Освещение! Это может быть только свет у калитки. Установлен фотоэлемент, подошел человек — в доме реле отщелкнулось — загорелся свет перед входом. Ушел человек — свет опять же посредством сигнала от фотоэлемента потух. Но кто же это балуется с включением-выключением фонаря?
Можно было проверить самостоятельно, делов-то — выйти на кухню и посмотреть в окно. Но Шура, опять же инстинктивно, исходя из опыта старшего механика, бесшумно подошел к Стиллеру. Ответственным делом нельзя заниматься в одиночку, от слаженности может зависеть жизнь. Он положил одну руку на плечо спящего, другой, почти сразу же — прикрыл ему рот. Бен открыл глаза и посмотрел на Суслова с большим удивлением. Однако возмущаться, драться и реветь белугой не стал. Если у американца и были симптомы «звездной» болезни, то он от них успешно избавился в первый свой день одинокого блуждания по лесу.
На цыпочках они вышли на кухню. Добротно уложенный пол из ламината даже не скрипнул. В щель из-за занавесочки просматривалась только темнота: звезды давали скудное освещение, луна же которую ночь не радовала своим присутствием, будто ее и не было в природе. Внезапно одновременно с тихим щелчком реле на улице у входной калитки загорелся неяркий, но насыщенный галогеновый свет, породив две тени. Первая была всего лишь забором, а вторая — тем, что возвышалось над забором, да, к тому же, слегка двигалось. Фонарь опять же со щелчком потух. Бен и Шура одновременно посмотрели друг на друга, до предела округлив глаза. Они не пытались каждый другого рассмешить, они изобразили недоумение, насколько хватало у каждого лицедейства. Что там было за оградой — никто рассмотреть не успел. Но что-то было, большое и подвижное. И это было явно не человеком.
Словно, чтобы развеять все сомнения, снова загорелся свет, и их взору предстали покатые плечи с сидящей на них головой. А у головы, помимо ушей, носа и рта, были еще и глаза, глубоко посаженные и кажущиеся просто черными провалами. Видение длилось одну секунду, но этого хватило людям, чтобы произнести единственное слово, различающее джентльменов от прочих господ при нечаянной попытке наступить в темной комнате на черную кошку. И Шура, и Бен произнесли этот набор букв каждый на своем языке, да, к тому же, как им хотелось верить, про себя.
Но, то ли тварь за околицей умела читать мысли, то ли все-таки парни создали некое колебание воздуха, свет сразу же потух, и что-то достаточно тяжело опустилось на землю уже по эту сторону забора.
Бен показал Шуре международный знак «молчание», тот ответил ему аналогично. Рассеянного света звезд хватало, чтобы видеть контуры тела, остальное дорисовывало воображение. Оружие оставалось у расстеленных диванов, так что о нем приходилось лишь мечтать и уповать лишь на крепость стен, крыши и, конечно же, окон.
Тварь двигалась совершенно бесшумно, но вдыхала воздух, как пневматический насос. Бену сразу же захотелось понюхать у себя под мышками, чтобы удостовериться: запах пота отсутствует. Шура же в мыслях не ограничился бы инспекцией подмышек — есть места у человеческого организма, более подверженные влиянию страха и реагирующие достаточно едко.
Остаток ночи прошел в большом напряжении, словно при затянувшейся игре «морская фигура на месте замри». Неведомая зверюга обнюхиванием стен не удовлетворилась, она забралась на крышу и царапала металлочерепицу своими когтями. Но в окна не заглядывала и в дверь не ломилась. Она явно что-то чувствовала, только не могла разобраться пока, что же здесь не так? Конечно, такое положение дел не могло длиться бесконечно: даже самая терпеливая тварь не будет ломать себе голову всю ночь и целый день. В противном случае она бы уже давно превратилась в человека и даже получила бы Нобелевскую премию.
С восходом солнца, как теперь водится — на западе, зверь ушел. Перемахнул через забор в направлении леса и отправился то ли на промысел, то ли отсыпаться. Парни сразу же обрядились в свою походную одежду и с автоматами наперевес вышли во двор на рекогносцировку.
— Знаешь, кого мне напомнила эта животина? — спросил- Шура. Один взгляд на нее живо дорисовал всю остальную картину.
— Лицо со стодолларовой купюры в негативе, — ответил Бен. — К нему снова вернулась мрачность.
— Это будто бабуин-переросток. Самая любопытная и, в то- же время, самая свирепая африканская тварь. В прошлой жизни.
— Не хочу показаться назойливым, но на мой неискушенный- взгляд зоолога это страшное существо и есть Зверь Апокалипсиса.
20. Макс и Саша обретают скорость
Если предположить, что люди не научились гадить, как собаки, то испачканная обувь была действительно веским доводом в пользу существования лучших друзей человека.
— Знаешь, Максим, — сказала Саша, пока тот старательно- оттирал свои кроссовки о траву. — Думаю, у собак в этом мире нет будущего. Также, как и у кошек, коров, свиней и даже птиц. Мы, все люди, изменились настолько, что вполне неплохо адаптировались к нынешним условиям. Мы мутировали своими душами, барьер этических норм разрушился. У кого была совесть — тот ее сохранил. У кого ее уже не было — тот потерял всякое чувство меры. Это изменение, сделанное нам извне. А где гарантия, что и организмы наши остались прежними? У нас раньше было свое солнце, ультрафиолет, радиация, атмосфера, микроклимат, в конце концов. Неужели же все осталось на том же уровне? Или, быть может, Божий промысел учел и условия среды? Ведь люди созданы по образу и подобию. Тогда и условия жизнедеятельности вполне определены. Но как быть с тварями, что приручены человеком? Их-то никто не исправлял. Только мы можем о них заботиться, только мы можем помочь им выжить. Но разве нам есть до этого дело? Мы выживаем, мы заняты, у нас другие дела. Вот поэтому птицы не поют, кошки с заборов не орут и собаки за канавами не гавкают. Те, кто выжил вместе с нами, те погибнут сейчас. Или уже погибли. Ты видел когда-нибудь собак на кладбище?
Макс только кивнул в ответ: видел.
— Они там сходят с ума. Со своего собачьего ума. Бегают- по могилам, хватают поминальную еду, шугаются людей и бросаются, не разбирая пути сквозь кусты в лес, к реке, в поле. Слишком много мертвых поблизости, слишком чуткое обоняние. Собаки не могут жить там, где не живут люди. Так же, как и другие домашние животные. Они слишком привязаны к человеческому теплу. В их понятии мы, может, уже и не люди. В таком случае у них у всех нет никаких шансов, — Саша села на велосипед и поехала по дороге. Макс устремился за ней. Чего-то несгибаемая женщина, отважная обладательница меча разволновалась не на шутку.
Никто из них не мог предположить, что это всего лишь вырвалось наружу искусственно подавленное беспокойство о своих родных, детях, родителях, братьях и сестрах. Если бы чувство ответственности за близких, ужас неизвестности не было угнетено, то что бы случилось с людьми? Во всяком случае, с лучшей их частью. Действительно, только могучая и нечеловеческая воля способна сотворить подобное.
Они въехали в лес, не пытаясь разговаривать. Каждый был поглощен своими думами. Макс переживал, что его надежды не сбудутся, Саша — просто переживала. Мысли ее сбивались, ходили кругами, что-то беспокоило до замирания сердца, но что — ухватить не удавалось.
Внезапно они выехали к добротному бревенчатому дому с вывеской «Добро пожаловать». Рядом с въездом валялся бесцветный «мешок» совсем не опасный на вид. Так бывает, когда кто-то вовремя пропорет бок этой прожорливой твари. Значит, хижина не пуста. Кто-то, способный постоять за себя, сидит, смотрит и размышляет. Оставлять потенциально опасного человека за спиной для путешественников было нежелательно. Любое средство передвижения, отличное от человеческих ног, всегда притягивает к себе внимание. Как минимум, интересно понаблюдать за способом перемещения и, как максимум, хочется его отобрать.
— Здравствуйте! — заорал Макс, не слезая с- велосипеда. При этом он даже не попытался взять в руки автомат, висящий на шее. Однако разместился таким образом, чтобы быть напротив угла строения. Из окон смотреть неудобно, значит — и стрелять тоже. Дом был построен сугубо с мирными гражданскими целями, сектор ведения огня не охватывал подъезд во двор. Саша вообще подалась назад под прикрытие буйных зарослей, точнее — стволов гигантских деревьев, произрастающих почти сразу у дороги. Она вытащила пистолет майора, который тот ей передал утром.
Никто не поздоровался в ответ, но и каких-то недружелюбных действий тоже предпринимать не стал. Ничего не оставалось делать, как идти на разведку самостоятельно.
Макс перехватил автомат в положение, готовое к отражению всяческой неприятной неожиданности и, невольно стараясь ступать тихо, пошел к дому. Внутрь он входить пока не собирался, но обойти вкруговую было необходимо. Едва он миновал следующий угол, как взору открылись вполне типичные для гостевых домов постройки: открытая терраса со стильной каменной жаровней, баня и пруд, в который вели деревянные ступени. А также он заметил за баней нечто нетипичное для лесной гостиницы, а именно, задранный нос лодки, скорее, даже — яхты с вполне читаемым названием: «Камчадал». Такое ощущение, что она обрушилась прямо с неба: невидимая с этой позиции корма ушла в землю, смяв корпусный набор и разбросав поблизости доски обшивки.
