— Хочешь, чтоб спросил?
— Ты все равно не поверишь и будешь надо мной ржать.
— Я и так буду над тобой ржать, если захочу!
Кирюха пощелкал тумблерами, и коридор вновь озарился тусклым электрическим светом.
— Да что же это такое! Юлька со мной не разговаривает, ты тоже!
— Может, на это есть причина? А, Софико?
Я задула свечу, и едкий дым тонкой струйкой полетел вверх. Я втянула его носом, и там сразу же защипало, а на глазах выступили слезы.
— Все меня бросили! — простонала я. — Даже поделиться не с кем!
— Чё со своим героем не поделишься?
Выронив свечу, я уткнулась лицом в ладони и отвернулась к стене. Не признаваться же Кирюхе, что Миша толком и не выслушал меня. Наши с ним встречи были волнующе-романтичны: полушепот, поцелуи и объятия, но мы никогда не разговаривали по душам. А мне жуть как не хватало таких разговоров! Тем более сейчас, когда что-то чужое и страшное пряталось за спиной, тяготило, довлело надо мной. Я никак не могла понять, как избавиться от этого.
— Сонь, — Кирюха осторожно потянул меня за плечо, — не надо. Не плачь.
Он снова попытался оторвать меня от стены, но я лишь отбрыкивалась.
— Давай выкладывай, что там у тебя произошло? А то уйду! — пригрозил он.
Испугавшись, я обернулась и схватила Кирюху за плечи, что есть мочи вцепившись пальцами, но он даже не поморщился.
— Сначала я сама не верила, — горячо зашептала я, — но все началось с того, как мы нашли те монеты! И серьги! Или когда духов вызывали? Кир, я ничего не понимаю…
— Ну а я как пойму? Давай по порядку.
Он усадил меня на диван в кухне и сел напротив. Давясь слезами и соплями, я рассказала ему обо всем, что меня мучило: о видении в клубе и на треке, о мрачном тяжелом предчувствии беды, о беспокойных снах, в которых кто-то бросал меня из окна. Не рассказала только, что мой убийца перед тем, как совершить злодеяние, в каждом сне страстно целовал меня.
— Скажи, Кир, а с тобой ничего такого не происходит?
Он покачал головой, и я сникла. Эгоистично, но мне было бы гораздо легче, если бы мы вдвоем оказались в этой мистической передряге. Как бороться в одиночку, я не знала.
— Думаешь, я схожу с ума?
Он снова покачал головой.
— Юлькина мама предположила, что это все из-за сережек, которые ты мне подарил.
— Это еще почему?
— Потому что они несут в себе зло, негативную энергетику, которой обладал их предыдущий хозяин. Хозяйка.
— Мы даже не знаем, кто был предыдущим владельцем клада, — заметил Кирюха.
— Мне от этого не легче!
— Может, тебе станет легче, если воспользуешься советом и перестанешь носить серьги?
Я не могла согласиться на это: серьги и я — неразрывное целое: избавившись от них, я боялась лишиться чего-то важного.
Обхватив голову руками, я пригнулась к коленям. Было слышно, как разговаривают на повышенных тонах соседи этажом ниже, как шипит включенный под чайником газ, как шумит ветер по крыше. Диван прогнулся — Кирюха пересел ко мне. Он положил теплую ладонь мне на спину, и от этого жеста захотелось рыдать: я чувствовала признательность и безысходную тоску.
— Не могу их не носить, — пробормотала я.
— Хочешь, я буду носить их вместо тебя?
Я подняла зареванное лицо и, поняв, что Кирюха шутит, улыбнулась. А потом засмеялась. И этот смех унял мое мятущееся сердце, ненадолго утихомирил бурю в душе.
— Какой ты хороший, Кир! — вздохнула я. — Понимаю, почему Юлька в тебя сразу по уши влюбилась!
Испугавшись, что сболтнула лишнего, я зажала рот ладонью. Но от Кирюхиного ошарашенного вида хотелось расхохотаться.
— Так что у вас с ней произошло? — не удержалась я.
— Софико, не лезь в чужую жизнь, тогда и твоя станет проще! — посоветовал Кирюха и уже не погладил, а довольно чувствительно похлопал меня между лопаток.
Глава 18. Тук-тук, кто там?
Приближались новогодние каникулы, но это меня вовсе не радовало. В школе дела шли хуже некуда: двоек у меня не было разве только по технологии. Юлька мне не звонила, я ей — редко, и все наши разговоры ограничивались ничего не значащими фразами. Кирюха при встрече на нейтральных территориях нашей квартиры держался отстраненно и нарочито холодно. Занятия в художественной школе я пропускала теперь так часто, что уже и не помнила, когда была там в последний раз. Какой смысл ходить на занятия, если неизвестно, выберут мою работу для участия в выставке или нет? А вот Миша всегда оказывался рядом и охотно приглашал на свидания, но почему-то только в неудобное мне время. Однако я соглашалась, меня неудержимо влекло к нему. День и ночь я думала только о нем. Засыпая, представляла нас вместе, вспоминала горький запах лимона… и почти каждую ночь просыпалась с криком, зажимая рот ладонью. Эти сны, в которых я выпадала из окна, разбивая спиной стекло, до того замучили меня, что даже отстраненный Кирюха бросил однажды утром, что я похожа на привидение.
В дополнение ко всем моим бедам Миша собирался уезжать с родителями на неделю в Таиланд. И мысли о скором расставании приводили меня в отчаяние!
— Соник, есть же Интернет! — в ответ на мои стенания утешал он.
Умом я понимала, что он прав, но сердцем не хотела отпускать ни на минуту.
Мы шли по заснеженному проспекту, тихий фиолетовый вечер искрил по сугробам и бросал под ноги чернильные тени. А снега было так много, что тротуар превратился в узкую тропинку. Но даже если бы дорога позволяла пройти целой шеренге, я бы все равно шла так же близко, стараясь попасть в такт его шагам. Мороз щипал щеки, и я уже не чувствовала собственный нос.
— Идем к тебе, Соник? — предложил Миша.
До сегодняшнего дня я упорно отказывалась приводить его домой: боялась показать ему, какая я на самом деле. Ведь то, как и где живет человек, отражает его сущность.
— Напрашиваешься? — я засмеялась, но сердце тревожно екнуло: сейчас или никогда!
На ходу я сгребла снег с припаркованной машины. Он крошился и не хотел лепиться в снежок, поэтому я просто запустила в Мишу пригоршню рассыпчатых сверкающих хлопьев.
— Ах так?! — притворно рассердился он.
Спасаясь от его мести, я шмыгнула в проходной двор и затаилась у стены. И когда мой преследователь появился, обрушила ему на голову целую охапку пушистого снега. В ответ он схватил меня и повалил в сугроб. От его поцелуев стало так жарко, что казалось, снег вот-вот растает и мы оба упадем на землю. Откинувшись на спину, я заглянула в прямоугольник неба, черный, как печная сажа. Звезды, похожие на сережки с голубыми камешками, ярко мерцали серебром. Я невольно потянулась ощупать одну: под краем вязаной шапки, на разгоряченной мочке, сережка была удивительно холодной.
Я зажмурилась, продолжая покручивать в пальцах прохладный металл. А когда вновь открыла глаза, мне вдруг показалось, что я не могу пошевелиться. В ушах стоял звон разбитого стекла, а во рту — солоноватый вкус крови. В ужасе я отдернула руку и резко села.
— Замерзла, Соник? — Миша поднялся и помог мне встать.
— Я хочу домой.
— Я тоже хочу к тебе домой, — улыбнулся он. — Отогреешь?
И я решилась. Пусть он придет ко мне, пусть увидит, как я живу, пусть между нами будет все, кроме недосказанности и непонимания!
На проспекте, возле входа во двор, стояла компания.
— Здорово, Куколка! — Рафик отделился от кучки парней. — Куда торопишься?
— Куда надо!
От него за километр несло спиртным. Сам он стоял чуть покачиваясь, куртка расстегнута, в потной ладони банка пива.
— Что ж ты, Куколка, от Лины убежала? Я тоже пообщаться хотел!
— С полицией пообщаешься! — Я храбрилась, а у самой душа уходила в пятки: лично Рафику я ничего плохого не сделала, но кто его знает, на что он способен и что наплела ему Лина?
— Ой, какие мы грозные! — беззлобно засмеялся он и перевел осоловелый взгляд на моего спутника. — А Жмурик-то в курсе, какой ты ему сюрприз ведешь?
