В коридоре он сбросил куртку. Поднялся по широкой лестнице на длинную открытую площадку и некоторое время искал уборную.
Дом был явно не приспособлен для жизни через четыреста лет после постройки. Отопление больших комнат с высокими потолками наверняка стоило целое состояние. Неудивительно, что его отец ограничился только несколькими комнатами. Из окон сквозило, рамы пора было менять. Почти все стены шелушились от сырости. Полы стенали громче палубы старого парусника в бурю, а краску не обновляли лет пятьдесят.
Спальня отца оказалась в самой маленькой из комнат и произвела на него странное впечатление. Она была полна… пустотой. Повсюду вещи старика, но они лишились характера, словно выжженного внезапной молнией.
У кровати стопками громоздились книги. Рядом стояла чашка с недопитым чаем, уже подернувшимся плесенью. Он догадался, что это последняя утренняя или ночная чашка, выпитая отцом.
Одеяло на высокой деревянной кровати было откинуто. Вмятина в старом пружинном матрасе под серым чехлом и приплюснутая подушка указывали, где именно спал Натаниэль. Другая половина кровати была нетронута. Гидеон нахмурился. При всем легендарном уме и сказочном богатстве его отец жил как на постое и умер в одиночестве.
Напоследок окинув спальню взглядом, он заметил старый шнур звонка над дверью, оставшийся с тех времен, когда в доме жили нянька или дворецкий, даже ночью готовые прийти на вызов хозяина. Ему вспомнилась школьная экскурсия в здание, находящееся под охраной Национального треста, и любопытное замечание экскурсовода: старинный дом пронизан потайными ходами, позволявшими слугам быстро и незаметно попадать в любую комнату.
Гидеон задумался: нет ли таких ходов и в доме отца? Отбросив ногой пару пыльных шариков, он вышел в коридор. Нет ли за спальней Натаниэля еще одной комнаты?
Не было.
Проход упирался в окно, выходящее в сад за домом. Пройдя до конца, он заметил в обоях справа лишний стык. Постучал по стене — как по фанере. Попробовал стукнуть на метр влево и на метр вправо. Камень.
Он обстучал вставную доску сверху донизу и по краям. Гулкая пустота вполне могла быть дверью. Не видя ни ручки, ни петель, он все же не сомневался, что так и есть. Опустился на колени и пощупал пальцами, как в археологической траншее. Там, где половица сходилась с доской, он нащупал щель. Запустил в нее пальцы и потянул на себя, но доска не поддавалась. В досаде он толкнул ее. Из-за отворившейся двери вырвался затхлый воздух.
Гидеон вскочил на ноги. В стене открылась темная щель. Пошарив внутри, он нащупал выключатель и поразился тому, что увидел. Узкая комнатка, вроде очень глубокого шкафа. Одна стена доверху скрыта книгами. На полках другой старые кассеты, DVD-диски. В дальнюю стену вмонтирован старенький плазменный телевизор.
Мысли Гидеона смешались. Зачем его отцу понадобилась тайная комната? Что на этих пленках — и зачем они здесь? Почему десятки книг спрятаны здесь, а не лежат открыто внизу?
Что за тайну так тщательно хранил отец?
Среда, 16 июня.
Сохо, Лондон
Джеку Тимберленду исполнилось тридцать один, но всякий, кто не знал, дал бы ему двадцать семь. Было в нем что-то, просто не сочетавшееся с определением «за тридцать». В кругу Джека возраст носили вроде большого значка, какой прицепляют на грудь малышу в день рождения: «Мне уже 5». Только у тридцатилетних значок гласил: «Я — шлепанцы, ковры, собака, семья, „Вольво“. Я — зануда».
А Джек не был занудой. Особенно, зарядившись, как Пит Догерти и Эми Уайнхауз, вместе взятые. Он не был богат. А его отец был. Из тех богачей, которых в банке встречают с почетом. С состоянием, уходящим в глубь времен, может быть, даже к саженцу в саду Эдема, где прогуливался Адам. Рано или поздно все должно было достаться Джеку, а пока он обходился пятимиллионофунтовой квартиркой в Мэрил-бон и карманными деньгами, которых только-только хватало на «Астон Мартин», оплату клуба, кое-какие инвестиции да изредка — на веселую ночку.
Джек был единственным сыном и наследником лорда Джозефа Тимберленда и водился с самыми модными манекенщицами, девушками с третьей страницы и непослушными дочерьми стареющих рок-звезд. Конечно, неплохо, когда твой лучший друг — фотограф из «Хит», иначе для чего же еще нужны друзья?
В этот вечер он оделся в охотничий наряд. Поблескивающий голубой костюм из хлопка с шелком, простая темно-синяя рубашка и новые туфли из итальянской кожи. Он уже высмотрел себе достойную добычу. Малышка, прохлаждавшаяся в ВИП-отделении «Чайнауайта» и державшаяся так, словно купила все заведение. Безупречные зубы выдали в ней американку еще до того, как она начала слишком громко хохотать и болтать со свитой. Острые скулы и теплые карие глаза, продуманно небрежные пряди длинных темных волос и сказочные ноги, затянутые в дикарские, в стиле дашики, зелено-розово-коралловые легинсы и едва прикрытые винтажной мини-юбочкой. Она выглядела как звезда экрана в роли хиппи.
От одного взгляда на нее кровь ударяла в голову.
И тут она взглянула в его сторону.
Ох, ты! Он чуть не полыхнул как нефтяная скважина и поплыл к ней, не в силах сопротивляться притяжению ее сексапильности. Малышку окружала толпа народа, парни и девчонки, она же как будто виде а его одного.
— Эгей, парень, стой-ка!
Голос и большая черная рука, упершаяся ему в грудь, возникли невесть откуда.
— Простите? — Джек небрежно скосил глаза на черные пальцы, растопырившиеся как крокодильи челюсти у его тонкой белой шеи. — Вы ведь не будете возражать?..
Он на своем вежливом и безупречном английском обращался к человеку, такому огромному, что его плечи загораживали горизонт.
— Вам придется малость отступить, сэр. Леди принимает друзей, посторонним вход воспрещен.
Джек нервно хмыкнул:
— Только свои, без посторонних? Вы бы позволили мне просто представиться молодой леди. Я…
Крокодил щелкнул зубами. Пальцы-челюсти сомкнулись на горле у Джека и протолкнули его, задыхающего, к месту в дальнем углу ВИП-зоны.
Пока он хватал ртом воздух, мужчина с кроткими седыми волосами присел на пятки и заглянул Джеку в глаза.
— Сынок, нам очень жаль, что пришлось это сделать. В виде извинения мы закажем тебе бутылочку по твоему выбору, а ты посидишь здесь и выпьешь ее. О’кей?
— Это мой клуб, — хрипло возмутился Джек и, к собственному удивлению, встал. Правда, встав, он никак не мог сообразить, что делать дальше. Путь вперед преграждал человек-крокодил и еще один монстр в черном костюме. Чтобы через них перебраться, понадобилась бы лестница.
За горным хребтом их мускулатуры его взгляд снова нашел молодую красотку-американку. Она шепнула что-то сидевшей рядом блондинке и — надо же! — направилась к нему.
Именно к нему, никаких сомнений. Она смотрела ему прямо в глаза. Кто бы она ни была, она явно собиралась с ним заговорить.
Гора грозно надвинулась на него, но Джек даже не заметил. Говорят, любить больно. Кажется, Джеку предстояло узнать, насколько больно.
Мобильник Гидеона скрипел внизу, как птичка, подхватившая грипп. Он понимал, что телефон сейчас переключится на голосовое сообщение, но все же выскочил из потайной комнаты отца и сбежал по лестнице.
Опоздал на пару секунд. Телефон щелкнул, когда он шарил на рабочем столе в поисках ручки и бумаги. Блокнот-липучка нашелся на холодильнике. На первом листке был набросан список покупок: сыр, печенье, фрукты, шоколад — последний ужин, так и не съеденный отцом.
Он прокрутил обратно к пропущенным звонкам, записал номер и, когда сообщение закончилось, стал нажимать кнопки.
На том конце отозвался женский голос:
— Полиция. Детектив-инспектор Беккер.
Зря он надеялся.
— Это Гидеон Чейз, вы сейчас звонили мне на мобильный.
— Спасибо, что ответили, мистер Чейз. Я хотела условиться, в какое время вы могли бы повидать тело отца.
Он остолбенел. Он этого боялся. Она ведь спрашивала его, но все равно он оказался совершенно не готов.
— Да, спасибо.
— Похоронное бюро Абрамса и Каннингема на Блейк-стрит в Шефтсбери. Вы знаете, где это?
— Нет, я не местный, не знаю окрестностей.
— Ну, вы легко найдете. Это по правой стороне, недалеко от поворота на Иви-Кросс. Они предложили вам подъехать завтра в десять утра. Если вам удобно. Если нет, я дам им ваш номер, и вы сами договоритесь.
Нет в сутках такого времени, когда «удобно» видеть тело отца с пробитой головой! Но Гидеон, в духе английских традиций, произнес нечто противоположное тому, что думал:
— Да, вполне подходит.
— Хорошо, тогда я им перезвоню и подтвержу договоренность.
— Спасибо.
