— Тебе осталось учиться всего один месяц, после чего ты выйдешь в мир, далеко за пределы моей досягаемости. — Брюстер начал копаться в моих вещах, что-то ища. Чувак, я мог бы сразу сказать, что там абсолютно нечего искать. — И все же, Киллиан, я буду чувствовать, что провалился как педагог…
— Не будьте так строги с собой, мистер Брю, все иногда терпят неудачу. — Невероятно, что он признается в этом мне. — Хотя одни — чаще других, мне так кажется.
Он стиснул зубы, и костяшки пальцев, сжимавших мой учебник по физике, побелели. — Я и, правда буду чувствовать себя неудачником, если ты покинешь школу, а я так и не преподам тебе хотя бы одного урока. — Он бросил учебник на стол и снова полез в рюкзак — на этот раз в маленький карман спереди. — А, вот он где.
Он небрежно швырнул на стол мой айпод, за которым тянулись крошечные наушники.
— Эй, поосторожней!
Я с грохотом поставил стул на четыре ножки. Айпод (я назвал его «Марси», в честь умной цыпочки из мультфильмов Peanuts) был моим спасательным кругом.
— Урок будет заключаться в том, — продолжил Брюстер, будто не слыша меня, — что не всегда все будет по-твоему. — Он сгреб Марси, обернул вокруг нее наушники и бросил в верхний ящик своего стола. — Никакой музыки неделю.
— Вы не можете этого сделать, — немедленно возразил я. Мои ладони начали потеть — мне необходимо было ощущать в руке успокаивающую прохладу Марси. — У меня заболевание…
— О да, Киллиан, я знаю все о твоей «болезни». — Брюстер улыбнулся, невероятно довольный тем, что добился от меня хоть какой-то реакции. — Обязательное двухразовое посещение психиатра в неделю во время школьных занятий. Разрешение покидать класс по мере надобности. Право слушать музыку во время уроков, чтобы «голоса», — он помахал руками около своей головы, — не беспокоили тебя. Но знаешь, что я думаю? — Брюстер закрыл ящик и вытащил из внутреннего кармана пиджака связку ключей. — Ты — гнилое семя. В один прекрасный момент ты понял, как легко и просто идти по жизни, дурача всех своей «болезнью». — Он отделил маленький серебряный ключ от остальной связки и запер ящик. — Но тебе не одурачить меня.
Без Марси мне будет туго. Мертвые все время говорят, даже если считают, что их никто не слышит. Поднимаемый ими шум невыносим, не говоря уже о том, что мне приходится прилагать усилия, чтобы им не отвечать.
Мне вдруг стало трудно дышать. Присутствовать на занятиях, ходить по коридорам без музыки… Да я забьюсь в угол меньше чем через час. В ту неделю, что я провел без Марси, отдав ее в починку, мама чуть не подписала документы на мою принудительную госпитализацию.
Я не мог позволить случиться этому снова. Я готов был идти на риск.
Брюстер покачал головой, цокнув языком.
— Ты слишком долго торчал дома, предаваясь полетам фантазии. Если бы твоя мать отправила тебя в военное училище, как меня в свое время…
— Как ваш дедушка, который отправил вашего отца в военную школу, надеясь, что там выбьют из него гомосексуальные наклонности? — спросил я, сам не веря в то, что слова вырвались на волю, хотя я зарекался их произносить. Брюстер не должен был отбирать у меня Марси.
Лицо Брюстера побелело, затем стало красным.
Я напрягся, но мой голос звучал ровно:
— На какое-то время это помогло, — продолжал я. — Пока ваша мать не умерла, и он не уехал во Флориду, где встретил хорошенького соседа-паренька Чарли…
Брюстер не удосужился даже выйти из-за стола. Вскочив на ноги, он попытался схватить меня рукой за горло.
Я мгновенно оттолкнул стул назад, и его пальцы сомкнулись в пустоте.
— Ты слышишь меня. — Мертвый дед Брюстера, вновь молодой и одетый в форму времен второй Мировой Войны, изумленно уставился на меня со своего места на отполированном до блеска деревянном комоде рядом со столом. Зажженная сигарета без фильтра выпала у него из-за рта и покатилась к моей ноге.
Я игнорировал деда Брюстера и сигарету — привык к ним за время своих многочисленных визитов в кабинет директора. Дед Брюстера проводил здесь большую часть времени, разговаривая со своим любимым внуком и желая, чтобы тот укрепил дружеские отношения с отцом, пока еще у них было на это время, чего он сам уже был лишен.
С мертвыми главное не обращать на них внимания. Долго игнорируешь их, и они сдаются. Нет, они никогда не прекращают говорить, но они перестают ожидать от тебя ответа, предположив, что ты услышал их чисто случайно.
— Ты умственно отсталый маленький извращенец, — выплюнул Брюстер. — Ты ничего не знаешь. Мой отец — хороший человек. — Он бросился из-за своего стола ко мне.
Я весь подобрался, готовый к действиям, и деланно пожал плечами.
— Уверен, что это так. И он, наверное, будет ужасно разочарован, услышав, что его сын был уволен за попытку задушить ученика.
Брюстер замер.
— Что ты делаешь, малыш? — требовательно спросил дед Брюстера. Он достаточно оправился от первого шока, чтобы соскользнуть с края комода и встать передо мной. — Валяешь дурака с моим сыном?
Я, не дрогнув, встретил горящий злобой взгляд Брюстера.
— Верните мой айпод, и будем считать, что здесь ничего не произошло.
Я рисковал, но у меня не оставалось выбора — он загнал меня в угол.
Брюстер яростно сжал зубы. Я прямо видел, как он перебирает в уме варианты выхода из этого положения.
— Никто ничего не видел. На тебе нет следов. Мое слово против твоего? Тебе никто не поверит.
— Верно, — согласился я, делая вид, что серьезно рассматриваю возможность такого исхода. — Но на данный момент, я думаю, школьному совету потребуется нечто посущественнее одних ваших слов. В прошлый раз, я слышал, на голосовании было почти равное количество голосов «за» и «против» вас.
Брюстер сверлил меня взглядом, но я не отводил от него глаз. Затем я почувствовал резкий запах гари.
Я машинально глянул на пол, ища сигарету деда Брюстера, и обнаружил, что одна из резиновых подошв моих высоких кед тлеет и уже загорелся крошечный огненный язычок. — Черт!
Я вскочил и принялся тереть ногой по ковру, чтобы потушить огонь.
— Вы только взгляните на это! — пораженно произнес дед Брюстера. — Ну ничего себе!
— Да уж, — пробормотал я.
Когда подошва перестала дымить, я растоптал сигарету пяткой. Сигарету, которую директор Брюстер не мог видеть.
Я бросил на него взгляд. На его лице читалось отвращение.
— Жалкое зрелище, — усмехнулся он. — Думаешь, я куплюсь на твои выкидоны?
Ну конечно. Что он видел? Как я ни с того ни с сего вскочил со стула и стал остервенело тереть ногой о ковер? История моей жизни.
Брюстер покачал головой.
— Можешь говорить школьному совету все, что угодно. Тебе никто не поверит.
К сожалению, тут он был прав. В последние дни я как-то не вызывал у людей особого доверия.
— Я могу позвонить матери, — сказал я, внутренне поморщившись. Боже, разве можно произнести подобное хоть с каплей достоинства?
— Ты знаешь, что если сделаешь это, то она тут же заберет тебя отсюда и отправит в психбольницу. — Брюстер опустил взгляд на мои ноги и ковер. Кеды реально были подпорчены, но не дотронувшись до подошвы, нельзя узнать, что она все еще теплая и горела минуту назад, а не когда-то раньше. — И я начинаю думать, что именно там тебе и место.
— Тогда верните мне мой айпод. Музыка мне… помогает. — Я искоса кинул взгляд на деда Брюстера, стоявшего рядом со мной и, как это не удивительно, молча слушавшего наш разговор. Не к добру это.
Брюстер улыбнулся — по опыту знаю, что эта его улыбка не предвещает ничего хорошего. н развернулся («Кругом!») и, прошагав к двери, распахнул ее.
— Миссис Паджет! — гаркнул он.
Что-то с грохотом упало, и я услышал как ручки и карандаши посыпались на стол и скатились на линолеум.
— Ох… да, сэр?
— Выпишете мистеру Киллиану допуск на урок. И напишите, что на занятиях ему запрещено на что-либо отвлекаться и слушать музыку. Потом поставьте об этом в известность всех учителей.
