В парикмахерском зале всегда было шумно от гудящих фенов, в воздухе пахло краской для волос и шампунем. Мастера деловито орудовали расческами и кисточками. Было в них что-то от художников у мольбертов. И невзрачная, как пустой холст, женщина через несколько часов превращалась в произведение искусства.
Глядя на старания мастеров и клиенток, которые сидели в креслах с намотанными на голову полосками фольги, я ужасалась тому, сколько же надо тратить на красоту сил, времени и денег. Мне всегда казалось довольно глупым улучшать свою внешность и подстраиваться под мужской вкус. Но, глядя на маминых подруг, я невольно вспоминала Кантарию. Интересно, лет через двадцать станет ли она на них похожа? Наверное, да. Но мамины коллеги мне определенно нравились. И я в очередной раз поймала себя на мысли, что снова завидую Машке.
Не прекращая хихикать и подтрунивать друг над другом, мама, тетя Оля и тетя Света быстро поставили на стол салатики, колбасу, сыр, водрузили в центр бутылку шампанского, и я присоединилась к ним.
— Ну что, девочки, давайте проводим старый год? — предложила тетя Света и принялась откручивать проволоку на пробке бутылки с шампанским.
— Да уж, — томно отозвалась тетя Оля, — пускай уходит поскорее. Как я его пережила, вспоминать противно!
— Олечка, я тебя так понимаю, — мама участливо обняла ее за плечи, — развод — дело неприятное. Сама вспоминаю с содроганием, хоть и десять лет прошло!
— Светик! Провожать водкой надо! — встрепенулась загрустившая тетя Оля.
— А у нас есть?
— Есть, — мама покосилась на меня и достала из шкафа початую бутылку.
Я пожала плечами и уткнулась в тарелку с оливье. Гостьи звякнули рюмками.
— Нет больше нормальных мужиков! — Тетя Оля смачно хрустнула маринованным огурцом. — Тенденция такая — разводиться!
— С чего ты решила? — Мама заботливо придвинула ко мне тарелку с бутербродами. На желтом масле апельсиново рыжела красная икра.
— Да с того! Во, глянь! — тетя Оля махнула на телевизор вилкой и потрясла ею как указкой. — Каждый! Каждый разведен! А остальные — гомосексуалисты, — грустно заключила она.
— Девочки! Открываем шампанское! Надо успеть загадать желание! — Тетя Света снова схватилась за бутылку. — Не открывается! У тебя в соседях мужики есть?
— Говорят же тебе, Светик, нету их, мужиков-то! — снова встряла тетя Оля.
Мама покачала головой, и тетя Света энергичнее затрясла бутылкой. Через несколько мгновений раздался оглушительный хлопок, все трио радостно завизжало, а поток белой пены с шипением выплеснулся из горлышка, заливая ближайший салат.
— Соня, тебе налить? — Татуированная рука застыла над пустым бокалом. — Надюша, девочка пьет?
— Девочка пьет? — глядя на меня, спросила мама.
Я подставила бокал:
— Девочка пьет!
Часы пробили двенадцать, в нос, щекоча, ударили пузырьки, во рту появился кисло-сладкий привкус. А ощущения праздника так и не появилось. Я сидела, таращилась в телевизор, где надоевшие всем личности радостно поздравляли друг друга, и чувствовала себя ужасно одинокой. Даже больше, чем в те периоды, когда мама пропадала из моей жизни.
— Нет, у Сонечки мальчика нет! — вдруг выбил меня из задумчивого созерцания мамин возглас. — Ей это ни к чему, она учится и еще в художке занимается! — Мама облокотилась на стол и с умилением разглядывала меня.
Чтобы прекратить эти дурацкие обсуждения моей личной жизни, я готова была согласиться со всем, что она скажет.
— Такая хорошенькая, и нет парня? — удивилась тетя Света.
— И правильно! — обрадовалась тетя Оля. — Ну их, этих мужиков! Одни неприятности. Ты им всю душу наизнанку, а они тебя с грязью смешивают!
— Да ну что вы, девочки! — мама засмеялась. — Не надо это Соньке! Она — пацанка совсем! Какой мальчишка на нее посмотрит?
И тут я передумала соглашаться.
— Есть у меня парень!
Мама удивленно вздернула брови:
— Ты Кирилла имеешь в виду?
— А вот и нет! — Я в шутку показала ей язык.
— Не придумывай, Сонька! — Мама небрежно отмахнулась и потянулась за селедкой под шубой.
— Что за Кирилл? — Тетя Света закинула мне руку на плечо. — Колись давай!
— Кира — сосед наш. А моего Миша зовут.
Мама изумленно повернулась, селедка осталась нетронутой.
— Покажи матери потенциального зятя! — захохотала тетя Света, и ее асимметрично стриженные пряди защекотали мне щеку. — Есть у тебя фотки?
— Так — нет, а в инстаграме сейчас гляну, должны быть.
Я высвободилась из ее объятий и достала телефон. Зашла в инсту и открыла Мишин профиль. Увидев, что на экране появилась фотография, тетя Света бесцеремонно выдернула у меня из рук телефон и принялась пролистывать снимки. Пришлось заглядывать через ее плечо. На последних выложенных фотографиях Миша стоял на пляже, у его ног лазурью светилось море, за спиной плыли облака. Я попыталась забрать телефон, но не очень старалась, потому что гордилась своим бойфрендом и была не прочь похвастаться им. Тетя Света восхитилась:
— Божечки! Надя! У твоей девчонки парень — красавчик! Аполлон Бельведерский!
Оттеснив меня, они все втроем склонились над экраном, и оставалось только ждать, когда они налюбуются, закончат прикалываться и вернут телефон. Они отпускали шуточки, смеялись и вдруг резко замолчали.
— А это кто? Его бывшая, что ли?
Меня словно током ударило. Я подскочила и уставилась на снимок, о котором говорила тетя Света.
Фотография была сделана в последний учебный день, когда был тот злополучный концерт, с которого я убежала. Компания, запечатленная на снимке, состояла из школьной элиты. Человек семь: Алиев, Аделина, трое из одиннадцатых, Савельев и Кантария. Все они стояли у входа в клуб — над головами ярко светились неоновые буквы, — видимо, собираясь отметить там наступление новогодних каникул. Миша улыбался на камеру, в асфальтово-ледяных глазах искрилось веселье. Машка Кантария стояла на ступеньках выше и, обнимая за шею, нежно прижималась губами к его щеке. Он держал ее за талию. На ней короткая белая шубка, каштановые локоны рассыпаны по плечам, на ногах белые сапоги на тонких как иглы каблуках.
— Нет. — Я хрипло откашлялась. Горло отозвалось тысячью вонзившихся ножей. — Это одноклассники. Все из одной школы.
— А-а, понятно, — протянула тетя Света и покорно вернула телефон.
Забрав аппарат, на негнущихся ногах я скрылась за шкафом.
— Я же говорила, что все мужики сволочи! — донесся до меня сдавленный шепот тети Оли.
Лицом в подушку я упала на кровать. Мир перевернулся, и жизнь разлетелась на мелкие клочки.
Глава 26. Он вернулся — я ушла. Ой, нет, это он ушел…
Не знаю, как я пережила оставшуюся до его возвращения неделю, помню только горячечные сны, в которых Савельев то целовал меня, то отталкивал. Я заглядывала в его ледяные антрацитовые глаза, растворялась в них, а потом летела сквозь звон разбитого стекла и падала на твердый асфальт.
В реальности я, ненавидя себя за жалкое положение, писала ему сообщения. Каждый день. Все они были примерно такие: «Привет! Как дела? Я скучаю
. Чем занимаешься? Не могу так долго без тебя
».
Сначала он отвечал мне какой-то подбадривающей чушью, но с каждым днем все реже и реже, а потом и вовсе перестал. Я продолжала писать и тихо себя ненавидела за то, что унижаюсь, но ничего не могла поделать. Чем дольше он молчал, тем больше мне хотелось получить ответ.
Маме я старалась не выдать своего тревожного состояния, но мне становилось все хуже и хуже. Она списывала мою вялость, отсутствие аппетита и чуткий сон на последствия гриппа. Но наконец выходные дни закончились, и она благополучно упорхнула к своему ненаглядному Игорю. И я снова осталась одна. Кирюха по-прежнему избегал меня, Юльке я не звонила, помня ее настойчивую просьбу не вмешиваться в их жизнь.
