Я вспомнила кошмары, после которых просыпалась в поту и с диким криком...
- и ты никак не мог дать знать...
- Нет.
- Почему ты пришел именно сейчас?
Даниэль пожал плечами.
- Потому что теперь можно.
- Раньше было нельзя?
- Нельзя. Моя искра была для тебя чужой. Как и мой дар. А теперь это уже твое мастерство. Не пода-ренное. Наоборот, талант - это как свеча, горящая в душе художника и освещающая для него мир. Раньше я горел для тебя. А теперь ты сама сможешь так. И даже еще лучше. Твой дар тоже проснулся, теперь ты сияешь, а моя свеча почти потухла. Когда я уйду - она уйдет со мной. Эту меру таланта я могу вынести. А ты - ты будешь нести свою ношу. Свою искру...
Я хлопала глазами, как сова. В голове просто не укладывалось. А язык вне зависимости от меня, ляпнул первое попавшееся:
- Надеюсь, я не стану авангардисткой?
Даниэль чуть улыбнулся.
- Никогда не понимал этих людей. Художник должен показать людям красоту мира. А они показыва-ют, как они ее видят. Может, это и хорошо, только не для всех. А настоящая красота, красота безус-ловная - это не китч, не надрыв, не авангард и не арьергард. Это когда висит на стене простой рису-нок - вроде бы и есть-то пять линий, и те карандашные, и кое-как растушеваны, а все же глаз не ото-рвешь. Профессор пройдет - заглядится, нищий - залюбуется. Или портрет. Ни красивой одежды, ни богатого убранства, одно лицо, а только смотришь - и все-все об этом человеке понимаешь. До по-следней мысли до последнего вздоха. И в песне так, и в музыке... да везде! Красота - она не всегда сложная. Наоборот... Не станешь ты авангардистом. А вот гореть будешь. Хоть и проклянешь меня за это сто раз.
- Никогда! Если бы ты знал, как я тосковала, как мне было плохо без тебя...
- Связь с умершим человеком ни для кого еще легкой не была. Я тоже пытался докричаться до тебя - и не мог.
- Почему?
- Ты еще не принимала себя.
- А сейчас приняла?
- раньше для тебя существовали два мира. И ты разрывалась между обоими. А теперь они начали сли-ваться. И я смог прийти. Твой огонек зажегся - и я могу уйти.
Я сжала виски ладонями. Я ничего не могла понять. Но разве это важно? Любимый человек рядом со мной. И можно сказать так много...
- Я пришел попрощаться.
Слово упало ножом гильотины. Воздух застрял в груди колючим шариком.
- По... проща... ть... ся?
Нет! Не отпущу!!!
Но Даниэль только покачал головой.
- Я ведь мертв. Я обязательно вернусь на землю, но мы с тобой больше не встретимся. Никогда.
Я всхлипнула. Но вампир был неумолим.
- Прими это как данность. Я - умер. Ты жива. И должна жить. Ради меня. Ради того огонька, который зажегся в твоей душе. Ты еще будешь счастлива. А меня... я не стану просить, чтобы ты меня забыла. Я слишком эгоистичен. Зато я попрошу о другом.
- О чем?
- я попрошу тебя не сердиться на Славку. Он действительно не мог помочь тогда.
- Я знаю. Он не виновен в твоей смерти.
- Ты умница, Юля. Как ты думаешь, если бы мы встретились раньше...
- Если бы ты не умер...
- Я тебя все равно люблю. Я ухожу, но буду тебя помнить. И ты будешь помнить меня. Но жить дру-гой жизнью. И это правильно. Не казни себя. Довольно.
Я всхлипнула. Потерлась щекой о скользкую ткань рубашки. И на миг ощутила биение его сердца. Такого... живого...
- Почему - так!?
- Так правильно. А теперь - отпусти меня. Пожалуйста.
Я могла бы сказать многое. И что не отпущу. И не хочу. И мне будет плохо. И...
Могла бы. Только не стану. Никогда.
Я поднялась с его колен и встала во весь рост. Наклонилась - и на миг прижалась губами к его губам. Сладко закружилась голова. Даниэль ласково погладил меня по щеке.
- Так надо, любовь моя. Отпусти меня - и живи.
Я вытерла набежавшую слезу. Чего мне это стоит? Но я - Леоверенская. Пусть даже небо падет на землю - я буду держать голову высоко, а спину - прямо. Я - должна.
- Даниэль, я люблю тебя. Уходи - и будь счастлив в новом рождении.
Вампир даже не поднялся с камня. Море шумело. А силуэт Даниэля выцветал и выцветал. Словно на рисунок, выполненный на стекле, кто-то плеснул водой - и теперь он размывался. Становился все бо-лее прозрачным. Вот шевельнулись в улыбке губы. Блеснули на прощание сталью серые глаза. И - все.
Я осталась одна на морском берегу.
Уже навсегда.
И тогда я упала на колени - и разрыдалась так горько, как никогда не плакала от ночных кошмаров.
Теперь действительно все было кончено. Счет оплачен и закрыт. Я его никогда не увижу. Я его нико-гда не забуду...
***
- Юля, Юленька, очнись...
Шарль тряс меня за плечи, заставляя вернуться в реальность. Но это не помогло. Я прижалась лицом к плечу дракоши - и разревелась в тридцать три ручья уже в реальности.
Прошло не меньше часа, прежде чем я пришла в себя. Но рассказывать о своем сне отказалась. Узна-ет только Мечислав. Потом. Попозже. Когда я буду готова окончательно оплатить свой счет.
Небо чуть посветлело, когда дракоша опять уснул.
А я лежала рядом, стараясь его не разбудить - и тихо хлюпала носом.
Оказывается, Даниэль хотел отдать мне свой талант. И отдал. Но вместе с талантом - остался и сам. Даже уйти не смог.
Теперь мне было понятно, почему я не могла отпустить его. Почему не могла ближе сойтись с Мечи-славом, почему боялась самой себя...
Это - нормально. И правильно.
Сейчас я свободна. Свободна от чужого огня, который выжигал меня. От чужого разума, который был связан с моим. От чужой силы. И постепенно проявится мой талант. Мои чувства. Моя жизнь.
Теперь - только моя.
И я очень сильно должна Мечиславу. Если бы я не была связана с ним, я бы оказалась связана с окон-чательно умершим вампиром. Я была бы уже мертва. Он не давал мне сойти с ума. Поддерживал. При-нимал на себя часть моего безумия. Не давал замкнуться в тоске и горечи.
Наша связь очень помогла мне.
Сейчас я намного лучше понимала, что такое - Печати. Это действительно, когда тело, разум, ду-ша - все делится на двоих. Беру я толстенную цепь - и сковываю двоих вместе. И никуда им друг от друга не деться. Ни в жизни, ни в смерти.
Хорошо, что Даниэль смог уйти.
Он ушел...
От этой мысли слезы потекли еще сильнее. Я резко вытерла их углом одеяла.
Я не буду об этом думать. Лучше я подумаю об этом завтра. Но и уснуть уже не смогу. Есть два вари-анта. Либо отправиться в гостиную и просидеть до утра в интернете, либо просто полежать.
Сидеть не хотелось. Но если просто лежать... о чем бы таком подумать?
А хотя бы о приезжающих родственниках.
Ох.
Лучше б это действительно был Альфонсо да Силва.
***
История нашей семьи требует еще небольших пояснений.
У деда родных не осталось, это так. Но у моей бабушки они были. А у мамы во время войны вообще уцелела вся семья. Так что у меня были и двоюродные и троюродные братья и сестры. А еще у мамы были брат и сестра. Тамара и Петя. Тамара - старшая, потом родилась мама, а потом и дядя Петруша. Почему Петруша?
Дядя, откровенно говоря, производил на всех странное впечатление. Я никогда не видела более жи-вого и веселого человека. Имя Петр ему просто не подходило. Как не подходило бы оно веселому кло-уну Петрушке. Я просто обожала, когда он заявлялся в гости. Он готов был высмеивать - все. Телеви-дение, газеты, рекламу, прохожих, собак, троллейбусы и трамваи. Я сильно подозревала, что он не перестанет шутить и после смерти. Причем все это выходило у него настолько беззлобно...
На него не обижались даже сами вышучиваемые. С ним было легко и весело, вне зависимости от то-го, кто ты - старик или ребенок. И в пару ему попалась тетя Вика - своего рода дар Божий. Она пони-мала любые шутки. И в принципе не умела на них обижаться. Она работала учителем в начальной школе - и все дети обожали ее. Дядя Петя работал адвокатом в одной из многочисленных контор - и его обожали все судьи города. Из-за его грамотности - и из-за едкого и острого, но беззлобного языка. На него просто нельзя было обидеться. Кто знает, возможно, поэтому его и не пристрелили в девяно-стые, как некоторых юристов.
Одним словом, когда приезжали Петруша и Викуша - дом наполнялся шутками и хохотом.
А уж их дети - Коля, Толя и Поля вообще были готовым коллективом клоунов. Причем - тройняш-ками. И хочу заметить, что Поля - это Аполлинер. В честь французского поэта. Здоровущие и светло-рыжие нахалы могли свести с ума кого угодно.
Одним словом - об этой ветви семьи стоило бы рассказывать часами.
Но - увы.
К нам ехали не они. А теть Тома.
Надо сказать, у моих бабки и деда по материнской линии, получились очень интересные дети. По-глядел Бог на Тому, понял, что так издеваться над людьми нельзя - и создал мою мать. Поглядел на них еще раз, решил, что Тому так просто не уравновесить - и создал Петрушу.
Но если Петруша был прикольным парнем, то тетя Тома...
Теть Тома, она же Тамара Борисовна Старкова, была самой жуткой из всех известных мне теток.
