открылось жуткое зрелище, душераздирающее.
Рука была похожа на разваренную сосиску, которая полопалась и ее старательно сшили обратно. К слову, сшили весьма аккуратно, мелкими стежками. Что-то мне подсказывало, что этим тоже занималась рубежница.
Инга кивнула сама себе, словно нечто подобное и ожидала увидеть. Затем намазала конечность двумя видами мази и снова обложила листьями, только теперь свежими.
— Эта трава с Изнанки, редкая. Пара дней и рука будет как новая. Самое главное, не мочи ее. Затем снимем швы и все.
— Еще скажи, что даже шрамов не останется.
Рубежница посмотрела на меня серьезно.
— Я не волшебница. Шрамы останутся, но целостность руки не повреждена и пользоваться ею ты будешь и дальше. А это главное. Теперь пойдем, нас уже ожидают.
Инга приподняла полы платья (или мантии-шторы, в которую была укутана) и будто выпорхнула из кабинета. Пришлось сильно спешить, чтобы догнать ее. Чего у рубежницы не отнять, так это умение подать себя. Даже сейчас, в этом странном одеянии, она выглядела… маняще, что ли? Эдакая женщина загадка.
Наташа, ожидающая нас у машины, к слову, тоже приоделась — строгий брючный костюм и небольшие каблуки. Оружия я не заметил.
— Держись естественно, не ври, — продолжала напутствовать Инга, когда машина тронулась. — Он почувствует ложь. Скажи как есть, не знал, что делать и беспокоился за свою жизнь. Как выяснилось, беспокоился не зря. Не волнуйся, теперь все пройдет нормально. Он поймет, что ты важен для него.
Что значило именно это «теперь», я не спросил. Меня интересовал совершенно другой вопрос.
— Как это воевода поймет?
Моя замиренница загадочно поглядела на меня и слегка улыбнулась. Будто я рассказал ей старую шутку, которую она и так знала. Я же решил не сдаваться. Если не хочет отвечать на этот вопрос, пусть раскроет секреты относительного другого момента.
— Инга, когда ты приехала ко мне домой, то спросила, что за пожилой мужчина со мной.
Рубежница промолчала, лишь кивнула.
— Ты его знаешь?
— Нет, он похож на очень старого знакомого. Но твой сосед не может быть им.
— Почему?
— Тот человек жил на Изнанке. И давно.
— И что? Может, БАДы там израильские какие или физкультура. Китайская дыхательная гимнастика.
— Люди с Изнанки очень крепкие, но живут еще меньше наших чужан. Но самое главное, он бы попросту не смог оказаться здесь.
— Почему?
— Кто может перевести на Изнанку и обратно?
— Чуры, — сдал первую часть ЕГЭ по тайному миру.
— А кого водят чуры?
— Кто заплатит серебром и поделится хистом.
Инга поглядела на меня с таким видом, вроде — видишь, сам все сказал. Но поняла, что я не догнал, поэтому ей пришлось объяснять:
— Чуры водят рубежников. Только мы можем быстро восстанавливать хист после переходов туда и обратно. Даже для сильной нечисти подобное может вызвать определенные проблемы, поэтому из них редко кто суется туда. А люди Изнанки — они крепкие, сильные, но хиста в них — кот наплакал.
Я же уцепился за слово «сильные». Потому что именно под эту категорию Василич очень хорошо подходил.
— И что же, за все время никто из чужан Изнанки не переходил сюда?
— Нет, никто, — помотала головой Инга. — Понимаешь, Матвей, тот мир очень суров. Если появится прецедент, что кто-то окажется здесь, наш мир наводнят изнаночники. А среди них много весьма специфичных товарищей.
Для меня было новостью, что на Изнанке живут люди. Мне казалось, что это пустыня, в которой вообще ничего нет. А там, судя по всему, города и всякое такое. И Василич по всем параметрам походил на того, кто мог оказаться изнаночником. Кроме одного нюанса — сюда попасть он попросту не мог. Интересно, можно ли подкупить чура? Все равно не бьется. Он же должен еще расплатиться хистом.
Особняк Инги располагался недалеко от Выборгского замка, возле которого мы и остановились. Причем, внаглую, вырулив на брусчатку. Инга подождала, пока Наташа откроет ей дверь, и вылезла наружу, после чего выбрался и я. А билеты надо покупать или у Инги и здесь блат?
Что интересно — вокруг сновали чужане, но все обходили и машину, и нас. При этом даже не понимали, что делают. Вот тоже хочу так своим хистом управлять, чтобы не задумываться о подобных мелочах. Все же Инга была сильным рубежником.
Мы проскочили дом наместника, поднялись по лестнице и проследовали мимо тюремной башни. Странное это было впечатление.
Последний раз я был тут еще со школьной экскурсией. И никак не думал, что доведется побывать в замке в такой странной компании. Однако весь спектр эмоций я испытал, когда мы добрались до какой-то двери. С обеих сторон висели две темные антрацитовые таблички на не менее темной стене.
«Государственный музей 'Выборгский замок». «Резиденция воеводы Выборга Его Величества Великого князя Новгородского».
Сюрреализм в чистом виде. Дали и не снилось. Что любопытно, нас уже ждали. Худой вертлявый ведун с острым носом слегка кивнул рубежнице, и та ответила ему тем же.
— Давно тебя не видел Инга, даже на Подворье не заходишь. Все хорошеешь.
— Спасибо, Федя. Нам назначено.
— Да знаю, знаю. Этого, — он бесцеремонно ткнул на меня, — воевода давно ждет. Смотри-ка, амулетом прикрылся и не разглядишь сразу.
На этом с приветственными словами было покончено. Мы вошли внутрь, только до экспозиционного зала не добрались. Свернули куда-то в сторону, потом спустились по винтовой лестнице, прошли несколько длинных коридоров и оказались возле массивной дубовой двери, с расставленными в два ряда стульями.
— Я это, типа доложу, — будто извиняющимся тоном сказал Федя и скрылся за дверью.
— Неприятный какой, — признался я.
— Федя? Да нет, он незлобивый. С хистом, который ему достался, уж точно.
Портсигар призывно задрожал, будто привлекая внимание. А я только теперь догадался.
— Так это Моровой? У которого хист на смерть чужан завязан?
— Не только чужан, рубежников тоже. От тех промысла даже больше приходит. Значит, слышал о нем?
— Приходилось, — ответил я ей.
— Так вот, он выбрал самый мирный путь для своего промысла. Не то, что его предки. К тому же, выглядит Федя может и неприятно, но человек неплохой, — она задумалась и все же добавила, — для рубежника. Да, немного необразованный, простой, как два рубля. Но его предшественник тебе бы понравился еще меньше.
Инга лукаво улыбнулась, а у меня внутри все похолодело. Потому