Глеб понял: он рвётся к Гермесу не только затем, чтобы сохранить работу. Он действительно верит, что Гермес — Король-Чума. Просто он, Глеб, по глупости связался с врагами Короля. С Орли. Сблизился с ней — и начались проблемы. А сейчас он порвал с Орли, и надо поскорее сообщить об этом Гермесу. Король избавит его от чумы.
Потихоньку напряжение отступало. Может быть, чума потеряла его? Глеб осторожно оглядывался, стараясь не привлекать внимания. Его самого могли принять за пьяного или за террориста.
Глеб вышел на «Библиотеке Ленина», чтобы пересесть с красной линии метро на серую. В движущейся толпе было спокойнее: здесь нет времени для опознания и контакта. Как отслеживает его чума? По веб-камерам, натыканным теперь повсюду, как это делало ФБР в фильме «Враг государства»? Но в кино за несчастным адвокатом устремлялись спецагенты, а за Глебом идут обычные люди, которые вдруг оказались орудиями чумы, да ещё и не осознают этого… Эти люди обретают лицо чумы, как в «Матрице» агент Смит воплощался в любого человека…
«Матрица»! О ней писал Дорн!..
Глеб не успел додумать эту мысль. На переходе с «Библиотеки» на «Боровицкую» на встречном эскалаторе он увидел человека чумы: молодую темноволосую женщину с непокрытой головой — и с бледным, мёртвым, прекрасным лицом. Женщина тоже увидела Глеба — и словно даже распрямилась, встрепенулась. Чёрные глаза её были без белков.
На «Боровицкой», толкая людей, Глеб кинулся к платформе, возле которой с открытыми дверями стоял поезд. Загривком ощущая холод опасности, Глеб втиснулся в вагон. «Осторожно, двери закрываются! — вежливо сообщили динамики. — Следующая станция „Чеховская“…»
Глеб почувствовал, что задыхается в резиновом и неестественном воздухе метро, снял кепку и заправил меховые уши. Вагон качался и мелодично звенел колёсами, словно монистами. Люди разобрались, и стало вполне свободно.
…Дорн писал что-то про людей, которые меняются лицами… Вот что он имел в виду!.. Прохожие вокруг Дорна вдруг обретали лица чумы — у всех одинаковые… Люди с лицами чумы преследовали Дорна — и в конце концов догнали… Глеб ведь так и не удосужился узнать, почему замолчал Дорн…
«Чеховская». Глеб наклонился, пытаясь в окно увидеть платформу на максимальном протяжении. Вогнутые серые пилоны выстроились в перспективу, словно рёбра. «Осторожно!..» — начали своё обычное заклинание динамики — и тут Глеб опять увидел человека чумы.
Это снова была женщина — в картузе с козырьком, с длинными и прямыми распущенными волосами, которые как платок лежали поверх плеч и спины. Женщина медленно поворачивала голову, оглядывая поезд, и внезапно увидела Глеба за окном вагона.
Ей было уже поздно бросаться к вагону она и не шевельнулась. Вагон покатился, но Глебу вдруг почудилось, что чума побежала вслед за поездом: лицо чумы словно прыгало с человека на человека, пытаясь догнать состав, который всё ускорял движение. А потом край тоннеля резко отсёк перрон и толпу.
Глеб обессиленно опустился на вагонный диван. Всё-таки спасенье есть, — думал он. — Ну не везде же к айфону относятся как к младенцу: если закричал — бросай всё и немедленно отзывайся. Ведь есть же места, где телеком — не первая необходимость и не высшая ценность…
Взгляд его уже натренировался из многообразия людских жестов вылавливать то движение руки, каким люди извлекают откуда-нибудь телефон и подносят к уху. Глеба словно дёрнули за верёвочку: он посмотрел через два стекла в соседний вагон и увидел, что юноша в толстой зимней кофте достаёт телефон. Над правой щекой юноши свисала длинная чёлка, в левом ухе блестела серьга.
Глеб встал и, перехватываясь за поручни, пошёл в другой конец своего вагона. Издалека он снова обернулся — и увидел белеющее за окнами лицо человека чумы. Поезд тормозил на «Менделеевской».
Глеб выскочил на платформу, сразу нырнул под арку, пробежал несколько пролётов и влился в поток людей, что загружались в его же поезд. Двери закрылись, вагон поехал. За плечами и между поднятых рук пассажиров Глеб пытался увидеть на перроне юношу с чёлкой — но увидел его опять в соседнем вагоне. Юноша-чума поменял вагон точно так же, как и Глеб, и теперь тоже высматривал того, за кем гнался.
В метро слишком сложно укрыться от чумы, понял Глеб. Наверное, Генрих Иванович Дорн тоже это понял, потому и выспрашивал, как ему идти от станции куда-то там по знакомому адресу… Глеб решил убираться из подземки. На «Савёловской», он знал, выход всего один. Глеб первым ринулся из вагона к эскалатору. Уже с высоты, уплывая наверх, он обернулся, пытаясь рассмотреть, едет ли за ним чума.
Из вестибюля метро Глеб попал в систему подземных переходов и, не без труда разобравшись, куда идти, поднялся на поверхность, на площадь перед Савёловским вокзалом. Здание вокзала, подсвеченное приятно и аккуратно, было похоже на торт, порезанный на дольки. Но другую сторону площади расползся бетонный паук развязок и эстакад.
От Савёловского до Отрадного и «ДиКСи» дорога была прямая. Глеб вышел к стоянке то ли такси, то ли бомбил.
— Куда эдем? — спросил какой-то кавказец. — Атрадный? Тысяча.
— Двести, — сухо ответил Глеб.
— Ну ладно, давай пэцот!
— Двести.
— Нэ, двэсты нэ паэду.
Глеб ушёл за площадь к Бутырской улице и сразу поймал тачку.
Водитель был пожилым и грузным, с пушистыми усами. Цена в двести его вполне устраивала. Старый «рено» казался ухоженным и надёжным. Глеб расслабился, откинув голову на подголовник кресла.
— Тяжёлый день? — спросил водитель. — Можно кресло отодвинуть.
— Спасибо, ни к чему, — ответил Глеб.
Бутырская улица нырнула под железнодорожный виадук, потом «рено» плавно откатился вправо, на улицу Яблочкова, и помчался ровно, как по струне. Вокруг были огни Москвы, и Глеб подумал, что Москва плоха лишь тем, что её везде и всегда слишком много… Затем на периферии зрения мелькнуло что-то знакомое, мелькнуло другой раз, третий… Глеб встряхнул головой.
Сити-вижны… Они стояли на толстых ногах над перекрёстками, и Глеб не сразу осознал, что огромные городские телевизоры крутят рекламный ролик «ДиКСи», к которому он сам и сочинял сценарий.
Ролик строился как последовательность изображений на экране айфона: на зрителя с экрана шёл Гермес и показывал айфон с порталом «ДиКСи». Камера увеличивала экран айфона, и на нём из веб-окошка на зрителя снова шёл Гермес и показывал айфон, а с его экрана опять шёл Гермес с айфоном, а с его экрана — опять Гермес с айфоном, — в общем, «у попа была собака». В череде выходящих из веб-окон Гермесов менялись лишь фигуры с фрески Рафаэля, которые отслаивались от Гермеса, как цветные тени. В этом ролике айфон был бог-отец, Гермес — бог-сын, Рафаэль — дух святой, а Платон, Сократ, Аристотель и Диоген — только маркеры разных уровней постижения.
Водитель «рено» смотрел на сити-вижны как заворожённый.
— Остановите! — крикнул ему Глеб.
Автомобиль только что переехал по мосту через речку Лихоборку.
Водитель по инерции давнего бомбилы сдал вправо, замедлился на обочине и повернулся к Глебу спросить, зачем его тормознули, но спросить уже ничего не мог: лицо его бледнело и превращалось в лик человека-чумы. А Глеб успел отстегнуть ремень и открыть дверку. Он боком вывалился из салона и сразу отскочил от машины прочь.
Ему просто повезло. Он увидел, чем заканчивается ролик на сити-вижнах. Последовательность картинок в айфоне Гермеса завершалась фотографией Глеба, сделанной сквозь окно вагона метро.
Комплекс НИИ был построен на обширном пустыре, огороженном улицами и магистралями. Сейчас пустырь зарос по краям парковками, и Глеб шёл мимо бесконечных автомобильных рыл за сеткой-рабицей: машины глядели на Глеба из-за оград так же тупо, как в зоопарке отупевшие животные из своих вольеров пялятся на посетителей.
Плоский комплекс НИИ в темноте был виден издалека — с углов его ярко подсвечивали прожектора. Но раньше Глеб не замечал, что со стороны «ДиКСи» похож на футуристическую тюрьму.
Глеб дошагал до крылечка, поднялся по ступенькам и потянул на себя дверь пропускного бюро. Замок отомкнулся с опозданием, точно дверь колебалась, впускать или нет. Закуток у турникета в такой час, разумеется, был пуст. За стойкой перед монитором сидел охранник. Он узнал Глеба, и Глеб узнал охранника: это был тот моложавый мужик, похожий на потомственного офицера, который регистрировал посетителей, когда Глеб с Борькой ходили в дата-центр и в подвалы.
— Глеб Сергеевич? — удивлённо уточнил охранник.
— Да, вот не сидится мне дома перед праздниками, — виновато пояснил Глеб. — Александр Давидович здесь?
— Здесь.
— Он один? — Глеб надеялся услышать про Орли.
— Один.
— Не спрашивал про меня?
— Не спрашивал.
