Ознакомительная версия.
Тем не менее братья шли, соблюдая осторожность. В обильной растительности могло скрываться логово скорпиона или жука-скакуна, а то и сверчка-саги. Но хотя жуки, тлиафиды и лесные клопы встречались довольно часто — раз на глаза попалась даже трехметровая тысяченожка, — присутствия хищных насекомых не угадывалось вообще. Пройдя еще с полмили, братья набрели на подходящее для ночлега место. В песке возле большого обломка скалы находилось подобие ниши. Прощупав для верности дно остриями копий (вдруг там кто-то прячется), братья кремневыми ножами и руками принялись расширять и углублять место для ночлега. Меньше чем за час образовалось что-то вроде небольшой пещерки, вход в которую завалили кустарником, срубленным или просто выдранным из песка. Здесь они могли наконец почувствовать себя в относительной безопасности.
Солнце уже скрылось за горизонтом, сумраком подернулся пейзаж на востоке. Прежде чем укладываться, Вайгу оставалось сделать еще одно дело: сообщиться мыслями с семьей. Дома в пещере томилась ожиданием мать: как там их сыновья, живы ли? Когда солнце уйдет, она уединится и сядет, отрешась мыслями от всего в ожидании послания. Так и Вайг, отыскав удобное место у подножия камня, сел, привалясь спиной так, чтобы лицо смотрело в сторону дома. Глаза у него сделались словно слепые и погасшие, тело расслабилось. Эту позу ему бы следовало принять с полчаса назад, чтобы дать мыслям и чувствам состояние глубокого умиротворенного покоя. Но в тот момент этого достичь было никак нельзя: они готовили стоянку к ночлегу.
Свет дня остыл в сумерки, растворился в них. И вот уже братьев окружила темень; ни единого проблеска, прямо как у них в подземном жилище: слепая тьма. И, окруженный бархатистым мраком, Вайг внезапно почувствовал, что мать где-то совсем рядом, просто рукой подать — слушает. Тогда откуда-то из безмолвной глубины своей памяти он начал, извлекая, передавать матери образы местности, через которую они сегодня проходили, и места, где расположились на ночлег. Передавать образы приходилось отрывисто, мимолетом; подобный вид общения сильно изнурял, нужна была сосредоточенность, поддерживать которую непросто. Обрисовал Вайг и каменистую пустошь, оставшуюся позади ручья, и суетливых красных муравьев. Их с матерью общение длилось в общей сложности секунд десять; не успел Вайг распрощаться, как ощущение контакта прервалось. Приложив соответствующие усилия, его можно было возобновить, но к чему? Мать знает, что они целы, и теперь спокойно укладывается спать. Обогнув камень на ощупь, Вайг пробрался через завал колючих веток и, заложив лаз кустом, опрокинулся в убежище. Спрашивать, удалось ли брату вступить в контакт, было ни к чему: молчание свидетельствовало красноречивее слов.
Хотелось есть, но усталость в конце концов пересилила. Не прошло и пары минут, как все уже спали. А снаружи взошла луна, и на поиски добычи выползли хищники.
Проснулся Найл под громкий птичий щебет, бойкое стрекотание насекомых. Зевнув, потянулся и тут же охнул. Все тело немилосердно саднило, а когда попробовал сесть, открывшаяся в локте острая боль вынудила отказаться от попытки. Однако даже это не могло пересилить удовольствия, получаемого от нового и необычного окружения.
В принципе, и у Вайга состояние было немногим лучше. Спину сплошь покрывали синяки, память о встрече с насекомым из кратера, на затылке шишка размером с птичье яйцо. Хролф порезов и ушибов избежал, но и он сетовал на боль в коленях. Порешили на том, что возвращаться домой сегодня нет смысла; в таком состоянии они попросту протянут ноги среди пустыни.
Найл начал было разбирать завал из веток, но внезапнее отшатнулся. По утреннему небу метрах в двадцати над землей неспешно плыл паучий шар. Сзади по ветру призрачной ниточкой тянулось волокно паутины. Никогда, еще Найлу не доводилось видеть шар так близко. Вайг и Хролф сидели к брату спиной, поэтому не заметили, как резко он попятился. Вытеснив из сознания все мысли, Найл наблюдал, как шар, постепенно растворяясь, исчезает из виду. Окликни он сейчас Вайга и Хролфа, те, поддавшись страху хотя бы на мгновение, могли бы тем самым обнаружить себя. Только думалось почему-то, что летящий на шаре смертоносец в данную минуту квел и невнимателен.
Через пять минут Найл осторожно высунулся из убежища наружу и внимательно оглядел небосвод. С такого расстояния шар смотрелся не более чем пятнышком, в остальном небо было безмятежно чистым. Он подождал, пока тот скроется из вида окончательно, и лишь затем сообщил Вайгу и Хролфу об увиденном. Братья заметно разволновались, и Найл понял, что поступил правильно, не сказав им о шаре сразу же.
— В самом деле так близко? — удивленно переспросил Вайг.
— Как раз вон над тем деревом.
— Ну и повезло же нам, — протяжно выдохнул Хролф с заметным облегчением.
Сам Найл, чувствуя приятную расслабленность после пережитой опасности, размышлял, что дело здесь отнюдь не в удаче. Здесь кое-что иное, поважнее.
Через час, уяснив, что сегодня шары вряд ли уже появятся, братья снова отправились к ручью. С наслаждением растянувшись в воде в полный рост, самозабвенно плескались. Такая расточительность природы казалась Найлу просто невероятной: это ж надо, настолько бездумно транжирить такую драгоценность! В пустыне несколько капель воды ставили точку в вопросе жизни или смерти, то же можно сказать о плоде кактуса или тушке грызуна.
Здешнее изобилие кружило голову, но оно же слегка и настораживало.
Отправившись вдоль ручья, братья одолели уже около полутора миль. Сам ручей брал начало на дальних холмах. Но, по словам Джомара, на той их стороне расстилалась Великая Дельта, где жизнь еще обильнее, но и опасностей побольше. А где-то на дальнем конце Дельты, по ту сторону моря, раскинулось городище пауков-смертоносцев. Найл не прочь был порасспросить о пауках Вайга с Хролфом, но тут уже заранее было ясно, что ничего из этого не выйдет. Они же охотники, а у тех не принято распространяться о том, что вызывает страх: того гляди, накличешь беду.
Здесь, в этих пестрых кущах, к восторгу неизбывно примешивалось чувство тревоги. Все, что движется, моментально настораживало. Ведь толком и неизвестно, что здесь опасно, а что нет. Тут и там сновали огромные, в рост человека, стрекозы, чьи иссиня-прозрачные с прожилками крылья образовывали над туловищем подобие купола, стоило стрекозе сесть. Едва же насекомое с жужжанием взмывало в воздух, как над головой у него мгновенно образовывался сияющий нимб. Эти блестящие существа вместе с тем, что поохотилось на братьев в кратере, относились к одному виду — о чем Найл, конечно, не подозревал. Сновали вокруг и изумрудно-зеленые грибные мухи, которым, похоже, особое удовольствие доставляло проноситься возле уха да еще жужжать при этом так, что звенело в голове. Проходя мимо невиданно огромных деревьев, братья невольно обращали внимание на тенета серых пауков, напоминающие рыбацкие сети. В одном из них билось какое-то живое существо размером с человека. Тенета опутали его так, что невозможно было разобрать, кто это. Братья старались держаться от деревьев подальше. Вокруг порхали гигантские бабочки, небрежными взмахами огромных крыльев поднимая легкий ветерок. Присмотревшись к одному такому крылу, лежащему на земле, Найл подивился его легкости и прочности. На таком, наверное, можно было бы запросто сплавляться вниз по воде, как на лодке.
Братья жутко проголодались: вся еда осталась в месте ночлега. Худо было то, что трудно было разобрать, какие растения из всего разнообразия годятся в пищу. Найл осторожно надкусил лиловый плод, напоминающий крупный виноград, и тотчас сплюнул из-за непривычного горько-соленого вкуса, еще несколько минут державшегося потом во рту. Не вышло и с другим плодом — желтым, мясистым: ни дать ни взять, тухлое мясо. Еще один — овальный, ярко-красный — оказался едким, маслянистым.
Так и шли по песку, пока на глаза не попались несколько больших черных муравьев, каждый из которых тащил по большому зеленоватому плоду. Осмотрительно (еще неизвестно, что за нрав у этих насекомых) братья двинулись за ними в противоположном направлении, пока не вышли на окруженную лесом поляну, сплошь устеленную зелеными побегами растений, среди которых виднелись и те самые зеленоватые плоды разной степени зрелости.
Здесь уже копошилось изрядное количество насекомых, поглощающих те, что поспелее. Воздух был напоен диковинным сладким ароматом. Отыскав покрытый листьями крупный плод, Найл рассек его вдоль кремневым ножом и ухватил горсть сочной мякоти. Она оказалась прохладной и удивительно сладкой, только желтые семена, пожалуй, были жестковаты. Так Найл впервые отведал вкус дыни. С жадным усердием он все резал и поглощал кусок за куском, пока не остались лишь семена да корки.
Приглушив голод, братья сели и стали смотреть на черных муравьев, тоже собирающих урожай. Насекомые перегрызали ботву крупными, грозными на вид челюстями, ухватывали плод в передние лапы и уходили на оставшихся четырех. Похоже было, что они вообще игнорируют всякого, кто попадется на дороге. Вот один подбежал к большой перезревшей дыне, на которой уже примостилась бабочка. Перекусив ботву, он поднял плод вместе с бабочкой (которая, кстати, так и не прервала еду) и поволок. Бабочка, чересчур, видимо, увлеченная едой, тоже не обращала внимания на муравья, пока дыня не исчезла. Тогда обделенное существо встрепенулось и, взмахнув крыльями, сорвалось в полет, обдав братьев ветерком.
Ознакомительная версия.
