Там были латимеры. Столько латимеров сразу Тимур не видел никогда, и немудрено, что сначала он немного растерялся.
– Батюшки светы, – пропела латимера, сидевшая в кресле у окна. Она одна была видима, она да еще Стася, лежавшая пластом на диване. Лицо у нее было бледное, но Вагаев увидел, что ее нити ртутно поблескивают, и понял, что девушка спит. – Кто к нам пожаловал! Глеб! Кого ты к нам, дурак, впустил? Попросили тебя о такой ерунде, но ты и с этим не справляешься! Уведи его отсюда и убей.
В спину Вагаеву уставилось дуло ружья.
– Напрасно вы вернулись, доктор, – сказал Глеб. – Вы ведь были почти в безопасности.
Остальные латимеры безучастно смотрели на Вагаева. Впрочем, один из них вдруг поднялся. Это был старик, что само по себе казалось диковинкой. Среди латимеров почти не встречались старики. Этот же напомнил Вагаеву полковника Семенца – выправкой, уверенной посадкой головы, прямым и усталым взглядом.
– Это смотрящий, – сказал латимер. – Отпустите его. Смотрящего следует выслушать.
– Правило? Я отменяю это правило! Убей его, Глеб! – гневно возразила женщина в кресле.
– Ты пока не королева, Клара, – просто напомнил старик, и Вагаев понял: чтобы выжить самому и помочь Стасе, он должен обращаться к этому латимеру. Тимур поклонился, глубоко и с почтением, как принято кланяться старшим на ныхасе[4]. Выпрямившись, он снова ощутил дуло винтовки между лопатками, но недолго. Старик кивнул ему в ответ, и Глеб за спиной Вагаева отступил.
– Что тебе нужно, смотрящий? За чем ты пришел?
– Я пришел за этой девушкой, – Вагаев подбородком указал на Стасю. – И еще у меня есть основания полагать, что в этом доме взаперти держат еще, по крайней мере, одну девушку. Я прошу ее отпустить тоже.
– Как же! Сейчас! – издевательским тоном вскрикнула женщина в кресле, но под строгим взглядом старика умолкла.
– Клара, это так? Ты держишь в этом доме еще людей?
– Ну да, да! Они в подвале! Две жалкие девчонки! Ты же видишь, я слаба! Я умираю! Они нужны мне!
– Разве тебе недостаточно страданий этого мальчика, твоего сына?
– Он так ничтожен, – прошептала Клара, морщась, словно от боли. – Ему плюнешь в глаза – он считает это божьей росой. Он слишком безволен. Он не способен даже страдать. Мне противно причинять ему боль.
– Ты напрасно поступила так. Тебе придется выпустить девушек.
– Но тогда я… исчезну!
– Что ж, на то ее воля, – закивал головой старик. – Ты нарушила порядок, и мы должны все исправить. Что касается этой девушки… Смотрящий, ты просишь слишком многого.
– Я исполняю волю белой королевы, – быстро сказал Вагаев. Ему показалось, он нашел нужные слова.
– Это важный аргумент, – одобрительно улыбнулся старик. – Но белая королева ушла. Теперь у нее есть все, о чем она мечтала. Все, что ей было нужно. А нам нужна эта девочка. Прежде всего – Кларе. Правда, я уже не уверен, что Клара достойна того, чтобы стать королевой. Но…
И он указал в сторону Стаси.
– Она сама могла бы стать королевой. Понимаешь, смотрящий? Королевой! Она вершила бы судьбы! Она правила бы тонким миром…
Старик говорил шепотом, но та, кого он назвал Кларой, все равно услышала и крикнула:
– Нет! Только не она! Только не эта дрянь! Я! Я! Должна быть королевой я!
– Замолчи, – приказал старик, не глядя на нее. – Ты слишком сильно этого хочешь, вот в чем дело. Королеве это не подобает. Королеве должно быть немного все равно. А теперь молчи, я буду говорить со смотрящим. Итак, ты не хочешь, чтобы она стала нашей? Желаешь забрать ее? Но как ты выкупишь ее? Что дашь взамен?
– Что есть у меня моего – все возьмите, – ответил Вагаев.
– Не так уж и много есть у тебя, смотрящий, особенно из того, что нужно нам. Но кое-что есть. Ты перестанешь быть смотрящим, вот наша цена.
– Я согласен, – заторопился Вагаев, едва дослушав его.
– Подожди. Ты не умеешь торговаться. Знаешь ли ты, что ты перестанешь видеть не только нас?
Вагаев не сразу понял, о чем он говорит. Но свет, который он чувствовал даже во тьме, свет, не имеющий ничего общего ни с лампами, ни с киловаттами, вдруг замерцал, прервался на несколько мгновений, появился, снова исчез… И исчезла вместе с линией света какая-то необъяснимая уверенность, померкло какое-то главное знание… Но и когда до него дошло… Торговаться он не собирался.
– Забирайте. И отдайте мне ее. Но где гарантия, что вы дадите нам уйти?
– Тебе мало моего слова? – нахмурился старик.
– Я не знаю, кто вы, почтенный. Вы у них… главный?
– У них нет «главного». Они свободны. Я лишь наблюдаю, чтобы они не навредили друг другу. Я – наблюдатель. Но я могу попросить, и, быть может, они снизойдут к моей просьбе.
Только сейчас Вагаев догадался посмотреть на других латимеров. Судя по всему, они принадлежали к элите, к верхушке невидимого мира. Они не внушали ему ни страха, ни отвращения, и впервые Тимур с удивлением подумал, что, пожалуй, ему интересен этот мир, эти люди. Жаль будет вот так расстаться с ними, ничего толком о них не узнав. Единственное исключение – Клара. Она вызывала его презрение и одновременно жалость. По некоторым признакам – провалившиеся виски, иссохшая шея – он определил, что она очень больна. Вероятно, онкология. И он даже хотел сказать этой женщине, что ей немедленно нужно лечь в больницу, там помогут, облегчат ее страдания… Но Клара не дала ему укрепиться на вершине всепрощения, она поднялась и шагнула к Стасе. Исхудавшие пальцы потянулись к горлу девушки. Вагаев оттолкнул сумасшедшую, поднял Стасю на руки. Оказалось, она прикована за руку к батарее.
– Ключ! – потребовал он.
– У Глеба, – коротко ответил старик.
Вагаеву не хотелось оставлять Стасю ни на секунду, но латимеры не трогались со своих мест, и ему пришлось действовать самому. Он вышел из комнаты и сразу увидел сидящего на полу Глеба. Глаза у парня были дурные, зубы стучали. Нити над его головой вяло тлели. Он испытывал боль и гнев, но в едва ощутимой степени, как бы сквозь какую-то пелену. Кажется, он нашел уже способ избавиться от них.
– Дай ключи, Глеб. – И тут Тимур Адамович обнаружил, что парень так и не выпустил из рук ружье.
– Не подходите, – ровным, отстраненным голосом сказал охранник «Импланта». – Отстаньте от меня все! Я к ней так… А она так… Всю жизнь мне испортила… Я думал, она меня любит. Все ж таки мамка родная. А она вон как…
Он шевелил пальцами босых ног, торчащих из-под халата, и Вагаев понял, что именно собирается сделать этот глупый мальчик, раздавленный амбициями своей бездушной матери.
– Глеб, не надо. Мы все можем исправить.
– Да ладно, – ответил ему Глеб, вложил в рот дуло и ловко большим пальцем ноги нажал на курок.
Вагаев отыскал в кармане его халата ключ. Зачем-то снял с Глеба очки, положил их рядом. Потом вернулся в комнату.
– Ваш сын застрелился только что, – сообщил он Кларе. Та только повела бровью. Вагаев отстегнул руку Стаси от трубы.
– А та девушка? Те девушки?
– За ними уже пошли, – кивнул старик. – Пора платить, смотрящий. Твой дар – твоя боль. Твой дар – твое страдание. Позволь, я заберу его у тебя.
Старик простер к Вагаеву обе руки, словно исполняя некий обряд. И Вагаев протянул ему руки.
В одну секунду все было кончено. Комната опустела. Только у окна раскачивалось пустое кресло. Оно скрипело. Ледяной дождь хлестал в окна. Вагаев взял Стасю на руки. Как она себя чувствует? Но он не знал. Он не видел нитей у нее над головой. Он ничего больше не видел. Он почувствовал себя слепым. Ему захотелось закричать и заплакать. Но Вагаев помнил, что в комнате много людей, и все смотрят на него. Тимур вышел из дома со своей ношей.
– Уходите отсюда, – сказал он, не оборачиваясь. – Скоро здесь будет полиция.
Девушки ждали своего избавителя у машины. Алина плакала в голос. Вторая, незнакомая, похоже, была в шоке. Вагаева снова охватило отчаяние. Он слеп, слеп, как крот! Он не знал, что с этими девушками, как они себя чувствуют по-настоящему, и боялся, что не сможет им помочь.
Он усадил девушек на заднее сиденье. Незнакомка села и сразу закрыла глаза, как будто сильно устала. Алина сквозь рыдания принялась причитать:
– Все, доктор? Все кончилось? Вы нас спасли?
– Конечно, он нас спас. Так и должно было быть, – ответила за него Стася.
Вагаев затормозил возле знакомого гаишника, вышел из машины и некоторое время говорил с ним. Потом они двинулись дальше.
Они ехали в город, на лобовое стекло падал снег. Начиналась зима.
Вагаев крутил руль и думал, что все пройдет. Боль уймется. Он научится видеть мир по-новому. Как все, как нормальные люди. Это как в комнате, где вдруг выключился свет. Нужно только подождать, когда глаза привыкнут к темноте. И тогда появится тот свет, который не дает темноте поглотить тебя. О нем сказано в одной мудрой книге.
