ещё в больничке, когда только прочухался после операции. Игнату приснилась женщина. Незнакомая. Странная. Кажется, дело происходило в лесу. Он отчётливо запомнил деревья и запах стоячей воды! Никогда раньше он не ощущал запахи в снах. Они проявились только в этом, раз за разом повторяющимся сновидении.
Поначалу Игнат видел лес, мерцающий зеленоватым огонёк среди мрака да чувствовал холод узкой безвольной руки в своей руке. Влажные стылые губы спутницы беспрерывно повторяли: «Загаси свечу, загаси свечу, загаси свечу!», и полные страсти его поцелуи совсем не согревали их. Напрасно он старался, напрасно сжимал в объятиях покорную свою добычу — её ничто не могло расшевелить. Она то начинала трястись, то пронималась плакать. И запах тухлятины становился всё сильнее и сильнее.
Лицо красавицы постоянно менялось. Игнат не смог бы описать его теперь. Он помнил лишь глухую черноту глаз и волосы — длинные, русые, густые.
Когда он наконец разжал объятия, она отползла как можно дальше, а потом поднялась на ноги и закричала.
Слова проявлялись постепенно, впиваясь острыми стрелами в сердце:
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!
Она повторяла одно и тоже, всё громче и громче, а потом переходила на визг. Пронзительный и истеричный, он ввинчивался под кожу, туда, где залатали черепушку пластиной, и от боли Игнат отключался.
Поначалу он грешил на аварию, думал, что сон — следствие полученной травмы. Безоговорочно выполнял предписания врачей, прошёл курс длительный реабилитации, однако всё продолжилось и дальше.
Сны приносили растерянность и боль, выматывали, изводили. Казалось, что он вязнет в удушливой морочи и постепенно сходит с ума. Наверное, так бы и получилось, если бы одна из знакомых не посоветовала обратиться к знатке. И дала адрес бабы Ганы. Так он оказался здесь.
— Игнаш, давай-ка, вдохни! — возле носа появилась какая-то склянка.
Игнат хотел отодвинуть её от лица, хотел увернуться, но бабка держала крепко.
— Дыши, маё сэрца. Ну же, дыши! Пройдёт твоё затмение. Сейчас пройдёт.
— Да мне полегче уже. — Игнату вдруг сделалось стыдно. Здоровый мужик, а с ним тетешкаются как с малым ребёнком. — Только проветрить не мешает, очень душно здесь, баб Ган.
— Окно открыть не могу, уж извини. Всё под обряд настроено. Придётся потерпеть, маё сэрца. Ты сильный.
Свозь темноту прорывался золотой огонёчек — баба Гана затеплила свечу на столе, принялась неспеша раскладывать добытые в лесу вещицы.
— Ты сиди, не шевелись. А я водить стану. Водить и смотреть. Сперва определить следует, с какой стороны праклён наслали. Из земли, из воды или с неба. Ты доверься мне, не волнуйся.
— Я не волнуюсь. — хотел сказать Игнат, но бабка погрозила пальцем — мол, молчи. Пошептав что-то, прихватила кусочек коры, подожгла от свечи и плавно повела над Игнатовой головой против часовой стрелки. Кора закоптила, вверх от неё потянулся дымок, и Гана тут же отложила её в сторону, даже не затушив. Невидимая сейчас домася Малинка сделала это за неё, сама же бабка подожгла шишечку на ломком и сухом стебельке, повторив прежние движения, начала медленно водить ею над головой застывшего Игната. И что-то произошло — от тлеющей травины вниз потянулись серые дымные струйки, водопадом заскользили по телу, почему-то охлаждая его. Замёрз Игнат мгновенно — только что маялся от духоты, и вдруг затрясся от озноба. В ушах зашумело, послышался тоненький смех, а потом нахлынула знакомая по снам вонь, забила горло смрадным комом. Игнат зашёлся кашлем, пытаясь выплюнуть, избавиться от него, но лишь когда Малинка с силой саданула по спине, перестал задыхаться.
— Поднимайся, скорее! — баба Гана потянула Игната из комнатушки. — Сейчас накормлю тебя, сразу полегчает.
— А как ж-ж-же обряд? — с трудом простучал зубами Игнат. — Мы ж-ж-же только начали…
— Я всё увидела, — последовал короткий ответ. — Ты поешь, а после поговорим.
— Лучше сразу, — Игнат тащился еле-еле, из тела словно выкачали силу.
— Ну нет, ты вон какой заморенный. Тебе обязательно нужно сначала поесть.
На столике в кухне появилась старенькая скатёрка, вышитый крестиком красный узор немного поблёк. На ней расставлены были тарелочки и миски. В одной помещалась наструганная горка солёных огурцов, в другой — крепенькие маринованные помидоры. Из плошки со сметанным соусом тянуло свежим чесночком и укропом, а рядом — о чудо из детства! — лежали золотисто-коричневые, чуть лохматые драники!
— Что смотришь? Пробуй. — Гана пододвинула Игнату тарелку.
Дважды предлагать не потребовалось, Игнат подцепил пару душистых оладушек и промычал с наслаждением:
— Вкуснота!
— Да что там особого, картоха и соль, — Гана присела рядом, захрустела огурцом.
— Когда ты успела их приготовить? — поразился Игнат.
— То не я. Праменьчык постарался.
Игнат кивнул и снова потянулся за драником, а баба Гана налила ему чай.
Чай получился душистый, с лёгкой кислинкой и ароматом цветущего луга.
В стеклянном чайнике, который принесла расторопная Малинка, плавали подсушенные розоватые шапочки клевера, ягоды шиповника и какие-то листочки.
— Шыпшына**** с нового сбору, и клевер оттуда же. К ним мята добавлена, для спокойствия души.
Баба Гана улыбнулась Игнату, покивала и пододвинула плошечку с мёдом.
Он тоже кивнул, но пробовать сладость не стал — посмотрел выразительно, напоминая, что ждёт разъяснений.
— Эх, Игнаш, — бабка подпёрла щёку и задумалась. — Даже не знаю, с чего начать…
— С начала, баб Ган. Всегда нужно начинать с начала. — Игнат едва не перевернул чашку, так волновался.
— Как скажешь… — согласно кивнула Гана и разом огорошила. — Червячок, что у тебя внутри ворохается да огонёчком тлеет, русалкой подсажен.
— Русалкой? — едва не подавился чаем Игнат. — К-какой червячок?
— Праклён, что на роду вашем. Если не сгнать — разорвётся со временем, и тебя разорвет.
— Это что же… настоящий червяк?? — в горле вновь встал тянущий ком, Игнат почувствовал, что задыхается.
— Да не красней ты что девка! — бабка похлопала его по руке, и сразу стало полегче.
— Откуда он нарисовался?? — смог прохрипеть Игнат.
— Да по роду же передаётся. Порченые вы.
— И как от него избавиться? Как уничтожить?
— Трудное это дело, Игнаш. Почти невозможное.
— Но ты же говорила, что можно!
— Говорила. Но теперь вижу, что самой мне не справиться. Не та у меня сила.
— Откуда это проклятье выплыло? И при чём здесь я? — Игнат вскочил со стула, заметался по комнатушке.
— С прадеда всё началось. Те твои сны — про него.
— С прадеда? — Игнат попытался вспомнить, что знал о своей давней родне, но не смог. Ни прадеда, ни прабабки он не видел даже на фотографиях. И как-то не догадался спросить своих — отчего их нет в альбоме. Рассказы деда о прошлом были ему, мальчишке, совсем неинтересны, поэтому и слушал их в пол-уха да сразу забывал.
— И
