«Эра Дракулы» появилась не сразу. В 1978 году я учился в университете Сассекса, где посещал курс, посвященный поздне-викторианским протестным движениям, вели его поэт Лоуренс Лернер и Норман Маккензи (биограф Уэллса); для него я написал курсовую работу «Секулярный апокалипсис: конец света в литературных произведениях рубежа XIX–XX веков». Позднее изысканиями именно в этой области занимался главный герой моего третьего романа, «Джейго». Собирая материал для этой работы, я прочитал немало романов, посвященных вторжению на Британские острова («Битва при Доркинге» Джорджа Чесни, «Войну в воздухе» Уэллса, «Когда пришел Уильям» Саки), в которых Англию захватывали враги (обычно немцы). Уже тогда я заинтересовался «альтернативной историей» и узнал в этих практически забытых текстах, составляющих целый жанр, предвестников многих произведений XX века, в которых воображалось иное окончание Второй мировой войны с нацистской оккупацией Британии («SS-GB» Лена Дейтона и фильм Кевина Браунлоу «Это случилось здесь»). Впрочем, существовали и другие варианты: коммунистическая Британия («Когда поцелуи прекратились» Константина Фитцгиббона и «Русские прятки» Кингсли Эмиса), фашистское будущее («В конце концов, это Британия», недооцененный роман Роберта Мюллера, сериал которого, «Сверхъестественное»,[27] тоже повлиял на мир «Эры Дракулы») и Англия, захваченная Америкой, из рассказа моего друга Пола Макоули «Король под холмом». В сноске к одной из глав «Секулярного апокалипсиса», посвященной нарративам о завоевании Великобритании, я описывал кампанию Дракулы по покорению Англии в романе Стокера 1897 года как «единоличное вторжение».
Я не могу сказать точно, когда связал все воедино, но где-то в начале 80-х мне пришла в голову мысль, что в альтернативном завершении романа, в котором Дракула побеждает врагов и выполняет свое намерение завоевать Британию, есть потенциал. Мне до сих пор кажется несколько разочаровывающим то, что злодей Стокера, после столь тщательного планирования и пяти сотен лет чудовищных замыслов, как только приехал в Англию — подставился и посеял семена своего будущего падения, пустившись в неправдоподобное преследование жены провинциального стряпчего. Ван Хелсинг описывает план Дракулы в Британии не иначе как «стать отцом и зачинателем новой породы существ, чья дорога будет лежать через Смерть, а не Жизнь». Тем не менее нападение графа на Англию Стокер превращает в аллегорию атаки на викторианскую семью, символ всех тех вещей, которые писатель ценил и считал хрупкими. Мне показалось интересным исследовать Англию, целый мир, который появился бы в случае, если бы Ван Хелсинг и его группа бесстрашных убийц вампиров потерпели поражение, а Дракула стал «отцом и зачинателем» нового порядка. Я помню, как обсуждал эту идею с Нилом Гейманом и Фэйт Брукер (тогда работавшей редактором в издательстве «Эрроу») примерно в 1984 году. Нил и я тогда составляли для Фэйт книгу под названием «Ужасно до невероятия» и выдумывали идеи романов, которые могли бы ей продать (припоминаю страшные хоррор-задумки под названиями «Мурашки» и «Сцена»), Среди многих проектов, о которых мы тогда говорили, но так и не написали, была моя идея трилогии на тему «победы Дракулы», которая бы сконцентрировалась на работе вампирского государства с 1880-х годов до Первой мировой войны (Нил очень хотел написать парочку окопных сцен). Ничего у нас тогда не вышло, но я помню, что замысел крутился вокруг властных структур: он должен был разворачиваться в коридорах правительства, с Дракулой — главным героем, а сюжетом стало бы то, что на самом деле впоследствии превратилось в фон романов, — функционирование вампирской политики, восхождение Дракулы к власти и попытки британских революционных групп и иностранных держав свергнуть его с трона.
Идея собирала в моей голове пыль, а также всяких странных персонажей (Чарльз Борегар, например, появился во фрагменте под названием «Борегар в тумане», который я написал в университете: по идее он должен был стать лихим, но беспокойным викторианским героем в стиле Рудольфа Рассендила из «Пленника Зенды» или Джеральда Харпера из старого телесериала «Адам Адамант жив!»), пока в 1991 году Стивен Джонс не попросил меня написать что-нибудь для антологии, над которой он тогда работал, «Большой книги вампиров». В результате появилась «Красная власть», которая первоначально вошла в книгу Стива (напечатанную издательством «Робинсон» в Британии и «Кэрролл и Граф» в США), — это голый скелет «Эры Дракулы». Позже для антологии «Дракула» все того же Джонса я написал «Дракулу» Фрэнсиса Копполы, который появится в четвертой книге серии «Джонни Алукард». К тому времени я уже имел отношение к вампирам — писал для вселенной фэнтезийного «Вархаммера». Под именем Джека Йовила я не только разработал систему вампиризма, которая, скрещенная с почерпнутым из Брэма Стокера, перешла в романы «Эры Дракулы», но и придумал создание, ставшее их самым популярным персонажем. Между прочим, Женевьева из романов и рассказов Джека Йовила — это не тот же самый персонаж, что и Женевьева из «Эры Дракулы», она — ее трансконтинуальная кузина. Та Женевьева (в ее имени — Genevieve — нет надстрочного знака, так как примитивные текстовые процессоры того времени выбрасывали все необычные символы в шрифтах, а потому употреблять их не рекомендовалось) появилась в «Дракенфелсе» и имеет свою сложную биографию.
Для меня идеи книг подобны коралловым рифам, они построены из кусочков и обрывков, накапливающихся годами. Я придумал для «Эры Дракулы» фон действия и двух главных персонажей, а еще я (вдохновленный Филипом Хосе Фармером) понимал, что в романе будет большой список героев, где встретятся не только реальные люди викторианского периода (Оскар Уайльд, Гилберт и Салливан, Суинбёрн), но и знаменитые персонажи литературы того времени (Раффлс, статисты из рассказов о Холмсе, доктор Моро, доктор Джекил). В «Ночном мэре», моем первом романе, я уже исследовал возможность согласованного жанрового мира, где все персонажи и фигуры фильмов-нуар 1940-х годов жили бы в одном городе; было вполне очевидным шагом сделать Лондон «Эры Дракулы» таким местом, где пересекались бы истории всех великих викторианских ужасов, детективов и социальных мелодрам, происходя одновременно (да, идея восходит к фильмам вроде «Франкенштейн встречает Человека-волка»). Это добавляет роману интересную особенность — «заметь-ссылку», одни читатели находят ее раздражающей, а другим она чрезвычайно нравится: признаюсь, что испытываю некий восторг, когда заимствую персонажа у Э. М. Форстера или воскрешаю кого-то совсем позабытого, вроде доктора Никола. Это позволяет мне сделать роман не только игровой площадкой, но и минным полем, а также выйти за пределы исторической точности, воскрешая все эти лондонские истории, освещенные газовым светом и скованные туманом.
Для сюжета я нуждался во множестве вампиров, так как Дракула превратил бы немалое число британцев в свое потомство, начиная с парочки персонажей Стокера (Артура Холмвуда, Мины Харкер) и продолжая реальными людьми, от королевы Виктории до орды уличных проституток и полицейских. Я решил, что если Дракула заменит принца Альберта на месте консорта Виктории, то все остальные литературные вампиры выйдут из подполья и прибьются к его двору, надеясь достичь высокого положения. После графа самым известным вампиром в литературе был лорд Ратвен доктора Полидори («Эра» вышла еще до «Сумерек», «Настоящей крови», «Баффи» и других франшиз, которые получат свое в следующих книгах), поэтому он выдвинулся вперед, занял место премьер-министра Англии и ему предстояло находиться вблизи основных событий в течение всего цикла (в «Кроваво-красном бароне», втором романе серии, Ратвен у меня выполняет роль своеобразного Джона Мэйджора при Дракуле — Маргарет Тэтчер). Для остальных главных вампирских персонажей я взял менее известные имена, заимствуя их у Александра Дюма (из повести «Тысяча и один призрак»), графа Эрика Стенбока (из «Правдивой истории вампира», рассказа, который я нашел в антологии Джеймса Дики «Немертвые»), Джорджа Ромеро (из «Мартина») и всегда надежного Анонима (из «Таинственного незнакомца») при создании образов Костаки, Вардалека, Мартина Куды и фон Клатки. Я решил, что не буду воскрешать Кармиллу Ле Фаню, но по крайней мере упомяну ее, а также посчитал обязательным немного посмеяться над настоящей Елизаветой Батори (моя графиня большим обязана Дельфин Сейриг и фильму «Дочери тьмы», а не истории) и модными кровососами Энн Райс. Я радовался, набивая в роман столько известных вампиров, сколько было возможно, и даже написал речь, в которой Ратвен с изрядной наглостью перечисляет кровососущих пэров своего времени, крайне грубо о них отзываясь. В последующих романах мне доставляло удовольствие работать с доном Себастьяном де Виллануэвой Леса Дэниэлса и принцессой Азой Вайдой Барбары Стил, хотя я осторожно подхожу к этому вопросу, опасаясь придумывать слишком много для персонажей, созданных другими авторами, ведь они, возможно, еще не расставили все точки в судьбе своих творений.
