class="p1">– Ты меня обманула. Тебе не нужна была моя помощь! – еле заметно улыбаясь, грустно вздохнула Глафира.
– Зато как матерски! – просияла в ответ Анфиса. – Ты даже не заподозрила!
– Спасибо, Анфис! – Глафира обняла подругу.
– Садись, подброшу. Я дешевле и быстрее, чем такси… – подмигнула Анфиса.
– Что с клиентом? – приведя себя в порядок после работы с актрисой, минут через пятнадцать спросила Глафира.
– Норм, еще пару раз и дожму… Я пока не умею, как ты, с лёту и в нужную точку… Поэтому мне обычно не дают таких мощных клиентов, как эта актриса. Ну, ты знаешь! Это первая, и я сразу к тебе… Ты же не отправляешь запросов…
– Да. Боюсь, что не успею, и Олег заметит и будет ругаться…
– А тебе нельзя, чтобы он тебя прибил или бросил по твоей вине! – возмущенно стукнув по рулю, явно не жалуя Олега, произнесла Анфиса.
– Да, – серьезно и спокойно подтвердила Глафира.
– И ты согласна чахнуть…
– Ты же знаешь, это моя вина. Это моя ошибка. Не было вариантов, – с болью в голосе проговорила Глафира.
– Были варианты, Фира, были! – возмутилась Анфиса. – Ты могла пройти мимо и забыть, как это делают все нормальные… Но ты же у нас ненормальная! Не прощаешь себе промахов! Должна всё исправлять до победного!
Глафира развела руками, понимая, что возразить совсем нечем…
– Глаш, доктор, который не заботится о себе, помирает первым, и потом не будет, кому спасать остальных.
– Ты права! Только не в моем случае… Я должна отработать ошибку! – решительно оценила происходящее Глафира.
– Даже ценой своего существования?
– Я как-нибудь… Спасибо, что беспокоишься!
Глафира закончила разговор, в тысячный раз подтверждая себе, что другого выхода у нее нет и не было. Дело в том, что работник Скорой за каждого клиента получал, кроме денежного, еще и вполне определенное дофаминовое вознаграждение, приход которого происходил сразу же за исцелением клиента от навязчивой идеи закончить свою жизнь самостоятельно здесь и сейчас. И оба вознаграждения количественно отождествлялись с уровнем энергии клиента, которая условно приравнивалась к конкретному значению по шкале от 1 до 1000.
И если денежная составляющая вознаграждения за спасенного клиента не особенно волновала Глафиру в этой ее, нынешней, ситуации, то дофаминовое вознаграждение нужно было как никогда ранее. Без его достаточного запаса работник Скорой не мог брать клиентов в работу. Переработать депрессивную составляющую уныния клиента в желание остаться жить не под силу обычному человеку. Чувство счастья от проделанной работы должно зашкаливать, чтобы суметь перемолоть негатив клиента и преобразовать его во что-либо светлое и позитивное.
В данный момент вознаграждения за редких клиентов Глафиры могли лишь поддерживать ее на плаву в ее непростой семейной жизни, где муж знал о ее работе, но был категорически против. Не зная ни методов, ни последствий отказа от работы, он делал настолько невыносимой жизнь жены, что выбирая между двух зол, ей приходилось жить на минимуме позитивной энергии, лишь только доживая до конца отведенного ей срока.
Глафира уставилась в боковое окно машины. Скорость была такой офигенной, что всё за окном сливалось в простую белую туманную пену, но если уметь смотреть сквозь эту пену, дальше, за неё, можно было увидеть то, что лежало за пределами этой скорости…
Глафира выцепила мальчугана, лет 12, всмотрелась в него и подумала, что лет через 5-6 надо было бы его навестить, что-то в его окружении ей не понравилось.
Нет, она, конечно, знала, что за ним приглядывают и не дадут случиться ничему такому, о чем ей, Глафире, надо было бы переживать… Но ей было бы интересно заняться этим случаем, проработать его и сложить в копилку своих умений или в сундук достижений, если умение больше никогда не пригодится…
Она надеялась, что через 5-6 лет она станет уже наконец свободной от своего обещания!
Через минут 15 машина Анфисы остановилась возле дома Глафиры… У многих работников Скорой есть свои какие-нибудь исключительные способности. Анфиса умела сжимать время и ездить со скоростью, не подвластной обыкновенному человеческому разумению. Расстояние в 150 км было преодолено за 30 минут.
Глафира вбежала в дом и поняла, что всё спокойно: дети заняты своими делами, муж еще не вернулся и ее отсутствия не заметил.
Половина шестого утра пронзила Глафиру истошным криком, который в этом доме могла услышать только она.
Район спал и смотрел свои обыкновенные сны.
Глафира знала, что так кричат только те люди, терпение которых находится на исходе. Они кричат громко и требовательно, но их никто не слышит. Они скрывают свою боль, потому что им кажется, что она безосновательна и несерьезна, потому что достаточных и видимых причин для такой истошности они не могут предоставить в свое оправдание.
Их громкость стоит на беззвучном режиме. Но они все равно истошно кричат и требуют поиска ответов.
Они не выходят к людям со своими проблемами, не орут на показ, они не орут вслух, как те, у которых есть очевидная для всех причина… Эти кричат молча.
И сегодня из видимых на земле Глафира была ближайшей, кому этот крик предназначался и от кого требовал ответа!
Она не могла не встать. Она не могла не пойти! Ценой спокойной жизни, ценой своего существования, она должна была пойти и попытаться спасти того, кто требовал ее помощи!
Только она из всех видимых сегодня могла ответить на этот крик.
Стараясь не разбудить мужа, Глафира встала и безошибочно направилась туда, откуда исходили эти чудовищные безнадежность и безысходность.
Одеваться не было необходимости, она знала, что по пути на крышу никого не встретит. Только накинула пальто и влезла босиком в сапоги.
Времени ни на раздумья, ни на подготовку не было. Это уже была последняя степень отчаяния.
Да-да! У этих криков бывают степени. Понять степень может только профессионал или человек с распахнутым навстречу человеческой боли сердцем. А до криков бывают еще стадии и этапы. Например, бить кулаком стены, а если это слишком громко и может натолкнуть окружающих на вопросы, то бить кулаками себя, чтобы было беззвучно…
Глафира поднялась на крышу, на край которой облокотилась руками, тяжело дыша, молодая женщина лет тридцати…
Плана не было, потому что не было времени на подготовку… Мысль отчаянно работала: «Почему никто не предупредил о ней? Почему никто не знал раньше?
Одежда! Новая, с иголочки! Вернулась….
