— Возможно, что ничего. Судя по нашей информации, Леголас скрыл ваш вызов. Поехал один, никого не предупредив. Видимо, он имел свой интерес в этом деле.
— Ему понадобилась девчонка? — Толкиен выглядел озадаченным. — Не верю. Эльфы брезгливы и к тому же очень разборчивы. Если эльфу нужна женщина…
— Нет, не то. Я думаю, он намеревался ее продать в какую-нибудь ортодоксальную эльфийскую семью — в качестве наложницы. Он ведь думал, что к вам пришла наивная девочка из «потерянных детей». Такие ценятся.
— Хм, вполне возможно… Но эльфы все же постараются провести свое расследование. Хотя — будем надеяться на лучшее. Да, кстати, — профессор достал из кармана коробочку, — это подачка Леголаса. Три кольца пыли. Вы просили сдавать вам такие вещи.
— Да, разумеется. Благодарю, — Шталь спрятал коробочку в недрах письменного стола.
— Кстати… — профессор чуть замялся. — Я собираюсь несколько пополнить свою библиотеку. Мне нужна обычная сумма. Если не сложно, переведите ее через Америку.
— Через Америку нам уже сложно работать. Может быть, мы устроили бы это дело как авансовый платеж от какого-нибудь издательства… но это тоже не вполне удобно. Будем думать.
— Придумайте что-нибудь. Вы ведь всегда находите изящный выход из любого положения. Извините, мне пора. Я так и не закончил статью для сборника, а университетская типография больше не может ждать. Они и так мне телефон оборвали. На этом позвольте закруглиться. Всего доброго.
— Auf Wiedersehen, профессор.
Толкиен встал, коротко кивнул собеседнику и вышел из кабинета.
Господин Вильгельм Шталь дождался, когда шаги старика затихнут в коридоре. Вытащил из недр стола деревянную коробочку. Трясущимися руками открыл ее.
На дне тонким слоем лежала блестящая красная пыль.
— Моя прелесть, — сладко улыбнулся Шталь и переложил коробочку себе в карман.
Дмитрий Браславский
ВОЛЯ НЕБЕС
Когда император Седар со свитой добрался до места, солнце, немилосердно прокаливавшее кольчугу в течение всего дня, наконец угомонилось и стало собираться на покой. Небо застенчиво порозовело, а струящаяся по воде до самых белоснежных стен Источника золотая дорожка казалась тончайшим ковром, расстеленным в ожидании бога морей.
Однако в свите императора некому было любоваться красотами природы. Вдали от городских стен стража чувствовала себя неуютно: провинция славилась разбойниками, и воины не спускали глаз со скалистого берега, изрезанного многочисленными заливами и бухточками.
Ехавший по правую руку от государя Вьен тен Парендос, легат Империи и рыцарь Ордена Снежного Барса, хранил молчание. Седар был известен быстрыми, как у девицы на выданье, переменами настроения, и то, что по приближении Источника он нахмурился, совершенно не вызвало у легата желания развлекать своего монарха остроумной придворной беседой. К тому же тен Парендос и не был придворным в полном смысле этого слова: уже не первое поколение правителей облекало членов его семьи особым доверием, и это заставляло Вьена больше мотаться по стране, чем наслаждаться прохладой альдомирских дворцов. Едва ли у него были основания жаловаться на императорскую неблагодарность, но что толку в поместьях и деньгах, если ни в окружающей Вар-Рахиб пустыне, ни в прилегающих к Хатронгу степях никому нет до них никакого дела.
Молчал и сам Седар. Путешествие по Империи, о котором он так мечтал в детстве, оборачивалось мучительнейшей пыткой.
Триумфальные арки при въезде в города, помпезные речи зануд-магистратов, приемы для местного дворянства, подтверждение вольностей и привилегий, многочасовое принятие присяги от верных подданных… Ни один город не хотел ударить в грязь лицом, каждый придумывал что-то свое: Реборд порадовал его хором вышедших в отставку мытарей, Катэна — двухдневной морской прогулкой, после которой цвету его лица не позавидовал бы и утопленник. В Трайгорне за четыре месяца до прибытия государя перестали играть свадьбы — жрецы решили оказать ему честь, дабы он лично напутствовал пары. После восемьдесят четвертого пожелания долгих лет счастья и благополучия Седару оставалось только надеяться, что он достаточно хорошо владеет своей физиономией, чтобы молодожены в ужасе не разбежались.
Поездка к Источнику оказалась желанной передышкой: можно было наконец перестать улыбаться, говорить по пять часов в сутки и бесконечно махать рукой восторженным подданным. И, что особенно приятно, снять сдавливающую виски корону, скинуть тяжеленную меховую мантию и небесно-голубой, длинный, великолепный, но невероятно неудобный роб, переодеться в обычное дорожное платье, сесть на коня и целый день пребывать в тишине.
По большому счету, посещение Источника было столь же давней и столь же бессмысленной традицией, как и все остальное путешествие: после коронации императору полагалось выбрать время, чтобы выслушать «волю небес» — сил, существовавших в этом мире задолго до прихода богов. По крайней мере, так гласила легенда, проверять которую у Седара не было ни возможности, ни желания.
В глубине души Седар подозревал, что кому-то из его предков просто-напросто понадобилось выкинуть фортель, который ни при каких условиях не был бы одобрен жрецами, и древняя легенда пришлась здесь как нельзя кстати. Сошлись император на волю богов, и иерархи легко могли бы поймать его на лжи, а так — и руки гладки, и дом в порядке.
Традиция, в общем-то, не обременительная: пригласив с собой дворянина, который сможет потом засвидетельствовать, что паломничество было совершено по всем правилам, добраться до Источника, посидеть у него спокойно пару минут, водички попить… Ну, а если великие и могучие древние силы небес возжелают вдруг обратить на императора внимание, исполнить их волю в точности — и дальше до конца жизни у Источника не появляться.
Перед тем как покинуть Альдомир, Седар, конечно, не удержался и попросил хранителя архивов посмотреть, чего требовал Источник в былые годы. И выяснил, что ничего особенного: с отцом он вовсе не пожелал разговаривать, а деда попросил в обход всех устоев и правил сделать рыцарем некоего Норба. Император усмехнулся: насколько он помнил, Норб был сыном конюха, товарищем деда с детских лет и объектом постоянной зависти отпрысков куда более знатных семейств.
И с другими императорами примерно та же история. Гессону Рыжему Источник велел завести любовницу, Немеру — основать новый город, Гессону Второму — не медля развестись с женой. Что ж, этого и следовало ожидать: предки его были людьми находчивыми, и мало кто из них согласился бы упустить такую дивную возможность исполнить свои мечты. Ну, а отец как был простофилей, так и остался — ему и Источник не помог.
Впрочем, у самого Седара никаких потаенных стремлений не было. Невеста, с которой он был обручен трех лет отроду, давно уже ждала его по ту сторону Грани, городов в стране и без того хватало, дружить с сыном конюха ему бы и в голову не пришло… Может, сделать вид, что Источник приказал ему прервать это подзатянувшееся путешествие, вернуться в Альдомир и заняться наконец делами? Мелковато как-то… Да и дела никуда не убегут: править ему теперь Империей до конца дней своих, успеет еще. А покуда в столице всем заправляет матушка, даруйте ей боги долгие лета, так туда и вовсе нечего торопиться…
Белые стены Источника были уже совсем близко. Император спешился и знаком велел тен Парендосу оставаться в седле. Нечего. Суеверия суевериями, но если что, пусть лучше будет кому командовать эскортом.
Белые стены? Как белые?! Ведь отец рассказывал про отблески солнца на небесно-голубых, в цвет парадных одеяний императоров, сводах Источника! Седар тогда еще подумал, что это не цвет Империи, а цвет струящейся в летний полдень воды. Вот так суеверие…
— Вьен, — бросил император легату, — хочешь со мной?
Тен Парендос мигом оказался на земле. Привычным жестом поправил перевязь меча, склонил голову:
— Почту за честь, мой господин.
— Тогда пошли.
Низкая арка входа заставила императора пригнуться. Он с удовольствием пропустил бы легата вперед, но еще не хватало, чтобы тен Парендос подумал, будто он струсил.
Просторный зал. Льющийся сквозь узкие щели в сводах свет предзакатного солнца. Мраморная чаша с водой — прямо в полу, из простого белого камня. Белого…
Они сделали несколько шагов к Источнику, и внезапно доносившиеся снаружи звуки стихли. Бросив ладонь на яблоко меча, тен Парендос резко обернулся. Никакой опасности, никакой двери, все по-прежнему. Стража болтает о чем-то своем, беззвучно, как у рыб, раскрываются рты…
— Государь!
Голос тен Парендоса прокатился под сводами неожиданно гулко, заставив императора поморщиться.
— Не кричи. Столько ехали — должно же здесь быть хоть какое-то чудо!