— На что это ты намекаешь? А? Что ты влиял на какие-то мои результаты? – я, тем временем, натягиваю футболку и киваю.
— А то как же?!
— Брехня все это! И я любому докажу, что я совершенно сама…
— Тренировала ты себя тоже сама? Что еще ты делаешь сама? Морковкой себя любишь?
— Какой же ты подонок, Эрик!
— Закрой пасть, — с потаенной угрозой говорю ей, чувствуя, как темный туман опять начинает застилать разум, — есть вещи, которые лучше не произносить. Если хочешь коптить воздух Бесстрашия дальше!
Я поворачиваюсь и выхожу из Ямы, оставив ее на ринге. Вслед мне неслись еще какие-то проклятия, но я уже не разбираю, да и не хочу. Она все-таки когда-нибудь нарвется и я, бл*дь все-таки сброшу ее в пропасть!
====== «Глава 4» ======
Эшли
Страсть и гнев, вспыхнувшее желание, блуждающее по пустошам отчаяния — всё спуталось в один клубок, и не отыскать его начала. Этот с ума сводящий запах выплеснувшегося адреналина, яростные поцелуи умелых губ, превращающиеся в укусы, грубые движения, посылающее волны тепла в живот и лихорадочно блестящие глаза лишили воли настолько, что все чувства неправильности гасли, и мне это нравилось... Да так, что крышу напрочь снесло. Ой, чокнутая... А теперь души коснулась горечь, взыграв внутри разрушительным ощущением использования. Я сгребаю свои тряпки с ринга, быстро натягивая лосины — вот и все, что осталось от моих вещей. Майка в лоскуты. И как мне возвращаться в таком виде назад, через коридоры штаб-квартиры? Мог бы и озаботится, если б было не плевать. И обидные слова, и затуманенный удовлетворением взгляд, в одно мгновение превратившийся почти в ненавистный, вползали холодной змеей. Да, именно с ненавистью он посмотрел на меня перед уходом... Мне мерзко, гадко, паршиво всё! И больно, черт возьми, больно так, что не вздохнуть, не выдохнуть, только острые спазмы терзают грудь. Ладно, чего разнылась тут, сама ж выбирала себе мужчину. Знала же прекрасно, что он такой. Ведь знала?
Но злые слезы предательски текут по лицу, я их смахиваю, но они возвращаются, пытаясь принять и осмыслить совершенно чудовищную для себя мысль, которая все глубже и прочнее поселяется в сердце, врастая туда под тяжестью его поступков. Эрик никогда не пустит меня в свою душу — я ему не нужна. Никто ему не нужен. Потому что он не хочет, чтоб его любили. Ему и так хорошо. Он приближает меня на мгновение, а потом, словно почувствовав что дал слабину и боясь стать уязвимым, отталкивает еще дальше, и мне вновь приходится сживаться с едва-едва оставленной ролью живой куклы, пытаться смириться с произошедшим, ища в себе силы справиться со всем, пережить. А меня тянет к нему все равно так, будто латунными цепями приковали. И эти желания заставляли какой-то униженной себя чувствовать. Это всё как-то подло, отвратительно, очень больно, эта боль плескается на самом дне души, откуда не достать, и Эрик понимает, что отворачивает так меня от себя, конечно же, понимает, и не скрывает даже этого. Ему не жаль. Нисколько. Тогда что же я делаю со своей жизнью? Не знаю, что же его так неотвратимо исковеркало, что он меня к себе не то что не подпускает, а так и хочет избавиться. Вычеркнуть и забыть. Хотя в этом я его прекрасно понимаю, потому что мне тоже очень хочется ничего не помнить и не чувствовать, потому что я устала терзать себя сомнениями, глотать слезы, пристальнее всматриваться в серые, по-хищному сощуренные глаза, готовясь к чему угодно, от нежного взгляда и до оплеухи, и ждать, когда уже, наконец, разрешится этот ноющий надрыв в душе. Вот только вплавился он в мою жизнь слишком непозволительно прочно. И вот в этом вся загвоздка.
— И куда мы идем? — воплю я, повиснув на втором локте Грега, который тащит нас, как путеводная звезда куда-то на нижние уровни фракции по дребезжащим лестницам.
Настроение последние дни совсем ни к черту, с Эриком ничего не проясняется, он и слова-то мне не сказал, только как-то подозрительно посматривает сквозь хмурость на расстоянии. Между нами расходится черта пустоты, зашиваемая нитками моих глупых надежд. Так себе перспективка, правда? Я сама не знаю, чего уже жду от него, запрятавшись в персональный кокон, наверное, какой-то ответный ход. Вот меня вновь неудержимо и потянуло к друзьям, которым можно поныть в уши, испортив настроение и тем самым получить моральное удовлетворение. Прихватив с собой Линн, мы вперлись в салон к Грегу, и ему уж деваться было некуда, кроме как взять нас с собой.
— Крошь, не ори, увидишь сама, — пропела Хирут, ероша своему парню синюю «щетку» на голове. — У вас инициация почти закончилась, так что ничего страшного не будет, если мы разочек сбегаем в одно местечко.
— Так что за местечко-то, хоть намекните? Интересно же.
— Бои без правил, — раскрыл все карты Грег, глянув на меня с таким торжественным видом, будто я должна была завалиться в эстетический обморок.
— Чего? И нафига они? Вам рингов что ль мало? — глаза мои превращаются в блюдца от удивления.
— Да не нуди, чего такого-то? — подключилась Линн, пробиваясь через толпившихся в коридоре людей, пребывавших в каком-то ажиотаже. — Для Бесстрашия — это абсолютно нормальное явление, правда, незаконное, и мало кто о них знает.
— А ты откуда знаешь? — прицепилась я, но пришлось заткнуться, потому как дорогу нам перегородил здоровенный бугай, но Грегушка что-то зашептал ему, и нас беспрепятственно пропустили в неприметную дверку, ведущую в подвальное помещение. Ого!
— Девид предупредил, что мы придем, — пояснила Хирут, — он частенько сам участвует в боях.
— Поскольку бои все-таки нелегальные, попасть с улицы сюда просто нельзя, нужно что б кто-то из своих порекомендовал. Так что девки, рот на замок! — пригрозил нам пальцем Грег, — и если кто спросит — вы ничего не видели и не знаете, ясно?
— Да ясно, прям удивил, — отмахнулась подружка, намахивая кому-то из знакомых. — Че, думаешь мы без понятия? Не ссы, молчать умеем. Крошь, пошли на балконы, внизу не протолкнуться. А чего народу-то так сегодня много, турниров же еще нет?
— Не знаю, но обещают грандиозное зрелище. Говорят, бойцы будут профессиональные, можно сделать пару неплохих ставок.
— Тотализатор? Ах ты гадость, — возмущенно зашипела я, будто мне хвост прищемили, больно ущипнув его за руку. Так вот в чем дело и зачем эти бои! А вот такая изнанка Бесстрашия мне определенно не по душе. Твою ж мать, неуютно-то как, муторно стало на душе!
— Крошь, не высовывайтесь только, тут могут и старшие члены фракции ошиваться, нельзя чтобы неофиток кто-то видел.
Наш личный парикмахер ухватил меня и Линн за шкирки и оставил на верхнем ярусе помещения, в укромном уголке, а сам быстро сдулся, видимо, делать ставки. Вот пакость какая!
Следующие пару часов для меня стали не самыми приятными. Да что там, мерзкими, если уж совсем-совсем честно. Бесстрашные, конечно, отличаются безрассудством, здесь проще относятся ко всему, даже к смерти. Линн смотрит на все без особого ужаса, урожденные привыкшие ко всяким зрелищам с ранних лет и особо впечатлить их сложно.
Света тусклых лампочек едва хватает, чтобы рассмотреть лица бойцов, выходящих на ринг и сошедшихся в схватке, под громкий ор обезумевшей толпы, они наносят друг другу удар за ударом, поливая кровью маты. Еще удар и поверженный боец падает на настил, а толпа ликует, победитель выделывается перед зрителями, купаясь в овациях. Тьфу, бл*дь! Я не ханжа, сама люблю повизжать, болея, когда ребята дерутся на тренировках, но не вижу вот в ЭТОМ никакого смысла, потому что без серьезных травм отсюда не выйдешь. В Яме полно рингов, дерись — не хочу, если так нравится. Большинство павших уносят на носилках из зала. Мда, у Роджера сегодня будет много работы... Смертность на боях тоже, как я понимаю, довольно высока. Линн быстро вводит в курс дела, объясняя, что в боях участвуют, чтобы заработать кредитов. Всё ясно — бабло, фарс, шоу, ради которых и собираются большинство зрителей. Море пота, крови и боли для жадной толпы. Прелесть, что просто пи*дец! Интересно, а какой привилегированный козел это все курирует?
