Песок - Хауи Хью

— Угу.

Грэхем оторвал взгляд от оголовья:

— Он поспособнее, чем ты.

— Да, знаю.

Грэхем вовсе не хотел его обидеть — жестокость была ему несвойственна. Но порой хватало сухого замечания, чтобы ощутить нечто похожее. Грэхем освободил место на верстаке, отодвинув длинный металлический ствол, и включил паяльник.

— Могу я взглянуть на ботинки?

— Конечно. — Коннер вытащил провода из штанин и скинул отцовские ботинки. — Он поместил источник питания в левую подошву.

— Интересно, — проговорил Грэхем. Взяв с верстака увеличительное стекло, он заглянул в ботинок и вынул кожаную стельку, затем осмотрел второй. — Похоже, он освободил место в правом ботинке, чтобы держать там провода и оголовье. И маску тоже. — Он посмотрел на Коннера. — На метр, говоришь?

Коннер кивнул.

— Гм… — Грэхем уставился в потолок. — Не мог бы ты их мне на какое-то время оставить?

Коннер нахмурился:

— Извини, нет. Я просто надеялся, что ты сможешь снова припаять провода. У меня есть немного денег.

Взяв паяльник, Грэхем попробовал его жало на язык. Услышав шипение, Коннер поежился и стиснул зубы. Грэхем начал прикладывать провода к контактам, похоже наконец поняв, каким образом Роб доработал оголовье.

— Ты каждый раз глаз не сводишь с маски в той витрине. С зеленой, — сказал он, не отрываясь от работы. — Готов обменять ее и почти новый костюм на эти ботинки.

Коннер не знал, что ответить.

— Э… Гм… Спасибо за предложение, но это ботинки моего отца.

— Всего лишь старые ботинки. Которые не были больше нужны даже ему самому.

Закончив работу, Грэхем подул на оголовье, и от паяльника поднялся завиток дыма. Он выжидающе посмотрел на Коннера.

— Что ж, я подумаю. — Коннер потянулся к ботинкам. — Сколько я тебе должен за починку?

Грэхем с неохотой вернул ботинки.

— Вот что — обещай, что никому и ни на что их не обменяешь, и мы в расчете. По рукам?

— Ладно, — ответил Коннер, зная, что в любом случае ни на что не обменяет отцовские ботинки после того, что ощутил под толщей песка. — По рукам.

— Отлично, — улыбнулся Грэхем. — Скажи Робу, пусть заглядывает, когда будет возможность. Он уже несколько недель тут не появлялся.

— Угу… — Коннер запихнул оголовье в подошву одного из ботинок и надел их, оставив шнурки не завязанными. — Я знаю, что от Роба может быть немало пользы. Если со мной что-нибудь случится, а Палмера не будет рядом, чтобы присматривать за Робом…

— Я обещал вашему отцу, что присмотрю за вами, — ответил Грэхем. — Я тебе об этом уже говорил. Вполне серьезно. Так что не беспокойся.

— Спасибо.

Коннер собрался уходить, но остановился на пороге.

— Завтра тот самый день, да? — спросил Грэхем.

Коннер кивнул, но не обернулся. Старик Грэхем был чертовски проницателен. Его слезящиеся глаза могли заглядывать в песок намного глубже, чем глаза любого другого. Он мог с первого взгляда сказать, как что устроено. Если бы Коннер решил попрощаться, задать еще один вопрос, даже просто стер бы влагу со щеки, старик бы все понял. Он понял бы, что завтра не просто обычная годовщина, но начало новой жизни.

16. Долгая прогулка

— Чтоб Палмеру песка нажраться! — заорал Роб, поправляя большой рюкзак на плечах. С тех пор как они вышли из дома, он постоянно жаловался, что ему приходится тащить столь тяжелый груз. — Он нам обещал!

— Наверняка у него есть свои причины.

Честно говоря, Коннер уже утомился защищать старшего брата. Ему изо дня в день приходилось стараться, чтобы маленький Роб не разочаровался во всей их семье. Подобно грудам песка, которые, казалось, становились все выше с каждым поколением, на младших сваливался весь груз семейных ошибок. «Бедняга Роб», — в очередной раз устало подумал Коннер.

Они с братом обогнули Спрингстон по пути к Ничейной земле. Избегая открытых дюн, они держались ближе к окраинам, с подветренной стороны от домов и лавок. Закрыв рты платками, они почти все время молчали, лишь изредка перекрикивая шумные порывы ветра. По дороге им встретилась сбежавшая курица, которая кудахтала и хлопала крыльями, а за ней гналась женщина в развевающемся платье, зовя ее по имени. Вдали, за краем поселка, виднелись мачты вереницы сарферов. Коннер слышал, как звенят свисающие фалы, ударяясь об алюминиевые мачты. Одинокий парус, затрепетав, поймал ветер, и сарфер, набирая скорость, устремился на запад, в сторону гор, за грунтом для садов или, возможно, чтобы обменяться товаром в маленьком городке Пайке. Коннер с братом продолжали идти на восток. Он окинул взглядом горизонт в поисках других беженцев, семей с тяжелым грузом на плечах, но почти никто не покидал город в конце недели. Днем исхода был понедельник, а также по какой-то причине среда. Возможно, потому, что среда была самым гнетущим днем, дальше всего отстоящим от выходных.

Поравнявшись с большой стеной, они с Робом плотнее завязали платки, поправили защитные очки и свернули навстречу ветру, туда, откуда доносился отдаленный грохот. Коннер шел первым, служа защитой от ветра для Роба. В стороне виднелась приближавшаяся окраина Спрингстона. Город находился возле границы Ничейной земли — всего в нескольких часах пути пешком, — будто бросая некий вызов. Но город тоже выглядел испуганным, словно уткнувшись в песок за высокой стеной, защищавшей от ветра, дюн и страха.

Несколько самых высоких пескоскребов тошнотворно кренились к западу, готовые рухнуть. Одно из этих зданий жители покинули несколько лет назад — настолько оно трещало и тряслось. И тем не менее отказывалось падать. С течением времени чувство опасности ослабло, и пошли разговоры среди желающих вернуться. Коннер знал, что некоторые уже так и поступили — по ночам в окнах запретных зданий плясал бледный свет, который был виден из Шентитауна. На эти квартиры уже начали заключать сделки, в то время как дельцы принимали ставки: рухнет пескоскреб или останется стоять. Настроения менялись подобно ветрам в переулках.

Коннер шагал, склонив голову набок, чтобы песок не бил в защитные очки, и представлял, с каким грохотом рухнут эти шаткие пескоскребы, раздавив дома в их тени, похоронив живущих там людей, расплющив лавки и мастерские. Бедняки на западе, должно быть, испытывали ежедневный ужас, живя возле опасных сооружений, которые построили их богатые соседи. Для тех, кто жил в их тени, на кону стояли не деньги, но сама жизнь.

Однажды рухнет и большая стена. Коннер прекрасно это понимал, особенно сейчас, когда они миновали границу Спрингстона и он вновь увидел стену сбоку, как это бывало дважды в год. Сзади на стену давила вся пустыня, медленно и неумолимо в течение десятилетий завывающий ветер наносил груды песка, песчаные бури обрушивались на древние укрепления, заслоняя яростными порывами полуденное солнце. Коннер знал, что, когда стена рухнет, начнется настоящий ад, и радовался, надеясь, что не доживет до этого.

— Что ты туда набил? — спросил Роб приглушенным из-за платка и ветра голосом.

Коннер подождал, пока брат его нагонит.

— Как обычно, — солгал он, видя, что Роб согнулся почти пополам под тяжестью рюкзака. Коннер собирался тащить его сам, чтобы не вызывать ни у кого подозрений. Палмер нес бы палатку, а Роб — лампу и свой спальный мешок. «Гребаный Палмер», — проворчал про себя Коннер, впервые задумавшись о том, какая судьба ждет отцовскую палатку в отсутствие старшего брата. Роб наверняка достаточно легко доберется до поселка, поскольку ветер будет дуть ему в спину, но палатку, скорее всего, ему придется бросить, поскольку некому будет помочь ее свернуть или дотащить домой.

— Может, остановимся попить? — спросил Роб.

— Конечно.

Коннер опустил свой большой рюкзак на песок, и Роб едва не упал на спину, сбрасывая свой. Коннер слышал, как в нем плещутся дополнительные фляжки с водой. Вполне хватит на восемь дней пути туда и обратно — он убеждал себя, что дальше в любом случае не пойдет.

— Двенадцать лет, — сказал Роб.