- Я уже подумал, что ты к своему соседу пошел, - послышался знакомый голос. От парализующего страха я минуту не мог произнести ни слова, - на Краснознаменскую, - уточнил ночной голос.
- Т - ты, - заговорил я резко и заикаясь, чего раньше за собой не замечал, - н -н - ни…, - я замолчал справляясь с речевым аппаратом и нервами. Затряс пальцем, будто он мог видеть, - никогда, слышишь, - ужас отпускал и я приходил в чувства, - никогда больше не делай так. Я человек в возрасте…
Потом долго, когда он ушел, вспоминал этот свой порыв и хвалил себя за смелость. И он ведь извинился. Всерьез воспринял мой ультиматум и извинился.
- Прости, Михалыч. Просто мне жалко тебя стало. Ты весь поник, голову повесил… засмотрелся на твою печаль. Ну да ладно, дело прежде всего. Расскажи, как день прошел? Что с самолетом, когда на крыло поднимишь?
- И ты туда же. Замучили вы меня со своим самолетом, - в раздражении пробурчал я, и тут же начал подробный отчет, опуская частности и мои унижения. Хотя Андрей порядком меня напугал, был рад его видеть, вернее слышать. Во мне снова оживала надежда, и несбыточный план, тлеющий в груди тусклым угольком, вновь возгорелся пламенем.
- …сегодня топливную систему проверил, часть проводки протестировал. Там все в порядке. Завтра точно докопаюсь, что с движком, - докладывал я.
Андрей принес четыре пластиковые полулитровые бутылки с водой, несколько банок с консервами, хлеб в вакууме, сушеные бананы. Мы проболтали около двух часов. Напоследок Андрей научил меня приглядываться и вынюхивать.
Ровно в восемь затрещал будильник. Сегодня специально встал пораньше, чтобы успеть на завтрак в столовую. Обычно по утрам я не ем, но вчерашнее событие, заставило изменить заведенный порядок. Надеялся увидеть прекрасную незнакомку и вновь испытать сладостное томление. Специально сделал крюк, чтобы пройти мимо заветного окна. С трепещущим сердцем, бросая робкие взгляды, замедлил шаг перед палисадником. Но ничего кроме темноты за белым кружевом не увидел. С досадой и в то же время с надеждой на следующий раз, зашел в столовую, сел за столик с видом на окно. Обернулся, беглым взглядом окинул шамкающую публику. Ни Яхо, ни Шурума среди посетителей не было.
Без аппетита выпил холодный чай с галетами, поклевал ячневой каши, запил таблетку и с дурным настроением отправился в ангар. Мне пришлось прождать около часа, прежде чем появились горе - авиаторы. Они шли со стороны Халинской улицы. Шли молча. Я заметил, они мало общались между собой. Хотя и держались вместе, чувствовалась между ними какая-то разобщенность.
- Зырь, Яхо, балдатень, уже здесь, - услышал я вместо приветствия. Яхо безынтересно взглянул на меня, словно на кочку, ничего не сказал.
- Здрасте, - тихо проговорил я.
- Ну, а дальше? - повысил голос Шурум. Снедаемый стыдом я промямлил, - Ваше Величество.
- А ты, это…, не совсем тупой - схватываешь на лету. Высшее образование наверно имеешь? - с кривой ухмылочкой Шурум посмотрел на Яхо, мол, видал дрессуру.
Желая быстрее миновать «приветственный протокол» и взяться за работу я кивнул. Шурум открыл калитку, мы прошли на огороженную территорию, затем в ангар. Я молча переодевался в углу у своего шкафчика. Яхо занял место в кресле, ото всех закрылся истрепанным журналом. Я смог прочесть его название: «Автодром 619».
Шурум несколько раз кинул в меня косточками от абрикосов. Сочтя это занятие не особо интересным, врубил музыкальный центр. В рваных динамиках задребезжала все та же дурацкая какофония.
Я натягивал комбез и все гадал, чем занимаются эти два бездельника? Вчера палец о палец не ударили. Проторчали в своей помойке весь день, не считая похода в столовку и тех случаев, когда Шурум выходил потренировать на мне свою добросердечность.
Зазвонил телефон. Шурум разом изменился в лице - идиотская ухмылочка исчезла, ее место заняла беспокойная сосредоточенность. Он быстро выключил музыку, подскочил к аппарату. Яхо неспешно отложил журнал и смотрел на подельника.
- Алло, - сухо, словно ломающаяся солома, проговорил Шурум. Минуту слушал, вращая глазными яблоками, затем отнял трубку от уха, протянул Яхо, - тебя.
Амбал грузно поднялся. Комбинезон так натянулся на его заднице, что ткань затрещала. Он подошел к Шуруму, взял трубку и устало проговорил:
- Слушаю.
Несколько минут он стоял неподвижно, словно статуя, затем сказал:
- Лады, - положил трубку. Все время переговоров Шурум стоял рядом и всматривался в лицо напарника, словно пытался прочесть на нем услышанное.
- Иди, заводи «мульку», летим в Камычи, - пробурчал Яхо.
- А этого, - Шурум кивнул в мою сторону, - здесь, это…, одного оставим?
- Бытовку запри, пусть с самолетом возится.
По лицу Шурума было видно, что с таким решением он не вполне согласен, но перечить не стал. Зло зыркнул на меня:
- Понял, это, чтобы от самолета не отходил, а когда вернемся, чтобы все было готово. Понял, болдатень?
- Да, сэр, - я потупился и в страхе стал усерднее натягивать сандалии, надеясь, что он не заметил моей оплошности. Шурум не заметил, он суетливо забегал по диспетчерской в поисках какой-то «нахлобучки».
После телефонного звонка я понял, кто на самом деле главный у авиаторов. Зачем Шуруму Яхо было понятно сразу, а вот зачем Шурум Яхо прояснилось спустя несколько минут, когда тот, наконец, нашел свою «нахлобучку» - старый потрепанный шлем. Яхо не умел управлять самолетом. За штурвал «мульки» сел Шурум. Яхо загрузился вторым номером с передвижного трапа. Пыхтя, с трудом поднимая ноги, задевая пятками борт, он еле втиснулся в узкую кабину.
Глава 7. Угон (3)
Мотор взревел и одновинтовой желтый «Слинг» с зеленой полосой по борту вырулил через распахнутые ворота в ограждении на шоссе. Резво побежал по асфальту, а разогнавшись, плавно оторвался от «взлетной полосы». За всем этим я наблюдал через щель в воротах, запертый в ангаре с ЛАшкой наедине.
Трудно представить, что Шурум оставил дверь в диспетчерскую открытой, но я все же проверил - закрыта. Зато другая, немного дальше по коридору, оказалась не запертой и вела в душевую. Из-под мутного белесого плафона, словно сквозь молоко, светило несколько светодиодов. В помещении два на три метра размещались душевая кабина из нержавейки с большой круглой лейкой под потолком и у стены железная скамья. В углу валялись сырые тряпки, на зеленой пластиковой сетке перед кабиной раскисла бумажная упаковка из-под мыла. «Этой душевой меня соблазнял Шурум?», - промелькнуло в голове. Обойдя все углы, куда мог просунуть нос и не найдя ничего стоящего, я вернулся к самолету.
В тишине, без «помощников» работалось с настроением, гайки сами откручивались и закручивались, ни одна, словно мои пальцы намагничены не выпала из рук. Все было отлично, даже начал, что-то мурлыкать себе под нос, пока не послышался далекий рокот двигателя. Я посмотрел на часы. Два часа тишины и покоя пролетели, как пять минут.
Гул приближался. Я быстро спустился по стремянки, подбежал к воротам и припал глазом к щели. Самолет плавно зашел на посадку, пробежался по асфальтированной дороге и остановился в ста метрах от ангара. Первым на крыло выбрался Шурум, легко спрыгнул на землю, подкатил трап.
С трудом Яхо выкарабкался из тесной кабины. Он держал саквояж из светло - коричневой кожи. Лестница под ним шаталась и трещала.Через минуту они шли к ангару и о чем-то спорили. Они напомнили мне Киплинговских Шер - Хана и Табаки.
К тому моменту, когда открылась дверь я уже крутил гайки. Авиаторы зашли в диспетчерскую, плотно закрыли за собой дверь. Через минуту в колонках зазвучала громобойная музыка.
Я искоса поглядывал сквозь витражное окно и работал ключом. Шурум метался по комнате, играл лицом, яро жестикулировал и непрестанно о чем-то говорил. Яхо воткнулся в свое кресло и изредка мотал головой. В чем молодой хотел переубедить здоровяка, для меня осталось тайной. Через десять минут они успокоились и день потек под копирку предыдущего.
