимаете… — Мальчишка повертел в руках завязку капюшона и смущенно пробормотал: — Ну, чтобы мне исправить все с моим…
— С твоим отцом?
Мальчишка пожал плечами и отвел глаза, не желая ответить утвердительно.
— Исправить никогда не поздно. — Рэфи неожиданно осекся, словно от какой-то внезапной мысли, потом кивнул, как бы окончательно с ней соглашаясь. Шаркая ногами по полу, он отодвинулся на своем стуле, встал:
— Погодите, куда это вы?
— Наладить кое-что, сынок. Исправить. Хорошо бы ты сделал то же самое, когда появится твоя мама.
В ответ на это голубые глаза парнишки заморгали, и в них сверкнуло детское наивное простодушие, ранее заслоненное гневом и смятением.
Рэфи шел по коридору, на ходу ослабляя галстук. Он слышал, что его окликнули, но не остановился. Вышел из служебных помещений в приемную, пустовавшую в этот рождественский день.
— Рэфи! — Его догоняла Джессика.
— Да. — Он наконец обернулся, чуть запыхавшись.
— Вы хорошо себя чувствуете? У вас вид, как будто вы привидение увидели. Что-нибудь с сердцем? Все в порядке?
— Я прекрасно себя чувствую, — сказал он. — Все нормально. Что ты так взбаламутилась?
Джессика, прищурившись, смерила его взглядом. Она догадывалась, что он лжет.
— Это мальчишка так вас расстроил?
— Нет. С ним все в порядке. Теперь он ласков, как котенок.
— Тогда куда вы так припустили?
— Куда? — Он посмотрел на дверь, готовясь придумать еще одну ложь, подобную тем, что он говорил всем уже десятый год. Но вздохнув долгим вздохом с облегчением, в котором он отказывал себе все эти годы, он сдался, и правдивый ответ, впервые сорвавшись с языка, смутил его и в то же время снял с него огромный груз.
— Я собираюсь домой, — сказал он, внезапно словно постарев. — Я хочу сегодня закруглиться пораньше, чтобы поспеть домой к жене. И к дочке.
— У вас есть дочь? — с удивлением спросила она.
— Да, — просто, но с чувством ответил он. — Есть. Она живет там, наверху, в Хоуте. Вот почему вечерами я там патрулирую. Чтобы видеть ее. Хотя она этого и не знает.
Они глядели друг на друга, чувствуя, что этим утром в жизнь их вторглось нечто странное, навсегда изменившее их обоих.
— А у меня муж был, — наконец выговорила она. — До автокатастрофы. Я была там. Держала его за руку. Как и сегодня утром. — Она проглотила комок в горле и понизила голос. — Я всегда говорила, что отдала бы все на свете, чтобы подарить ему еще хоть несколько часов. — И тут она решилась: — Я дала Лу таблетку, — сказала она твердо, глядя теперь прямо ему в глаза. — Я знаю, что не должна была этого делать, но таблетку я ему дала. Не знаю, правда или нет все, что нам наговорили об этих таблетках, — найти Гейба нам так и не удалось, — но если я помогла этим Лу провести еще несколько часов с семьей, то я счастлива и сделаю это вновь, если кто-то меня попросит.
Рэфи лишь кивнул, оценив оба ее признания. Он должен будет поместить все это в их совместный рапорт, но предупреждать ее об этом было излишне. Она и так это знала.
Они лишь глядели друг на друга, глядели пристально, но невидящим взглядом. Мысли их были далеко, обращенные в прошлое, к времени, которого не вернуть.
— Где мой сын? — тишину прервал нетерпеливый женский голос. Дверь открылась. Темнота озарилась светом. С ним в помещение проник холод улицы. На волосах женщины таяли снежинки. Когда она топнула ногой, с ботинок посыпался снег. — Он же еще ребенок! — со слезами в голосе вскричала она. — Ему только четырнадцать лет! — Голос ее задрожал. — Я послала его купить концентрат для подливки. А теперь индейка пропала! — Она говорила бессвязно, точно в бреду.
— Я займусь этим. — Джессика кивнула Рэфи. — А вы поезжайте.
Он так и сделал.
Бывают важные вещи, затрагивающие лишь немногих. И наоборот, какая-нибудь мелочь может затронуть большое число людей. Но и мелочь, и важное событие способны оказывать влияние на группы людей, образуя из них некую цепь. Происшествия могут сплачивать нас воедино — ведь все мы в общем-то из одного теста. Когда что-то случается, в нас пробуждается наша общность, соединяя нас с другими людьми гирляндой свечей на рождественском древе — оно может крениться, ломаться, но будет держать эту гирлянду свечей. Какие-то из них могут гаснуть, другие мигать, но прочие — гореть ярко и красиво, ибо все мы в единой цепи.
В начале нашего повествования было сказано, что это история о человеке, познающем людей. О человеке, который раскрывается и обнажает свою сущность перед всеми, кому это важно. И те, кто важен ему, раскрываются в свой черед. Вы подумали, что речь идет о Лу Сафферне, не так ли? Нет, речь идет о вас.
Урок сведен к общему знаменателю. Знаменатель найден: все мы соединены общей цепью. На кончике цепи болтаются часы, на циферблате которых отсчитывается время. Мы слышим негромкое тиканье этих часов, взрывающих тишину, мы видим и циферблат, но часто не чувствуем бега времени. Каждая прожитая секунда оставляет свою отметину на каждом из нас; она приходит и уходит незаметно, скромно, тает в воздухе, как пар от горячего рождественского пудинга. Обилие времени обдает нас жаром, время уходит, и нам становится зябко. Время, оно драгоценнее золота, дороже бриллиантов, дороже нефти, дороже всех земных сокровищ. Времени нам никогда не хватает, мы отвоевываем его в борьбе с самим собой, и потому мы должны тратить его с толком. Его не запакуешь в красивую коробку, не перевяжешь ленточкой, не положишь под деревцем под Рождество. Подарить его кому-то нельзя, но уделить, разделить с кем-то можно.
