В газетах не было заголовков, посвященных Ближнему Востоку, так как четырьмя месяцами ранее, когда весь регион был на грани войны, оружие всех противоборствующих сторон отказалось стрелять. Апокалипсис положил вражде конец. Три религии объявили перемирие, скрепленное процессией вокруг Храмовой горы. Гора была теперь разделена на три равные части — для нового Купола, базилики Божьей Матери и четвертого Храма. В Израиле, ко всеобщей радости, родилась дюжина рыжих телиц.
В Техасе ведущие фундаменталистские церкви собрались на барбекю; на следующий день они проголосовали в отношении прихода Антихриста за выжидательную позицию. Поскольку среди тех, кто отвергал в этой жизни все, кроме тщательного изучения труда св. Иоанна, было широко распространено убеждение, что Антихрист непременно будет евреем и вознамерится развязать войну, которая сотрет с лица земли всех евреев, за исключением ста сорока четырех тысяч, такое решение было воспринято с радостью и облегчением. «Мы всегда приветствуем любое воздержание от геноцида», — сказал источник в Тель-Авиве, пожелавший остаться неназванным.
Исмаил был в гуще событий. Его появление над Куполом воспринималось как (а) попытка его спасти; (б) то, что его разрушило, с целью дать мировым религиям долгожданный сигнал к пробуждению; (в) полнейшая мистификация. Тех, кто придерживался последнего мнения, больше не допустили на экраны, а некоторые из них в буквальном смысле слова напрочь исчезли из поля зрения. Исмаил появился спустя неделю после трагедии, требуя от воюющих фракций фанатиков установления мира. Отказавшиеся были поражены страшным мором, переполо-винившим население в одну ночь. (В ООН была предложена резолюция, выражающая сожаление по поводу этого возмездия, если таковое действительно исходило от Пророка. Поскольку осторожность есть лучшая черта дипломатии, резолюция не прошла.) Вся территория от Турции до Египта стала теперь «Восточным Экономическим Сообществом»; границы были уничтожены. Повсюду бурлили официальные празднества, в то время как люди до сих пор хоронили погибших и отстраивали разрушенное.
Пророк не объявил себя правителем; он заявил, что пришел, чтобы принести любовь и навсегда уничтожить то, что этому мешает. С такими идеями государства были не готовы бороться — он ничего не просил, ничего не требовал, просто говорил людям, что он есть инструмент их собственной силы. Чем сильней они станут, уничтожив в себе тьму, тем более приблизятся к раю на земле.
Где-то в недрах Ватикана возникло ощущение, что мусульмане своим приходом Махди перетянули одеяло на себя. Возник к тому же повод и для некоторой нервозности: в конце концов у собора святого Петра тоже есть купол. Положение казалось весьма щекотливым, пока собрание кардиналов не подвергло тщательному пересмотру доктрину папского предстоятельства. Коль скоро папа был только лишь временщиком, наместником, ожидающим прихода истинного владыки Церкви, римский престол может быть освобожден по первому требованию. Не возжелает ли Пророк его занять? Со скромностью кинозвезды, отвергающей заманчивое предложение, Пророк от участия во втором пришествии отказался. Впрочем, христиане смогли вздохнуть с облегчением, когда он публично объявил, что также не является Имамом. И словно в доказательство своего желания быть общедоступным Мессией, он одним мановением руки стер с лица земли все секретные базы «Хамаса» и «Черного сентября» на Оккупированных Территориях (ныне благоразумно переименованных в «Большой Иерусалим», так что свой кусок пирога получили все).
Майкл листал страницы, посвященные триумфальному шествию Исмаила по миру. Все рассказы отличались монотонным однообразием, словно написанные одним и тем же наемным щелкопером по указке одного и того же невидимого надзирателя. Как в старой русской шутке насчет газет «Правда» и «Известия»: «В "Известиях" нет правды, а в "Правде" нет известий».
Исмаила повсюду встречали ликованием, быть может, из любви, а быть может, потому, что лидеры государств имели возможность убедиться в том, какими могут быть последствия отказа в радушном приеме. Мора никому не хотелось. Если где-то и предпринимались попытки покушения, они провалились, а правительство, которое вздумало бы препятствовать Исмаилу, рисковало получить бунт собственных граждан. Пророк путешествовал, куда ему вздумается, везде проповедуя свои идеи грядущего рая. Смиренные мира сего склонили головы, не столь же смиренные ждали своего шанса, опасаясь, что он может никогда не выпасть.
«Тайме» сообщала о глобальном процветании, превращении пустынь в сады, конце лишений и голода. Со времени появления Пророка не было зарегистрировано ни одного случая СПИДа, а страдавшие им быстро излечились. Неспособность превратиться из ВИЧ-положительного в ВИЧ-отрицательного почиталась упрямством. Рак, полиомиелит, тиф, холера, менингит и тому подобные напасти исчезли без следа, как только из человеческой памяти стерлись первые месяцы ошеломленного неверия. Это был, думал Майкл, совершенный мир.
— Одно жаркое с картофельным пюре. Добавить, красавчик?
Заметив, что он читает, официантка улыбнулась с неподдельным интересом.
— Я бы не отказалась почитать это после тебя, — сказала она.
Возможно, присутствие Исмаила в мире и таит в себе опасность, думал Майкл, но иллюзия великолепна, ни единого изъяна.
Нужно было решать, как быть дальше. У него была если не жизнь, то профессия. Ему как одному из первых противников могло быть отказано в кондоминиуме в этом раю, но ничего подобного не случилось. Проблуждав по улицам еще несколько часов, он вошел в пункт экстренной помощи нью-йоркской городской больницы. Подойдя к регистратуре, он увидел трех склонившихся над картотечными ящиками медсестер, пивших кофе.
— Прошу прощения, я понимаю, что вошел не туда, но не подскажете ли, как пройти к начальнику отдела кадров? Я хотел бы узнать насчет работы. Медсестры вытаращились друг на друга. — Неплохая шутка, по-моему, — сказала одна из них.
Послышалось смущенное хихиканье, затем самая чопорная из сестер сказала:
— Доктор, вас ждут во второй травматологии.
Майкл, должно быть, выглядел совершенно сконфуженным, так как она добавила:
— Прошу прощения, я Ребекка, мы с вами не виделись с тех пор, как меня отослали с горы Синай.
Она осторожно улыбнулась, словно опасаясь, что перед ней тот еще тип. Майкл развернулся и зашагал прочь.
Пройдя до конца коридора, он толкнул вращающуюся металлическую дверь отсека с цифрой «2». Молодой ординатор склонился над лежавшим на столе мужчиной; рубашка мужчины была расстегнута, а вся его одежда была в крови.
— Ну-ка, лежите спокойно, я знаю, что вам больно, — говорил ординатор.
Мужчина стонал; заметив Майкла, ординатор кивнул ему, но продолжил давать указания медсестре.
— Определите группу крови, закажите пять единиц и скажите, чтобы готовили операционную.
Майкл понимал, что настал момент истины, но сомнений и страха в нем не было.
— Прошу прощения, когда вы позвонили, меня как раз вызвали по пейджеру из Бельвью[30].
Он потянулся за резиновыми перчатками и халатом. Медсестра тут же, без малейших колебаний подала их ему — или все-таки бросила вопросительный взгляд на ординатора?
Майкл был уверен, что сказал то, что нужно, и оказался прав. Ординатор держал в руках несколько рентгеновских снимков.
— Все в порядке. Думаю, нам удалось практически стабилизировать его состояние. Вот снимки.
— Ну-ка, дайте взглянуть, — сказал Майкл. — Осколочный перелом четвертого ребра, и довольно неприятный.
— Я сразу заметил. Там фрагмент совсем рядом с почкой, — сказал он, указывая на соответствующую область на снимке.
Майкл входил в роль без сучка и задоринки, словно она была написана специально для него, — впрочем, он понимал, что в каком-то смысле это так и есть. Некто бросил его в мир, в котором всегда было место для него. Он хотел лишь, чтобы этот некто, кто бы он ни был, догадался поместить туда же Сьюзен. Он точно знал, что этот пациент, сбитый скрывшимся с места происшествия водителем в центре Манхэттэна, был своего рода декорацией в драме космического масштаба. Оставалось только выяснить, комедия это или трагедия.
— Думаю, этот обломок не так близко, как вам кажется, — услышал Майкл собственный голос.
— Правда?
Ординатор снова взял снимок и озадаченно в него всмотрелся.
— Вы подумали, что он задел почечную артерию? — спросил Майкл.
— Ага. Ну, так у этого парня так хлестала кровь, что…
— Думаю, вы преувеличиваете. — Майкл повернулся к пациенту, довольно-таки ослабленному, но все же бывшему в сознании. — Вам рассказывали, что кровь не сворачивается мгновенно? — спросил он.
Ординатор кивнул.
— Попробуем-ка добавить еще коагулянта, может быть, это решит все проблемы, — сказал Майкл.
