– Виртуалиация мира и уход от реальности, – отчасти согласился с ней Ворон и повел плечом. – Вряд ли я осуждаю. У каждого своя отдушина. Офисный планктон, бегающий в свободное время по лесам в составе эльфийского отряда и возносящий молитвы Эру, для меня всяко приятнее брызжущих слюной фанатиков, верящих в Иисуса, Магомета или золотого тельца. Последние, как правило, ненавидят всех и вся, в том числе и дерьмо, в котором сидят по уши. Они призывают к всеобщему покаянию, переделу границ и утверждают главенство их расы над прочими, и по моим сугубо личностным убеждениям – достойны лишь плевка или кулака в морду.
– Не веришь в Бога? – Странно, но из всего произнесенного она вынесла только это. Ворон даже ощутил обиду: смысл было разливаться соловьем?
Впрочем, безбожие или веру в нечто альтернативное во времена ее юности считали нонсенсом, несмотря на изменение имени прошлого Вседержителя на Коммунизм. Все то же царствие божие на земле, о котором говорили попы у алтарей и икон, ведь, по сути, неотличимо от светлого будущего, обещанного с трибун, стоящих на фоне плакатов с указующим путь вождем.
– Не являюсь адептом ни одной официально признанной религии, – ответил Ворон. – В душу, сознание и разум верю безоговорочно, как и в реинкарнацию. В разного рода божеств… – он пожал плечами, – не уверен, будто верю, хотя и не исключаю их существования. В пророков, святых и идолов – однозначно не верю, как и в то, будто некто подсматривает за каждым шагом любого человека, записывает в книжечку или запоминает и намерен развлекаться судилищами. К слову, то, чем занимаешься ты, тоже далеко от рутины реальной жизни. Каждый спасается тем, чем может.
– Не знаю, возможно, ты и прав. Я подумаю над твоими словами, – то ли сказала просто так, то ли действительно задумалась.
– Однако я никогда не поверю, будто здесь не найдется кто-нибудь тебе под стать, – решил вырулить на прежнюю тему Ворон.
– А ты решился бы лечь с подругой, знающей тебя с детского сада?
Ворон покачал головой:
– Вышние силы упаси!
– Вот и мне как-то стремно.
Словечко ей совершенно не подходило и потому звучало в ее устах умилительно.
– Только у тебя, к сожалению, на меня не стоит, – произнесла Анастасия, и улыбка, растянувшая губы Ворона, исчезла сама собой. – Наверняка думаешь о том, насколько я старше.
Ворон поморщился.
– Как думаешь, мы живем в равноправном обществе? – спросил он.
– Если ты о кухне, детях и… – начала она, презрительно поджимая губы (в ее юности женщине отводилась вполне конкретная роль, так или иначе Анастасии приходилось бороться с мнением знакомых, отстаивать себя, подобное озлобляет, а избавиться от старого комплекса, перерасти его и изжить невероятно сложно).
– Ошибаешься. – Ворон покачал головой. – Мне нет дела до всего этого гендерного сора и домостроя, который лично я считаю омерзительным в отношении обоих партнеров, создающих семью. Я только намекаю на то, что если ты можешь не хотеть становиться хранительницей чьего-нибудь конкретного очага, то я не обязан жить по принципу «даме не отказывают». Ты ведь считаешь себя вправе сказать «нет», не опасаясь обвинений во фригидности. Вот и мне не стоит намекать на проблемы с потенцией.
– Потому ты мне и интересен: умеешь не слушать гормоны.
– Я? – Ворон фыркнул.
– В таком случае ты просто влюблен.
– С ума тот спрыгнет вмиг, кто будет в вас влюблен, – процитировал Ворон, впрочем, не дословно.
Она протянула руку и провела по его волосам.
– Ну же, не злись.
«Злиться на тебя невозможно. Таких, как ты, нужно убивать. Быстро и желательно издали, – мог бы ответить Ворон, но благоразумно промолчал. – Впрочем, таких, как я, – тем более», – готов был прибавить он.
– Любят не за что-то, а вопреки, уж тебе-то положено знать.
– Я кладезь сплошных достоинств, потому и удивляюсь твоему выбору, – съязвил Ворон. – Ладно, я уже достаточно поплыл, можешь задавать вопросы. Тебя ведь заинтересовали конкретные видения, жаждешь подробностей, потому и пришла сюда. Обещаю ответить правдиво.
– Да ты так умеешь играть словами, что полуправда становится хуже лжи!
– Надо лишь задавать правильные вопросы, – заметил Ворон. Ну же, я жду.
– Дурак, – припечатала Анастасия, а затем снова склонилась над ним.
Глава 7
Денис вылетел из кабинета, едва удержавшись от хлопанья дверью. Как они могли?! Пусть Нечаев – Денис никогда ему не доверял, – но Василий Семенович!
В висках стучали маленькие молоточки, щеки горели, и невыносимо хотелось сотворить что-нибудь непотребное: устроить всем, оставшимся в кабинете, острый приступ недержания, например (не факт, что не выйдет, если очень захотеть).
Группу по поиску Ворона возглавил Нечаев (ожидаемо), и он же наотрез отказался включать в нее Дениса (совершенно неожиданно). А ведь Ворон предупреждал его на этот счет. Однако еще более удивительным оказалось то, что Шувалов полностью поддержал такое решение.
«У меня будет для тебя другое задание, – сказал он. – Если эксперименты Сестринского продолжатся, мутанты могут попробовать прорваться и на востоке, и на севере столицы. Ты поведешь группу в район Щелково, оглядись, посмотри, как там».
«У меня будут более важные дела», – ответил тогда Денис, надеясь, что голос звучит ровно и не срывается. В тот момент он слышал в основном лишь шум крови в ушах и буханье сердца где-то в горле, а уж никак не себя.
Его не просто не брали, а хотели отослать как можно дальше, чтобы даже не смел лезть в поиски или вести собственные. Связывали по рукам и ногам делом совершенно незначительным, с каким справился бы любой другой сталкер, но способным отвлечь от главного.
«Денис…» – с укором протянул Нечаев. Он собирался возразить и тем прорвал плотину негодования окончательно.
«Напоминаю всем, здесь присутствующим, если они не помнят: я не являюсь штатным сталкером Института Исследования Зоны. Я здесь не работаю, – сказал Денис. – Соответственно берусь лишь за те задания, которые меня устраивают. Озвученное вами не входит в перечень моих интересов».
«Но…» – начал Шувалов и осекся, лишь всплеснув руками.
«ИИЗ и „Спасение“ сотрудничают на взаимовыгодных условиях, – продолжил Денис, не позволяя себя перебить, – каждый раз, когда у вас появляется задание, мы заключаем новый контракт. Раньше этой юридической волокитой занимался Ворон. Теперь придется мне. Впрочем, не в этот раз. Сейчас я отказываюсь от предложенной вами работы».
«Ворон этого не одобрил бы», – заметил Нечаев.
«Вы уверены в этом? – хмыкнул Денис. – Утверждаете так, словно знаете моего напарника лучше меня самого. Смешно, господин Нечаев».
Слова задели посланника ЦАЯ, но тот постарался не показать виду. Лишь жестче стала складка у губ, острым и неприязненным – прищуренный взгляд и будто бы отвердели скулы. Если внешне еще удалось бы ошибиться, то в эмоциональной сфере, которую Денис машинально считывал, – никогда.
Нечаев был уязвлен. Его чувства скрутились в невидимый бич и ударили со всей силы чистой незамутненной ненавистью. Даже удивительно, что Денис не вздрогнул, а его кожа не расцветилась алой царапиной. Из легких воздух все же выбило, но он перевел дух и даже сумел улыбнуться.
Вряд ли подобные чувства могли возникнуть у Нечаева спонтанно. Раньше он попросту не давал им воли, возможно, сам не осознавал, вот Денис и не чувствовал столь остро, хотя интуитивно этот человек всегда был ему неприятен. Что ж, все объяснилось – стоило радоваться хотя бы этому.
«Ворон предвидел свое похищение. Ворон ввязался в поиски Сестринского только потому, что вы его попросили: из-за якобы семейного дела, связанного с вашим… двоюродным братом! Ворон предупреждал вас, чтобы в случае исчезновения к поиску привлекли меня, – слова падали, как зерна в подготовленную, распаханную почву. – Вот только вы, видимо, считали меня совсем идиотом или мальчиком, не смыслящим ничего и не видящим дальше собственного носа, если думали, будто я не в курсе всех дел».
