И вот стоял этот карьер пустой, и служил прекрасным оружием наказания и запугивания. Уж и не знаю, чего там под собой за проведенное на веревке время разглядел Лысый. Возможно, ему там, на арматуринах, чудились мертвые тела, и казалось, что пахнет разлагающейся плотью. Или, быть может, он видел внизу под собой белесые кости давно умерших, таких же, как он активных предпринимателей, чьи тела разодрали падальщики.
Не знаю, только когда я вытащил его из пропасти, он был совершенно сед и молчал, с трудом сглатывая. А потом его прорвало на треп, но это быстро прошло, и он снова замкнулся в себе.
Я привел его домой, и он покорно шел за мной, как за спасителем, он глупо кивал совершенно белой головой и все делал в точности так, как я ему приказывал. Он походил на робота, отвечающего всем законом робототехники — идеально послушный, выносливый, верный.
Но как же стремительно позабылся страх перед смертью! Куда ушла благодарность? Он снова стал уверен в себе и выискивал во всем выгоду. А сейчас он держал меня за плечи и время от времени начинал похлопывать по щекам. И все говорил:
— Давай, Нелюдь, приходи в себя, наивная ты душа!
— Хватит, — я вяло отмахнулся от очередной пощечины.
— О! очнулся! — оживился Лысый. — Давай, давай, вставай, — он потянул меня из машины и я сообразил, что вовсе не связан и сижу в совершенно другой машине — на пассажирском сидении низенького, красного джипа. Наверное, когда мне почудилось, будто я падаю, я и вправду стал заваливаться назад, но Лысый придержал меня.
— Вставай же! — раздраженно дернул меня Лысый. — Я вколол тебе стимулятор, чтоб ты не сдох. Давай, разгоняй его по телу.
— Что ты мне вколол? — я поднялся и схватился за дверцу джипа, потому что мир завертелся вокруг меня подобно бешеной карусели.
— Стимулятор, что? Давай! — Лысый хлопнул меня по плечу, и я чуть не упал. — Чувствуешь, день какой чудесный. Смотри! Солнце выглянуло, так дальше пойдет — небо очистится. Весна наступает, а ты растрачиваешься понапрасну! Но об этом твоем идиотском поступке мы еще поговорим. Пойдем!
Он сделал шаг вперед и оглянулся — иду ли я за ним. Я пошел, оставив новый красный джип и перепачканную в грязи, доставившую нас сюда машину, на просторной площадке подле гаража. Лысый жил в ста с небольшим километрах от Малаховки. Все знали, что чем дальше от Станции, тем безопаснее. Тем спокойнее на душе и тем лучше жизнь складывается.
Лысый не очень-то жаловал людей и жил на отшибе, в десяти километрах от ближайшего крупного поселка. У него был участок в шестьдесят соток, огороженный добротным, высоким забором из камня, увенчанным черными железными прутами.
…Это я не от зверья — от людей оберегаюсь, — бывало, смеялся он, но ни доли насмешки не было в его хмуром и выразительном взгляде…
Участок перед большим, богатым домом, был благоустроен по последнему веянию коттеджной моды — аккуратные дорожки вились полукружиями, увеличивая пройденный путь; они были обсажены колоновидными туями и елями, то и дело на вечно-зеленых газонах взбухали желтые шары стриженных кипарисов. Розарий только-только открыли после зимы, пионовые кусты вдоль дорожек выпустили первые, уверенные, бардовые побеги. Повсюду яркими мазками цвели фиолетовые, желтые и белые крокусы, подснежники рассыпали снежные пучки щедрыми оазисами, примулы выпустили еще не раскрывшиеся бутоны.
У главных ворот на толстых, с руку ребенка, цепях, сидели два молодых, серовато-грязных алабая, неприязненно бросающих в мою сторону короткие взгляды. У каждого пса была своя конура, сделанная наподобие дома хозяина — крытая зеленым листовым железом, которое в окрестностях Станции достать было просто невозможно. Но у Лысого было огромное количество связей, и он мог позволить себе привезти все что угодно. Он мог достать то, что ему заблагорассудится, и у него хватило бы денег, чтобы за это расплатиться.
— Хороши мои собачки? — спросил Лысый, проследив мой взгляд. — По году обоим, взял недавно, но нисколько не жалею. Звери. И красавцы — глянуть приятно.
— А твои ублюдки убили моего пса, — сказал я безразлично. — Того, в шерсти которого ты руки грел, когда мы с карьера пешком сюда топали. Теперь мне придется убить этого, как его… Сема.
Лысый помолчал, глядя куда-то в сторону, а потом внезапно хмыкнул:
— Как-нибудь переживу и это. Думаю, люди убивают людей — так за это им другой участи и не надо. А животных убивать дело последнее, подлющее. Так что не волнуйся, отдам я тебе убийцу Лиса… так ведь его звали.
— Звали, — медленно кивнул я, глядя на Лысого.
— Нелюдь, Нелюдь, — покачал головой Лысый. — Зачем ты так себя убиваешь? Ведь это радиация была. Ну, зачем ты за такое дело взялся?! Да на тебе лица нет, видел бы ты себя в зеркало! Есть вещи, к которым лучше не прикасаться, а ты знай себя губишь!
— А тебя я тоже тогда зря спас, когда мимо карьера проходил? Зря поднял жирное тело из пропасти?
— Ай, Нелюдь, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! — словно бы обиделся Лысый. — Мое спасение не стоило тебе ничего, кроме изрезанных веревкой рук и одышки, которой ты еще потом с четверть часа страдал. И в самом деле, во мне тогда восемьдесят шесть кило было, не удивительно. Но здесь то! Мне ребята рассказали, что тебя в какой-то семье нашли. Двое детей и баба. Кто хоть заражен был?
— Дети. Оба, — нехотя ответил я.
— Да ты последних мозгов лишился видать! — всплеснул руками Лысый.
— Не надо, — остановил я его. Одного моего короткого взгляда оказалось достаточно, чтобы Лысый, пожав плечами, кивнул. — Ты лучше скажи мне, зачем послал за мной своих мордоворотов, и ради чего они моего друга убили?
— Как, еще и друга? — приподнял бровь Лысый и стал похож на рыбу-ежа. Я поморщился, испытав внезапное отвращение к этому человеку. И как я мог быть ему благодарен?! Зато Вовка живет как положено человеку… после смерти отца! Дядька Макар умер не так давно, дошли до меня слухи. Увидеться бы с Вовкой, узнать, как там дела…
— Пса, Лысый, — сказал я зло. — Пса моего убили. Почему, говори? У нас с тобой был Уговор. Ты мне денег дал на хорошее дело и согласился три года подождать. А прошло чуть больше двух.
— Ээ, Нелюдь, погоди ты о делах сразу. Все тебе неймется, успокойся, в себя приди. Мы еще поговорим об этом. А сейчас пойдем, отдохнем. Поедим, посидим покурим, поболтаем за жизнь. Столько ведь всего произошло!
— Знаешь что? — сказал я тихо. — Пойду я. Не голоден. И курить не хочу. Не о чем мне с тобой говорить и нечего я тебе рассказать не хочу. Уж тем более не хочу знать, как у тебя дела, кого еще ты обманул и на ком еще нажился.
— Не торопись, Нелюдь, не торопись, — внезапно загадочным голосом сказал Лысый. — Есть у меня одна информация, которая не даст тебе уйти. Важная и нужная информация. А еще есть данные, которые я готов обменять. Данные, за которые ты давно уже назначил бооольшую цену.
— Ты меня за сосунка не держи, я намеками не наемся, — сказал я резко. Один из алабаев, отреагировав на мой тон, поднялся, напряг все тело и басовито залаял. Мол: не смей так говорить с моим хозяином.
— Это — сука, Нирвана. Девки, они ведь куда умнее мужиков. Зато мужики преданнее. Девка защитит, а мужик слепо на амбразуру пойдет. А раз хочешь информацию, а не намеки, так пошли. У тебя все равно выхода нет, не уйти тебе отсюда.
— Это еще почему? Уж не из-за охранников твоих? Или из-за собачек.
— А собаки что? — улыбнулся Лысый. — Знаю я тебя, ты же Нелюдь. Руку к ним протянешь, они кататься по земле с восторгом будут и скулить, прося, что б ты брюхо почесал.
— Верно, — кивнул я.
— Тебя информация удержит, не охрана. Да ты моих охранников один раз отключил, второй раз тебя не затруднит. Кстати, их тут теперь не так много, на весь участок десять человек прислуги и охраны.
— Что ж ты, обеднел что ли? — язвительно осведомился я.
— Нет, надобности нет. Четверо бойцов вполне достаточно. Две горничные — ой, хороши шалуньи! Советую тебе подкатить, любая выше всех похвал!
Мне захотелось дать ему по лицу, но я сдержался. Что бы это изменило? Показало бы лишь мою несдержанность. И ничем ни мне, ни Лысому не помогло. Разве он одумается?! Это его нормальное отношение к жизни и к людям. Это я ему покажусь чудаком, отвергнув хорошенькую шлюшку, от которой в любой момент можно получить удовольствие. Но я так не могу, воротит меня от таких вот отношений!
— Опять же повар, — продолжал Лысый. — Мужик замечательный, умный и готовит прекрасно. У него особенно хорошо получается поросенок под французским соусом. Не ел такого? Сегодня вечером опробуешь. Потом два водителя и механик. Ну, они тоже, если что, в охрану встанут, но на самом деле в этом нет необходимости.
— Чего, переубивал всех своих конкурентов? — саркастически усмехнулся я. — В общем, так: в пустоту прыгать не буду и в дом к тебе не пойду. Неуютно мне в твоих хоромах, особенно теперь.
