Так впервые проявилось проклятие Нигейроса. Одна смерть повлекла за собой ещё четыре.
Госпожа Кенидес обвела слушателей строгим взглядом. Все сидели притихшие.
Старик Вандесарос спокойно спросил:
— Ну, и что же это доказывает?
— То, что над нашим родом нависло проклятие Нигейроса, и впервые оно проявило себя именно так, — ответила госпожа Кенидес, сохраняя торжественность.
— Извините меня, но я не вижу в этих смертях ничего сверхъестественного, — заметил Гонкур, хмурясь от необходимости обсуждать такой простейший вопрос.
— Вы хотите сказать, что Мигелина умерла естественной смертью? — несколько высокомерно осведомилась старая дама.
— Конечно, естественной, — ядовито подхватил инвалид. — Не понимаю, сестра, почему тебе так хочется свести всё к бесовским явлениям?
— Тогда попробуй объяснить, что было причиной её смерти, — снисходительно сказала госпожа Кенидес и улыбнулась молодому археологу, извиняясь за брата, помешавшего гостю высказаться, и одновременно прося быть снисходительным к слабостям старика. — Я уверена, что она увидела Нигейроса.
Господин Вандесарос понимал, что лишь присутствие посторонних вынуждает сестру выслушивать его мнение, не перебивая, и он пользовался благоприятным моментом, чтобы вбить если не в её, то хотя бы в юные, не потерявшие способность думать головы опровержение нелепых сказок о действенности проклятия.
— Ей показалось, только показалось, что она увидела Нигейроса, — объяснил он. — Бедной женщине столько всего пришлось вынести, что её нервы уже с молодости были расшатаны. Смерть братьев её потрясла, гибель сестры была ужасна, а затем последовала встреча с этим мерзавцем.
Все вздрогнули и посмотрели на госпожу Кенидес. Та сидела, кусая губы, напряжённая, готовая в любую минуту ринуться в бой, но сдерживаясь из опасения, что у гостей останется тяжёлое впечатление от яростных препирательств, к которым неминуемо сведётся спор, если она не сдержит гнев.
— Жизнь с Нигейросом её измучила, — продолжал старик уже мягче, тоже, по-видимому, опасаясь, что у сестры сдадут нервы. — А его смерть и всё, что тому предшествовало, способны довести до помешательства любого нормального человека. Вы понимаете, что она была уже не в себе, когда нашла портрет и не могла с ним расстаться? Кто знает, о чём она думала, запираясь в своей комнате и разглядывая изображение? Может, она вспоминала проклятие своего дорогого мужа, а может, представляла его живым. Если бы она с кем-нибудь делилась своими мыслями, ей было бы легче, но она замкнулась в себе и жила только своей внутренней жизнью, постепенно теряя связь с действительностью. Наконец, в одну не слишком прекрасную ночь ей приснилось или представилось, как он сходит с портрета. Она заорала, у неё, наверняка, началась истерика от ужаса, и после этого она уже не могла заставить себя успокоиться и жила в состоянии почти полного помешательства.
Старик Вандесарос прервал свою речь и обвёл внимательную аудиторию убеждёнными в своей правоте глазами.
— Понимаете, что это была помешанная? — проникновенно спросил он. — Она уже не могла оставаться одна в комнате. И не потому, что нуждалась в постоянной помощи. Она боялась. Боялась своих мыслей, видений, фантазий, воскрешающих умершего мужа. Присутствие сиделки отвлекало её, сковывало воображение, и так как её не оставляли одну длительное время, то она заметно успокоилась. Может быть, она прожила бы ещё какое-то время и умерла от слабости или болезни, но однажды ночью, ободрённая присутствием сиделки, она уснула, а проснувшись, обнаружила, что осталась в комнате одна. Наверное, её разбудил звук закрывшейся за сиделкой двери. Если бы она знала, что её одиночество продлится минуту-другую, не больше, она бы так не испугалась. Но внезапность перехода от полного покоя к панике оказалась роковой. Может быть, воображение вновь нарисовало образ Нигейроса, а, возможно, старуха услышала скрип ступенек под ногами сиделки или стук собственного сердца, и её больной фантазии представилось, как Нигейрос пробирается к её комнате. Тогда она закричала, поддаваясь необузданному страху и пугая себя ещё больше. Её ослабевший организм не смог выдержать такого испытания, и она умерла с выражением ужаса на лице. Ночная тревога и открывшееся тяжёлое зрелище гибельно подействовали на беременную женщину. Ребёнок рождается слабый и через полчаса умирает, а потом умирает и мать, что в те далёкие времена было совсем не редкостью. В это время старик, угнетённый смертью Мигелины, которая, хотя и проводила всё своё время в одиночестве и совершенно отдалилась от него, всё-таки была его матерью, горевал у себя в комнате. Шум и суматоха вокруг роженицы сильно его встревожили. Подозревая новые бедствия, он приподнимается, превозмогая внезапную слабость, чувствует, что ему становится совсем уже плохо, падает, ползёт к двери и умирает.
— Почему же он никого не позвал на помощь? — спросила Мигелина.
— Он звал, но его не слышали, — убеждённо ответил старик и продолжал. — А несчастье с ребёнком произошло по вине взрослых, которые были заняты не присмотром за ним, а обсуждением событий. Так что смерть Мигелины, и в самом деле, повлекла за собой четыре смерти, но совершенно незачем винить в этом Нигейроса.
— Я не знаю, как было на самом деле, дорогой брат, и ты этого не знаешь. Каждый волен думать по-своему. В конце-концов, я никого не убеждаю, а просто передаю легенду, — ответила госпожа Кенидес с видом такого превосходства, что Гонкур понял: старая дама готова опровергнуть слова брата продолжением истории.
Витасу надоело выслушивать длинные объяснения.
— Ну почему вы всё время спорите?! — так горестно простонал он, что все засмеялись. — Мама, рассказывай дальше, а то ты никогда не кончишь.
— Как тебе не стыдно перебивать старших? — строго спросила Мигелина.
— К тому же, ты знаешь эту легенду наизусть, — подхватил Каремас.
Клодия, по-видимому, уже успевшая поссориться с Витасом, злорадно смотрела на него.
— Я-то знаю, а господин Гонкур не знает, — ответил мальчик и обиженно повернулся к гостю.
Гонкуру показалось, что момент для нравоучений выбран не совсем удачный, но всё-таки поддержал попытку старших обуздать нетерпение ребёнка и печально покачал головой.
— Да я вовсе никого не перебивал, — стал оправдываться растерявшийся мальчик. — Мама уже закончила говорить, когда я попросил рассказать дальше. Дедушка, подтверди! — прибегнул он к спасительному средству.
— Я-то подтвержу, — нахмурив брови, ответил старик. — Подтвержу, что надо серьёзно взяться за твоё воспитание, а то ты совсем от рук отбился. Перебиваешь старших, грубишь, кричишь… нда!
Витас не ожидал, что интересный пересказ легенды сменится разбором его проступков и молчал с самой постной миной, какую ему только удалось состроить. Клодия наслаждалась происходящим, а Чорада изо всех сил сочувствовала приятелю.
Витас с отчаянием взглянул на Гонкура, а тот, не удержавшись, ему подмигнул, глаза старика весело поблёскивали, и мальчик уловил, с какими понимающими улыбками переглядывались остальные. Он сразу успокоился, но всё-таки пока не решался подать голос.
— Так кто же хочет услышать продолжение? — спросила госпожа Кенидес.
21
— В первый раз Нигейрос напомнил о себе именно так, — сказала хозяйка дома и в упор посмотрела на брата.
Старик не стал перечить, но демонстративно повернул своё кресло так, чтобы не видеть сестру.
— Вы обещали рассказать, почему от замка остались одни развалины, — напомнил Гонкур.
— Сейчас расскажу, — ответила старая дама, довольная вниманием гостя.
Она приготовилась было продолжать, но, очевидно, какая-то мысль пришла ей в голову, и она заявила неожиданно обидчиво:
— Я не уверена, что мой рассказ интересен всем.
— Мне очень интересен, — быстро сказал Медас.
Витас благоразумно промолчал.
— Тётя Оратанз, зачем вы спрашиваете? Вы же знаете, что всем, — сказала за него Клодия.
Чорада не произнесла ни единого слова, но с её лица не сходил болезненный интерес к малейшим деталям давней истории, и Гонкур вновь подумал, что взрослым следовало бы пощадить нервы девочки.
— Тогда слушайте, — смилостивилась госпожа Кенидес. — После событий, о которых я вам только что рассказала, в замке наступило временное затишье. Гитара перестала звучать, ночные шорохи, шаги, тени на стенах и другие странные явления прекратились, но никто не мог забыть ни о таинственной причине смерти пяти человек, ни о проклятии Нигейроса. Замок постепенно опустел, потому что мало кто решался жить в непосредственном соседстве с портретом. Остались только восемь человек: внук Мигелины, которого звали Тейнорос, его жена и сын с женой и четырьмя детьми. Я не буду называть остальные имена, так как это не имеет значения. А Тейнорос был немного похож на моего брата…
