— Это кто такой? — спросил он, кивнув на старавшегося сохранить невозмутимый вид Макса.
Не отрывая глаз от протокола, Сержант пробурчал:
— Это по розыску.
Толстяк подошел к Сержанту и заглянул через плечо в заполняемый тем протокол. Некоторое время читал, шевеля губами, потом спросил:
— По Коржову что ли?
Сержант кивнул. Толстый перевел взгляд своих водянистых, но вовсе не глупых, как теперь понял Максим, глаз на замершего парня. Оценивающе посмотрел и пробурчал:
— Похож.
Стоявшие рядом пацаны как один вздохнули и отодвинулись от Максима подальше, напуганные мрачным словом розыск. Неужели он похож на какого-нибудь вора-рецидивиста? Может и похож, с мысленным вздохом подумал он, если учесть источаемый им аромат пива и небритую с утра… с прошлого утра физиономию. Хотя это его сейчас мало волновало: все мысли были заняты тем, как выпутаться из весьма сомнительной ситуации. Похоже, тот парень, с которым они подрались у боулинга, все-таки накатал заявление. Макс вдруг вспомнил крикливую маленькую сучку, крутившуюся вокруг них и визжавшую, что сейчас вызовет полицию. Наверное, она все-таки убедила своего дружка съездить в травмпункт и снять побои… Снять побои и подать заявление об избиении… или как там это правильно называется, не важно. Надо было все-таки треснуть ей тогда по заднице, не зря же его так и подмывало это сделать.
— Где потерпевший? — спросил Сержант. Он отложил в сторону недописанный протокол и посмотрел на второго полицейского.
«Потерпевший. Все, мне пи…ец», — пронеслось в голове у Максима. Он взглянул на Сержанта, словно желая донести до него мысль, что ни в чем он не виноват.
— Заходите! — зычно крикнул толстый и уселся на скамейку рядом с Сержантом, заставив того невольного подвинуться.
В кабинет вошли еще двое: одним был очередной полицейский, а вторым — потерпевший. Страх Максима был настолько силен, что на какое-то ужасной мгновение он даже увидел полноватого паренька с синяками под глазом и царапинами на лице. Но это был совершенно другой человек: немолодой, худой и довольно высокий, он шел согнувшись и прижимая правую руку к левому боку, словно у него болел желудок. Но что было гораздо более важным, Макс видел его первый раз в жизни.
— Присаживайтесь, гражданин, — сказал Сержант.
«Гражданин» послушно и с видимым облегчением уселся на скамейку, так и не отнимая руки от бока. На изжелта-бледном лице явственно выступали скулы, и не надо было быть врачом, чтобы понять: ему было очень больно.
— Вы узнаете кого-нибудь из этих молодых людей? — поинтересовался толстый полицейский.
«Гражданин» поднял глаза на переминавшихся с ног на ногу парней. «Только не я, только не я», — подумал Максим.
Наконец мужчина покачал головой, и по шеренге пронесся общий вздох облегчения. Мент недовольно посмотрел на них, потом снова обернулся к потерпевшему.
— Вы уверены? Посмотрите еще раз, пожалуйста.
— Я уверен, — тихим голосом ответил мужчина и поморщился от боли. — Здесь его нет.
Толстяк кивнул конвоиру, чтобы тот увел своих подопечных. Максим тоже было развернулся, собираясь последовать за ними, но Сержант поднял взгляд от своей бумажки и сказал:
— Гражданин Дробышев, с вами мы еще не закончили, — он постучал пальцем по протоколу.
Максим чертыхнулся (мысленно), и остался на месте. Радость быстро погасла, уступив место унынию и вновь пробуждающемуся страху. Он начал переступать с ноги на ногу, но заметив быстрый взгляд Сержанта, остановился. Еще не хватало, чтобы этот мент поинтересовался, не хочет ли он в туалет. Между тем мужчина с бледным лицом обессилено откинулся назад, прислонившись к стене. Толстый капитан обернулся к нему и спросил:
— Вам нехорошо? Вы как-то неважно выглядите. Может быть…
Что именно «может быть» он так и не договорил: дальнейшие события развивались с умопомрачительной скоростью, с какой мог бы нестись под откос сорвавшийся с тормозов состав.
4.
В тамбуре, где за решеткой сидел дежурный, раздался грохот, а следом крик.
— Бл… ь! Держите его! Держите этого козлину!
Шлепок, падение чего-то тяжелого, звуки борьбы. Сержант и капитан вскочили на ноги, похоже, собираясь бежать на помощь. Максим с нарастающим ужасом услышал, как кто-то заорал, явно от боли. Неожиданно бледный мужчина, про которого все уже и думать забыли, застонал, согнулся пополам, что-то промычал и упал на пол. Раздался громкий треск, когда его голова ощутимо ударилась о доски. Господи, все это начинало напоминать какой-то дурдом.
Капитан подскочил к упавшему и начал его поднимать, пока Сержант таращился на них, не понимая, что произошло. В тамбуре по-прежнему орали.
— ААААААА!
Сержант и Максим обернулись на громкий вопль и увидели, как в комнату буквально влетел какой-то мужик, размахивающий окровавленными кулаками. Его вытаращенные глаза на мгновение остановились на Максе; долгое, бесконечно долгое мгновение мужчина рассматривал замершего парня и уже сделал было шаг в его сторону, когда кто-то сзади прыгнул на него, стараясь сбить с ног. Мужик шагнул вперед, оперся о стол, сохранив равновесие, обернулся и одним мощным рывком содрал с себя молодого полицейского, словно тот был всего лишь прилипшим банным листком.
— Арррргх! — рыкнул безумец и отшвырнул парня в сторону. Тот отлетел к стене и въехал в нее затылком, не успев сгруппироваться, чтобы смягчить удар.
Полицейский медленно сполз на пол, оставляя на стене кровавый след, как в дешевом боевике.
— Да что… — начал было капитан, поднимаясь с пола, где по-прежнему валялся потерявший сознание «потерпевший», но договорить не успел.
Максим с каким-то тупым оцепенением увидел, что ввалившийся псих словно среагировал на голос полицейского. Его голова дернулась, как у собаки, почуявшей кость, и он, не раздумывая, ударил кулаком в лицо поднимавшемуся с колен капитану. Тот только хрюкнул и завалился на несчастного «потерпевшего». А мужик нагнулся и почти не замахиваясь, словно бы наугад, несколько раз ударил упавшего.
— Т-твою мать!
Сержант вскочил на скамейку и кинулся на согнувшегося мужика, продолжавшего раз за разом ударять бесчувственного уже капитана. Патрульный коротко замахнулся и ударил склонившегося психа, целясь то ли в висок, то ли в ухо. Максим, сам когда-то боксировавший в университете, оценил и меткость, и силу удара, но к его удивлению здоровяк только покачнулся, что-то неразборчиво рявкнул и отпихнул от себя Сержанта. Тот отлетел назад и ударился о скамейку, а псих продолжал месить кулаками бесчувственное тело на полу. Макс почувствовал тошноту, увидев капли крови, которые слетали с кулаков сумасшедшего. Боже, да он же убьет его!..
Эта мысль вырвала Максима из оцепенения, и он бросился к рычавшему психу, надеясь привлечь его внимание. Макс подскочил и ударил мужчину по затылку, даже не почувствовав, как хрустнул палец, на котором была надета дешевая серебряная печатка. Он занес руку, готовясь ударить еще раз, но мужик с невероятной скоростью развернулся и ударил Макса в нос. Мощный кулак со сбитыми «костяшками» показался парню размером с баскетбольный мяч.
Кулак врезался в переносицу, ломая ее. Горячий поток крови хлынул на куртку и в рот. Максим отшвырнуло назад, на стол, больно ударивший парня поперек спины. В голове словно взорвалась россыпь сверхновых звезд. Он упал на пол и мутнеющим взором увидел забегающих в комнату полицейских с дубинками.
Надо защищать почки. Надо защищать почки.
С этой мыслью Максим провалился в омут беспамятства.
5.
Сейчас, сидя на толчке в вытрезвителе, Максим мог припомнить все весьма отчетливо. Настолько отчетливо, что почувствовал, как спазматически сжался желудок, отчего по телу прокатилась волна боли.
Спустя пять минут Макс осторожно поднялся и побрел обратно. С облегчением упал на противно скрипнувшую койку, медленно, морщась, заложил руки за голову и стал смотреть в потолок. Интересно, скрутили они того психа или нет? Наверное, скрутили. Блин, ну и силен же он был! Настоящий здоровяк, а по виду и не скажешь…
Мысли поплыли, и он задремал, укутанный в усталость и боль, как младенец в одеяло.
За окном начиналась суббота.
6.
Майор Рыков стоял у окна своего кабинета, глядя на дремлющий в утренних сумерках город. Он был спокоен, но вовсе не потому, что обладал выдающейся силой воли и стальными нервами. Нет, просто он уже успел выпить довольно много «народного» лекарства: полупустая бутылка водки стояла на столе, и майор даже не думал убирать ее. Его сейчас занимали совершенно другие мысли, а то, что за распитие на рабочем месте могли сделать выговор, его волновало меньше всего.
