Просто хотел сначала познакомиться, присмотреться, да и тебе стоило привыкнуть. Я вижу, тебе сейчас и так нелегко приходится, а тут бы я еще с наскока навязался.
— Ну знаешь… Рикко! — сказала Дана с досадой. — То-то я думала, что к старушке, которую подагра свела, ты бы так с помощью не льнул! Да и если б я была рябая и горбатая, черта с два захотел бы присматриваться…
— А не много ли ты порой думаешь, Дана? — безмятежно улыбнулся Рикхард. — Тебе же стало лучше, разве нет? Вот это и важно. Хотя в такие дела меня никто не просил вмешиваться!
Дана слегка остыла, сочтя его слова справедливыми, и после раздумья промолвила:
— Да, прости, я всегда такая вспыльчивая… Наша Надежда Тихоновна давно мне говорила, что это еще нагонит на меня беды.
— Вот бед нам не надо, — с неожиданной мягкостью отозвался Рикхард и притронулся к ее плечу. — Просто не суди преждевременно, Дана: в жизни многое обстоит не так, как видится издалека, в том числе и Усвагорск, и моя родина.
— Да кто б спорил! — улыбнулась Дана. Почему-то сейчас ее не тяготило то, что общество Рикхарда ей по сути навязали: он казался явно не худшим вариантом. Она даже подумала, что следует отблагодарить его за неожиданную заботу.
— Хочешь, я тебя чаем угощу, Рикко? У меня в самоваре еще остался, крепкий, малиновый! Или у вас кофе больше любят?
— С удовольствием попью твоего чая, — отозвался Рикхард и последовал за ней к палатке. — Это куда лучше, чем дуться и препираться. В конце концов, нам ведь предстоит скоротать вместе немало времени!
— Немало? — изумленно заморгала Дана. — С чего ты так решил? Разве в Усвагорске такое запутанное дело?
— Да кто же сейчас предскажет! Но у нас и дорога впереди: я сам вызвался тебя проводить — не дело, по-моему, для молодой девушки странствовать в одиночку. Ты когда-нибудь покидала свой край?
— Только ездила по другим поселкам с артелью, да еще была в паре городов поменьше Усвагорска. Но даже их не успела толком разглядеть: недосуг было оторваться от кистей и красок, — призналась Дана.
— Я сразу так и подумал, как тебя увидел, — прищурился Рикхард. Дана почувствовала, как кровь вдруг прилила к щекам, поспешно отвернулась и стала хлопотать с чаем. Она разлила дымящийся багряный напиток в стаканы с медными подстаканниками, положила на поднос пару пышных кренделей с сахарной пудрой, которые припасла в палатке для мастериц Надежда Тихоновна. Они снова устроились на скамейке, но теперь угощение разделяло их и Дана сочла, что так будет спокойнее.
— Кстати, ты что-то о гуляниях говорил: мол, они тебя забавляют, — напомнила девушка. — А у вас разве по-другому празднуют?
— Ну, в сущности так же, люди-то везде одни, а солнцестояние у северных народов всегда в почете. Эта ночь определяет, будет ли урожай обильным, осень — мягкой, зима — снежной и не слишком лютой. И другие заботы: чтоб дети росли здоровыми, молодые женились и плодились, а старики доживали свой век с покоем и достоинством. В эту ночь важно вести себя правильно, Дана, и заслужить благословение от высших сил. Не думаю, что для этого достаточно купить венок из неловких рук и от холодного сердца, — к тебе это, конечно, не относится, но вот некоторые твои подруги…
— У меня нет подруг, Рикко, нас просто жизнь свела, — возразила Дана. — И наговаривать на них я не желаю: сама же в этом соку варюсь, значит, ничем не лучше. Просто они мне чужие, да и вообще я по сути одна на свете.
— Это в любой момент может измениться, — улыбнулся парень. — У тебя есть душа, Дана, а значит, ты уже не одинока. Но если не боишься, я готов показать тебе кое-что — тогда у нас с тобой появится общий секрет.
— Какое-нибудь заклинание? Обряд? — оживилась Дана.
— Близко к этому, но куда интереснее! Я вижу, ты действительно много лет варилась в одном соку, а это не дело для одаренной колдуньи. Сейчас ты увидишь истинный почет солнцестояния, без которого, вероятно, ночи были бы куда темнее. А если люди не образумятся, то однажды тепло и вовсе может их оставить.
Дана смутилась — речи Рикхарда показались ей какими-то чересчур витиеватыми и мрачными, но еще больше подстегнули любопытство. Поэтому, допив чай, она осторожно взялась за его огрубелую ладонь и они пошли к железной дороге, над которой сгущались лиловые летние сумерки.
По ту сторону железнодорожных путей высилась насыпь, поросшая колосьями и борщевиком, тропинка за ней вела в лес. Из-за местной дождливой погоды земля то и дело размокала, и порой люди возводили нехитрые мостики из бревен, досок или хвороста. Но сейчас почва была сухой, и Рикхард уверенно вел девушку туда, где пахло озерной водой и доносились веселые голоса.
— Ты что, ведешь меня на купание? — сообразила Дана.
— Да, но только на другое, — таинственно улыбнулся северянин, — такое, где ты еще не была.
— И все же стоило предупредить, — нахмурилась девушка. — На меня в последнее время и так свалилось чересчур много сюрпризов.
— Думаю, этот окажется приятным, — ответил Рикхард, отодвигая низко стелющиеся ветки. Оказавшись на развилке, откуда один путь вел к знакомому озеру, а другой — к вросшим в землю старым избушкам, Дана не сразу заметила, что была еще и третья дорожка. Она начиналась в большом овраге и без конца петляла, теряясь меж валунов и зарослей папоротника. Девушка подумала, что без Рикхарда никогда бы ее не нашла, и тут же насторожилась: откуда чужой парень о ней знает?
Но она ничего не успела спросить, так как споткнулась о подвернувшийся камешек, и Рикхард ловко поддержал ее.
— Осторожнее, Дана, смотри под ноги, — мягко напомнил он. — Впрочем, мы уже почти на месте.
Дана с недоумением озиралась по сторонам, не видя ничего, кроме деревьев, кустов черники и муравьиных крепостей. Но тут Рикхард положил руку ей на плечо и устремил взгляд вперед. Она не успела возмутиться этим жестом: по телу начала растекаться живительная сила, которая одновременно будоражила и нежила. Близость почти незнакомого мужчины — Дана даже ощутила его приглушенное дыхание, — почти не смущала, казалась такой же привычной и умиротворяющей, как шелест листвы или шум залива.
Вдруг меж деревьев замерцали огоньки, переливающиеся холодным зеленоватым светом, словно кто-то вел здесь невидимую перекличку. В сонную тишину ворвались шорохи, скрипы и чей-то мелодичный смех, захлопали незримые птичьи крылья. Дана слышала то детский плач, то девичье воркование, то кряхтение стариков, а затем раздался топот копыт,
