лает, он дико зол.
Эраст Бонифатьевич не сразу, но понял в чём прикол сказанного и сейчас же осведомился: — Интересно, а что говорят в таких случаях голландцы?
— Не знаю.
— Ну хорошо, а… допустим… французы?
— Алён-алён трэ, — немедленно откликается Вадим, — Ма кар тэ ля пасэ. Что в переводе означает… Алена лён трёт, а Макар телят пасёт. Сельская картинка. Левитан. Крамской. «Идет-гудет зеленый шум».
СЮЖЕТ 2/6
В ответ на это, Эраст Бонифатьевич неопределенно хмыкает и говорит с одобрением:
— Остроумно! Вы остроумный собеседник, Вадим Данилович. Но, давайте вернемся к нашему маленькому делу.
— Но я не знаю, что Вам еще сказать, — говорит Вадим, устало прикрывая глаза. — Вы меня не слушаете. Я Вам говорю: это невозможно. Вы мне не верите… Вы в чудеса верите, а чудес не бывает.
— А ЗНАТЬ будущее? — говорит Эраст Бонифатьевич с напором. — Знать будущее — это, разве не чудо?
— Нет. Это, не чудо. Это, такое умение.
— Тогда, и исправлять будущее — это, тоже умение.
— Да, нет же! — говорит Вадим с досадой и отвращением. — Я же объяснял Вам. Это как газовая труба большого диаметра и длины: Вы смотрите в нее насквозь и видите там, на том конце, на выходе, картинку — это, как бы, будущее. Если бы Вы эту трубу повернули — увидели бы другую картинку. Другое будущее, понимаете? Но как ее повернуть, если она весит сто тонн, тысячу тонн — ведь это, как бы, воля миллионов людей! Понимаете? «Равнодействующая миллионов воль» — Это, не я сказал, это, Лев Толстой. Как прикажете эту трубу повернуть? Чем? Ху_м, простите за выражение?
— Это, полностью Ваша проблема, — возражает Эраст Бонифатьевич, слушающий, впрочем, внимательно и, отнюдь, не перебивая. — Чем Вам будет удобнее, тем и поворачивайте.
— Да, невозможно же это!
— А мы знаем, что возможно.
— Да, откуда Вы это взяли, Господи⁈
— Из самых достоверных источников.
— Из каких еще источников?
— Сам сказал!
— Что? — не понял Вадим.
— Не «что», а «кто». Сам. Понимаете, о ком я? Догадываетесь? САМ. Сам сказал. Могли бы, между прочим, и раньше сообразить, ей-Богу.
— Врете! — говорит Вадим, поперхнувшись.
— Невежливо! И даже грубо!
— Не мог он Вам этого сказать… он же меня инициировал… он как отец мне! И мне он ничего про это не говорил, а Вам, вдруг, сказал?
— И однако же — сказал. Сами посудите: откуда еще мы могли бы такое узнать? Кому бы мы еще могли поверить, сами подумайте?
И снова, молчание…
* * *
Jeep Grand Cherokee
Эраст Бонифатьевич
Сцена 3. Вторая инициация Вадима Христофорова
СЮЖЕТ 3/1
— Молчите… — говорит Эраст Бонифатьевич, так и не дождавшись не то чтобы ответа, но хотя бы какой-нибудь от Вадима реакции. — Продолжаете молчать. Проглотили дар речи… Ну, что ж. Тогда начинаем эскалацию. Кешик, будь добр!
Лысый носорог Голем-Кешик сию секунду надвигается сзади и берёт Вадима в свои металлические потные объятия — обхватывает поперек туловища, наваливается, прижимает к складному креслу, фиксирует, обездвиживает, сковывает — только хрустят внутри у Вадима какие-то не то косточки, не то хрящики. Теперь Вадим больше не может шевельнуться. Совсем. Да он и не пытается.
— Руку ему освободи, — командует между тем Эраст Бонифатьевич. Правую! Так. И подвинься, чтобы я его физиономию мог видеть, а он — мою. Хорошо. Спасибо…
— Теперь слушайте меня, Вадим Данилович, — продолжает он, придвинув свое неприязненно вдруг осунувшееся лицо в упор. — Сейчас я преподам Вам маленький урок. Чтобы Вы окончательно поняли, на каком Вы свете…
— Открыть глаза! — гаркает он неожиданно в полный голос, вскидывает свою черную указку и упирается острым жалом её в щеку Вадима пониже левого глаза, — Извольте смотреть глаза в глаза! Это будет серьезный урок, но, зато на всю Вашу оставшуюся жизнь… Лепа, делай раз!
Большеголовый мелкий Лепа освобождает горсть от орешков, вытирает ладонь о штаны и приближается, небрежно брякая челюстями щипчиков. Это блестящие светлые щипчики, специально для орехов — две металлические ручки с зубастыми выемками в том месте, где они скрепляются вместе поперечным стерженьком. Большеголовый мелкий Лепа неуловимым привычным движением ухватывает в эти зубчатые выемки Вадимов мизинец и сжимает рукоятки.
— Такой маленький и такой не-при-ят-ный… — говорит ему Вадим перехваченным голосом.
Лицо его делается серым, и пот вдруг выступает по всему лбу крупными каплями.
— Не паясничать! — приказывает Эраст Бонифатьевич и мгновенно раздражается. — Вам очень больно, а будет еще больнее! Лепа, делай два!
Мелкий Лепа быстро облизывается и ловко перехватывает второй палец.
— Н-ну, ты! — шепчет Вадиму в ухо рыжий Голем-Кешик, наваливаясь на него еще плотнее, — С-стоять!
— Всё! Хватит… — Вадим задыхается, — Хватит, я согласен!
— Нет! — возражает Эраст Бонифатьевич, — Лепа, делай три!
СЮЖЕТ 3/2
На этот раз Вадим кричит! Эраст Бонифатьевич, опасно откинувшись на спинку кресла, наблюдает за ним, играя шариком на ручке черной указки. На лице его проступает выражение брезгливого удовлетворения. Все происходит по хорошо продуманному и не однажды апробированному сюжету. Все совершается правильно. Непослушному человеку вдумчиво, аккуратно, умело и со вкусом давят пальцы, причем, так, чтобы обязательно захватить основания ногтей. Человек кричит. Вероятно, человек уже обмочился. Человеку преподали серьезный урок и человек расплющен и сломлен. Что, собственно, в конечном итоге и требуется: человек в совершенно определенной кондиции. И Эраст Бонифатьеич распоряжается:
— Все! Достаточно… Лепа! Я сказал, достаточно!
И они отступают. Оба. Возвращаются на исходные позиции. Как псы. В свои будки. Псы поганые! Шакалы! Палачи! Вадим смотрит на посиневшие свои пальцы и плачет. Пальцы быстро распухают, синее и багровое прямо на глазах превращается в аспидно-черное.
— Мне очень жаль, — произносит Эраст Бонифатьевич прежним деликатным голосом светского человека. — Однако это было безусловно необходимо. Необходимый урок. Вы никак не желали поверить, насколько все это серьезно, а это очень серьезно!
— Теперь следующее… — он суёт узкую белую ладонь за борт пиджака и извлекает на свет Божий длинный белый конверт.
— Здесь деньги, — говорит он. — Неплохие, между прочим, по нынешним временам. Пять тысяч баксов.
