Более всего происходящее напоминало картинки из учебника анатомии. Еще недавно мужчина был обычным, а теперь перед ними стоял макет, лишенный обычной кожи.
– П-переваривает, – чуть запинаясь, проговорил Толян, завороженно глядя на чужую страшную смерть.
– Зона не дремлет, – заметил Смерть из плоти и крови, на удивление легко поднимаясь на ноги. – Думаю, нам стоит выбрать другой путь наверх, если не возражаете, конечно.
Возражений, разумеется, не возникло ни у кого.
Толян и Антон входили через другой вестибюль. Там было относительно чисто и даже безопасно. Лишь на средней дорожке на круглых плафонах фонарей висело нечто вроде черной паутины: слабая аномалия, опасная только для того, кто ее не заметит и вляпается. Впрочем, даже подобное «чудо разгильдяйства» скорее всего отделается лишь сыпью и волдырями по всему телу, а еще зудом и недельной чесоткой, которая пройдет без каких-либо последствий. Видимо, там изрядно потрудились и хозяева бара, и клиенты: им ведь вовсе не улыбалось ходить в убежище через «минное поле». Здесь же специально не вычищал никто.
У Антона стыла кровь в жилах, когда он натыкался взглядом на очередной полуобглоданный труп, прикрепленный к потолку. Прямо на круглом своде разрослось нечто, сродни огромной мутировавшей грибнице. Оно свешивало вниз сопли-щупальца и контролировало две дорожки их трех. Им невероятно повезло выбрать правильную дорожку. Любого человека, избравшего соседние эскалаторы, попросту сожрало бы.
– На хрен ты здесь ходишь?! – не выдержал Толян, обращаясь к Смерти. – Есть же нормальный вход, его все, кроме откровенных новичков, знают!
– Скучно, – протянул тот со вздохом.
– А тебе острых ощущений подавай, гадина!
Смерть усмехнулся и протянул:
– Ну конееечно…
Антон ничего не сказал, он берег дыхание – станция строилась одной из первых, располагалась глубоко, и подъем был уж очень высоким – и старался следить за Смертью. Видимо, потому, когда тот проронил «Упс» и пригнулся, успел повторить движение и каким-то чудом увлечь Толяна за собой, извернувшись и ухватив того за руку.
– Какого… – начал было Толян и тотчас замолчал.
Сверху дохнуло гнилостным жаром, а по перилам пробарабанили как будто капельки несуществующего дождя. Видимо, «грибница» на них все же среагировала.
– Ум-ни-ца, – протянул Смерть.
От похвалы Антону стало совсем тошно.
– За мной, – скомандовал сталкер, не думая встать, – иначе доберется. – И со сноровкой, быстро, а главное, внешне не испытывая никаких неудобств, пополз наверх.
Антон застонал сквозь зубы. Не видел бы воочию – поставил бы под сомнение саму возможность перемещения по ступеням эскалатора ползком. С другой стороны, Смерть вроде не обладал альтернативной физиологией, значит, и они сумеют, если сильно постараются.
Ползти, таща в руках тяжелый ствол, да еще и целиться из него было невозможно, и Антон сунул оружие за спину. Впрочем, сталкер не собирался нападать, резко разворачиваться и сталкивать их вниз – тоже. Кажется, происходящее его забавляло, и «прогулку» он находил приятной. У Антона выступил на спине холодный пот, когда он услышал тихую, не опознаваемую мелодию, которую насвистывал Смерть.
Когда лестница наконец закончилась, он попросту встал и отошел, дожидаясь. Антон влез пятерней в какое-то дерьмо, пахнувшее кислятиной, и, отдернув руку, резко встал, ругаясь.
– Не стоит так нервничать. – Смерть смерил его насмешливым взглядом, он стоял достаточно близко, и Антон ужаснулся, впервые разглядев цвет его глаз: серо-зеленых. Они могли казаться обычными, если бы радужка не менялась. Казалось, колбочки и палочки находились в постоянном движении. – В этом мире человеческие испражнения самые безопасные из возможных, радуйся, что не влез левее.
Антон глянул и тотчас согнулся, выблевывая все, оставшееся в желудке, и обильно приправляя это желчью. Он даже не понял, что именно увидел, как и Денис: уж больно быстро отвернулся. В памяти осталась лишь бурая извивающаяся масса, подергивающаяся и вибрирующая точно желе. Вокруг нее расплывалась кашица из человеческих внутренностей, покрытая редкими белесыми волосами, на каждом из которых подергивалось глазное яблоко. С потолка тоже свисали мутные глаза на тонких ножках – раза в три больше, чем у человека, квадратной, овальной и треугольной формы. У крайнего слева то сужался, то расширялся зрачок.
– Япона мать… – вырвалось у Толяна, едва не наступившего на Антона и вовремя вильнувшего в сторону. – Огнемет бы сюда… – И согнулся там же.
Смерть фыркнул:
– Школота.
И принялся молча ждать, бросив напоследок:
– Вы только кишки здесь не оставьте, не столь забавно будет, если все кончится так быстро.
– Су… ка, – выдохнул между приступами Толян – его, учитывая немалый объем выпитого, скручивало дольше и сильнее.
Антон оправился первым и даже сумел встать на подгибающиеся ноги.
– Держи. – Одобрительно хмыкнув, сталкер подал ему платок. – А ты для новичка неплохо держишься.
Платок был испачкан серо-зелено-алой кровью.
– Обойдусь… – Антон отшатнулся.
– Я же говорил: человеческие испражнения самые безобидные, – напомнил Смерть.
– Так то человеческие! – Антон замотал головой, от чего та закружилась. Он вовсе не был уверен в этот момент, что запятнавшая платок субстанция имеет хоть малейшее отношение к человеческой крови. И как сказал бы Денис: «Совершенно правильно».
– Резонно. – Смерть вздохнул, посмотрел на него, потом – на ткань, скомкал ее и швырнул на перила. Платок заскользил вниз, вскоре оттуда раздался утробный то ли вой, то ли стон. Звук несколько раз поменял тональность, а затем стих.
– А так? – Смерть достал еще один платок: чистый, абсолютный двойник предыдущего.
Антон протянул руку и взял его, хотя, вероятно, и не стоило.
– Ну? Все?
– Уй… да… – хрипло подтвердил Толян, с трудом вставая.
Смерть презрительно скривился и зашагал дальше, не оглядываясь.
У касс валялись обглоданные кости. Антон раскидывал их носком ботинка, пытаясь не наступить даже случайно. Толян старался не замечать их, потому иногда тишину разбивал отвратительный хруст, тогда Антон невольно встряхивал плечами и упрятывал голову в плечи насколько удавалось.
Минуя стеклянную дверь, Смерть наступил на череп с пулевым отверстием промеж пустых глазниц, и тот лопнул, словно перезревший арбуз или «дедушкин табак» (который гриб). Денис инстинктивно задержал дыхание, хотя как раз ему белый порошок не мог сделать ничего. Тот обладал наркотическими свойствами и вызывал галлюцинации и нервозность, выводился из организма через полчаса и сгубил уже не одного сталкера, пугающегося вовсе не того, чего следовало, и выходящего из себя на ровном месте. Однажды они с Вороном являлись свидетелями того, как некто остервенело обстреливал ни в чем не повинную перед ним стену, когда сзади к нему подкрадывалась гиена.
По воздуху разметало белое крошево, то, что осело на полу, прямо на глазах принялось таять и собираться в молочного цвета лужицу.
– Будешь залипать на всякой фигне, до сумерек не вернешься, – тихо, так, чтобы не услышал Толян, предупредил Смерть.
Антона передернуло. Он вцепился в прибор, презентованный ему соседом. На небольшом экранчике, вроде как даже от тетриса, разноцветными областями, похожими на амеб, показывались ближайшие аномалии: пока далекие и не стремящиеся нападать.
– Сумерки… а что за ними? – Ему не стоило спрашивать, но вопрос вырвался словно сам собой. Толян за плечом надсадно втянул в себя воздух, но ничего не сказал.
– Смерть, – ответил сталкер равнодушно. – Некоторые романтики утверждают, будто облака, препятствующие работе техники и скрывающие Москву от тех, кто глядит на нее из космоса, спускаются на улицы, а в них… всякое: мало ли какие бывают небожители. И если ты успел войти в метро или запереться в доме, гибель минует, а если укрытие так себе – не факт. Все от человека зависит. Я знавал уникума, который ночь под скамейкой пережидал, постелив на лицо газетку. Но без укрытия – точно верная погибель.
