Песок - Хауи Хью

Дверь общежития была открыта, впуская свет и вихрь наноса. Коннер шагнул внутрь. Двое учеников в задней части спального помещения играли в кости. Когда на них упала тень Коннера, они обернулись.

— Не видели Палмера, ребята? — спросил он.

Один из парней покачал головой:

— Они с Хэпом отправились на дайвинг. Пока не вернулись.

— Разве это было не неделю назад? — спросил Коннер.

— Значит, их гребаный дайвинг затянулся. Откуда мне знать? Они ничего не говорили.

— Угу, — уныло сказал Коннер. — Спасибо.

Очередной год, когда их разочаровал старший брат. Бедняга Роб.

— Эй, мать вашу, вы не могли бы заткнуться? — крикнул кто-то с койки.

Коннер извинился и вышел. Кости снова застучали о стену.

Направляясь домой, он понял, что в эту ночь они будут только вдвоем с Робом, что несколько смешивало его планы. И все же они оставались выполнимыми. Ему пришлось бы вести разговор и возиться с лампой, к чему он не был готов, особенно после того, как побывал у матери. Все его истории были рассказаны и заезжены до смерти.

Шагая обратно через школьный двор, он пытался сопоставить свои воспоминания об отце с рассказами матери. Событий в ее изложении хватило бы на куда большее время, чем они провели вместе с отцом. Ему было шесть, когда ушел отец, и вдвое дольше он прожил, полагаясь на рассказы, услышанные от других. Вик тоже внесла свою лепту в его воспоминания, повествуя о тех временах, когда отец был молод, взрослея в Лоу-Пэбе и делая себе имя среди дайверов, а спустя годы стал боссом Спрингстона и оставался боссом, пока с ним не случился срыв, вынудивший его уйти.

Коннер сомневался, что ворошить прошлое — удачная мысль. Во многих отношениях это походило на то, чем занимались песчаные дайверы. Что хорошего в том, чтобы вытаскивать наверх проржавевшие воспоминания, пытаясь смазать их и отчистить, превратить в нечто, чем они никогда не смогут больше стать? Возможно, ему не стоило знать, кем был его отец. Возможно, мать была права, и ему следовало просто жить дальше. Даже если бы отец вернулся, он уже не был бы прежним, успев постареть, ослабеть и поседеть. Попытки цепляться за идеализированное прошлое в каком-то смысле отравляли жизнь, подобно той сволочи по имени Ностальгия, заставлявшей людей думать, что бывали куда лучшие времена и если бы только можно было туда вернуться…

Коннер взглянул на опасно накренившуюся стену, ставшую символом его прошлого. Со стороны Ничейной земли доносился отдаленный рокот, исходивший из черт знает какого источника. Будущее — вот что это было. Совсем близкое будущее. Рокот неизвестности, будто урчание нуждавшегося в пище голодного желудка, будто шепот изголодавшейся по новым приключениям души, будто стук крови в висках человека, который боится, что он ничего не добьется, если будет просто сидеть и ничего не делать, и тогда его поглотят дюны.

У бедра Коннера постукивали три пустые фляжки, и он вспомнил, что нужно их наполнить, а также купить немного сушеного мяса. Мысли его путались, перескакивая с Глоралай на мать и на Палмера, в очередной раз их подведшего. Нисколько не помогали и отцовские ботинки. Он прошел через разделявшую Спрингстон и Шентитаун низкую стену, которая зияла многочисленными разрывами, — дешевую, наскоро сооруженную имитацию большой стены дальше на востоке. В утренней тени стены играли в футбол парни — ровесники Коннера, пиная мяч из надутой гусиной кожи и толкая друг друга, все в поту и песке. Четверо были в рубашках, трое без. Гвилла, приятель Коннера, сцепился с парнем из Спрингстона. Когда они высвободились из объятий друг друга, Гвилла заметил Коннера, который обходил выложенное с помощью фляжек и обуви игровое поле.

— Эй, Кон! — крикнул он. — Нам нужен еще один.

— Не могу, — ответил Коннер. — Извини.

Гвилла пожал плечами, и парни вновь начали вздымать тучи песка.

За стеной выстроилась очередь к водозабору. Нашарив в карманах три монеты, Коннер встал в ее конец. Он видел, как какая-то мать бранит сына посреди дороги, видел, как из своего огороженного садика появился папаша Дженкинса, держа безголовую змею в одной руке и мотыгу в другой, и направился в дом, вероятно собираясь зажарить добычу. Коннер с тревогой воспринимал любые подобные сборища, видя вокруг мельчайшие подробности обычной жизни. Именно в такие моменты падали бомбы, разрывая на части толпу, — во время похорон, свадеб, религиозных празднеств и протестов, возле водозаборов и в кафе. Ожидание становилось невыносимым, вызывая желание бежать из медленно тянувшейся очереди. Именно потому ему хотелось уйти.

Наконец подошел его черед, и он заплатил за воду.

— До краев, — сказал он, глядя, как наполняются фляжки.

Рабочий у насоса бросил на него недовольный взгляд, но не стал жадничать. Коннер перекинул через голову три ремня, чувствуя у бедра тяжесть полных фляжек, и направился купить сушеного мяса. Похоже, этот поход оставит его без гроша. Нащупав в кармане последние монеты, он пересек пустое пространство между водозабором и рынком, мысленно готовясь к предстоящему путешествию, когда земля внезапно ушла у него из-под ног.

Коннер споткнулся и едва не упал, выбросив вперед руки. У него промелькнула мысль, что все дело в проклятых ботинках и оголовье, закоротившем в кармане от мокрой фляжки, — чертов Роб! Но затем послышался шорох плывущего песка и смех, и Коннер почувствовал, что не может сдвинуться с места. Взглянув вниз, он увидел, что его ноги погребены по колено; песок столь плотно сдавил голени, что онемели ступни. Он не смог бы упасть, даже если бы захотел.

— Куда это ты вляпался, сученыш?

Извернувшись в пояснице и вытянув шею, Коннер увидел Райдера и еще двоих за его спиной. Их волосы и плечи были засыпаны песком, на лоб подняты маски, — похоже, они ныряли в тренировочных дюнах возле школы или видели, как он заглядывал в общежитие. Коннер попытался высвободить ботинки, но не сумел.

— Отпусти меня, Райдер.

Он перестал сопротивляться, борясь с желанием сказать «не смешно», поскольку эти слова не вызвали бы ничего, кроме смеха. Он поборол также желание напомнить парням, что подстроить кому-то подобного рода песчаную ловушку считается серьезным и сурово караемым преступлением, поскольку за этим последовали бы лишь новые угрозы. Сунув руку в карман, он нащупал там доработанное его братом оголовье. Если бы только выключатель не был в ботинке…

— Эй, сученыш, у меня есть вопрос. — Райдер, ухмыляясь, шагнул вперед, встав прямо перед ним. Остальные двое расположились по бокам от Коннера. — Сколько твоя мамаша брала с тебя в младенчестве, когда ты сосал ее сиськи? С моего папаши она берет по пять монет за каждую!

Смех эхом разнесся над дюнами. Солнце едва взошло, но Коннера вдруг обдало полуденным жаром. Райдер шагнул ближе. Коннер почувствовал запах застарелого пива и лука.

— Я не желаю, чтобы ты к ней приближался, — заявил Райдер.

Коннер понял, кого тот имеет в виду. Он попытался сдержаться, но не смог. Следовало бы сказать Райдеру правду, что он все равно никогда ее больше не увидит. Что все это уже не имеет никакого значения, что это были лишь детские игры. Но вместо этого он лишь ухмыльнулся в ответ, не в силах удержаться.

— Это ей решать.

— Ошибаешься, дружок, — ухмыльнулся Райдер. — Спроси у своей мамочки, кто решает. — Он схватил Коннера за затылок и сжал пальцы. Коннеру хотелось ему врезать, но он понимал, что ничем хорошим это не кончится. Их было трое, а его ботинки застряли в песке. — В этих дюнах есть настоящие мужики, а есть маленькие мальчики вроде тебя. Я песчаный дайвер, и мы забираем то, что находим. И первым нашел ее я.

— Ты всего лишь ученик, — бросил Коннер. — Никакой ты не…

Лицо Райдера исказила яростная гримаса — жуткий спазм из оскаленных зубов и собравшегося складками лба, а затем песок разверзся, засасывая Коннера.

Рот Коннера заполнился крошкой. Земля под ним расступилась, и он провалился в песок, будто под воду. Ноги его ударились о что-то твердое. Взмахнув руками, он стукнулся головой о песчаную стену наверху. Стены окружали его со всех сторон. Райдер создал своего рода гроб, заполненный рыхлым песком.