— Начинается первая фаза, — с яростным нетерпением объявила Клео, сияя глазами.
Габриэль, перегнувшись через ее плечо, наблюдал за развитием событий с одного из беспилотных летательных аппаратов. Патриоты атаковали Убежище в лоб. В их распоряжении было два танка, восемь «Хамви» и примерно вдвое больше противотанковых и ручных гранатометов. Быстро маневрируя, они успели взобраться на возвышающуюся гряду, идущую по периметру Убежища с южной стороны.
На валах у плазменной стены сразу же ожили восемь пушек. Первый залп орудий ударил совсем рядом с «Хамви» Патриотов. Земля в сорока ярдах перед ними исчезла в брызгах грязи и обломков. Еще одна вспышка пушечного огня пронеслась над землей. Она поразила первый «Хамви», выведя его из строя.
У Габриэля сдавило грудь. Это не голофильм. Все происходило на самом деле, в реальном времени, прямо на его глазах. И он был бессилен что-либо сделать.
Очередной снаряд угодил во второй «Хамви», в десятке ярдов от первого. Машина опрокинулась на бок и взорвалась огненной вспышкой. Шквал фугасных снарядов устремился к цели. Первый автомобиль дернулся. Взрывная волна осветила экран, показывая пылающие обломки подбитого «Хамви». Из разбитой, искореженной машины валил черный дым.
Пушечный огонь разнес деревья как спички. Взорвались еще три «Хамви».
Оставшиеся три машины взметнули брызги грязи и снега, развернулись и помчались прочь. Пушечный огонь осыпал землю вокруг них.
— Уменьшить масштаб, — распорядилась Клео. Дрон, передающий сигнал, поднялся выше. Плазменная стена снова появилась в кадре. Передние ворота открылись, и тридцать бронированных машин выскочили в погоню за убегающими Патриотами.
Габриэль больше не мог смотреть. Он отвернулся, в животе противно урчало.
— Это самая плохо спланированная, безрассудная операция, которую я когда-либо видел.
Клео выдохнула, ее дыхание превратилось в облачко белого тумана.
— Все идеально спланировано.
Он потрясенно уставился на нее. Детали вставали на свои места, обрушиваясь на Габриэля как физические удары.
— Ты не только ожидала поражения, но и хотела его.
— Очень хорошо. Хочешь аплодисментов?
— Ты послала своих людей на смерть. — Он стиснул челюсти. Кислота обожгла ему горло. Темный, отвратительный гнев поглотил Габриэля. — Тот парнишка, Джеймс Хант, ехал в одном из тех «Хамви». Ему было всего пятнадцать. Совсем ребенок!
— Я знаю это! — прорычала Клео. — Думаешь, не знаю? Я не посылала их делать то, что не готова выполнить сама. Они добровольно шли на смерть ради дела. Мы все готовы умереть за наше общее дело.
— Ты не можешь говорить это серьезно.
— Я серьезна как смерть, — отрезала Клео. — У Убежища превосходная защита, превосходное вооружение, превосходная армия. Они превосходны во всех отношениях, кроме одного.
— И что это? — рявкнул Габриэль.
— Они высокомерны. Кажется, есть строчка из какой-то книги о великанах, спотыкающихся о гордость.
— Библия.
— Что?
Габриэль вспомнил свою мать-католичку, ее четки для молитвы. Он подумал о Мике.
— Это из Библии. «Гордость предшествует падению».
Клео махнула рукой.
— Ну вот. Мы заставим их упасть так сильно, что они больше никогда не поднимутся. Внутри своего комплекса они думают, что в безопасности. Нам нужно их выманить.
— Вы используете своих людей в качестве приманки, — медленно выговорил Габриэль. Руководство «Новых Патриотов» лишь сообщило каждому отряду о его роли. До этого момента он не знал всего плана. — Вы отвлекаете их битвой, которую, заранее, готовы проиграть.
— Мы должны использовать их гордость и высокомерие против них самих. Они не будут действовать так расчетливо и подготовлено, если посчитают что противник не организован и глуп. Рассматривай это как игру в шахматы с самыми высокими ставками в истории. Мы должны пойти на жертвы, чтобы выиграть партию.
Габриэль уставился на нее. Он не находил слов.
— Это…
— Блестяще?
— Ужасно!
— Принимается, — согласилась Клео. — Ты знаешь, как победить в перестрелке или рукопашной схватке, Габриэль. Но военное искусство — прекрасная вещь.
— Это жестокая вещь.
Она лишь пожала плечами.
— Жестокость может быть красивой.
— Только ты могла такое сказать.
Клео улыбнулась так, словно он сделал ей комплимент.
Габриэль покачал головой.
— Должен быть другой способ. Тот, который не предполагает массового истребления твоих собственных людей.
— Это единственный доступный вариант! — Она уставилась на него, оскалив зубы. Неугасимый огонь ярости наполнял ее темные глаза. В традиционном смысле Клео нельзя было назвать красивой. Но она притягивала взгляд своей силой и свирепостью, а ее жесткая воля внушала ему одновременно и ужас, и благоговение.
Габриэль и сам чувствовал то же самое. Он знал эту ярость. Эту горечь и ненависть. Он знал этот путь. Путь, ведущий только во тьму.
— Ты ошибаешься.
Клео пожала плечами, снова уткнувшись в голопад, и, казалось, ни о чем не беспокоилась, но ее спина была напряжена, а пальцы вцепились в края панели.
— Тебе просто придется довериться мне.
— А если я этого не сделаю?
— Не переходи мне дорогу, Ривера, или ты пожалеешь об этом.
Габриэль краем глаза заметил движение. Он сделал выпад вправо и схватил Клео за запястье как раз в тот момент, когда она отбросила голопад и потянулась за ножом, пристегнутым к поясу. Он мрачно усмехнулся.
— Хорошая попытка. Я уже видел этот трюк раньше.
Она нахмурилась.
— Отпусти меня.
— Трудно доверять тому, кто готов предать любого, вставшего у него на пути.
— Тогда не стой у меня на пути.
Габриэль усилил хватку, стиснув ее запястье.
Клео не дрогнула. Наоборот, выдержала его взгляд.
— Пока наши цели не пересекаются, тебе не о чем беспокоиться.
— А если они пересекутся?
Она покачала головой, ее взгляд стал острым.
— А сам как думаешь?
Клео перерезала бы ему горло не раздумывая. Но, по крайней мере, она не притворялась, что это не так.
Когда-то он был как Клео. Но он изменился. Она тоже могла стать другой. Клео могла избавиться от своей ненависти.
— Я думаю, тебе нужен друг.
Она сверкнула убийственной улыбкой.
— Друзья — это обуза.
— Нет, — твердо сказал Габриэль. — Люди, которых ты любишь, — это ценность. Они твоя сила, твоя власть, твое все.
Клео фыркнула, но за этим не чувствовалось настоящего отвращения.
— Ты говоришь, как твой брат.
— Возможно, — не стал спорить Габриэль. — Я пришел к выводу, что чаще всего Мика прав.
— Любовь — роскошь в нашем мире, — мрачно заявила Клео. — Роскошь, которую я не могу себе позволить. Не раньше, чем все получится. Убежище станет нашим, моя мать вылечится, мой брат будет в безопасности, а президент Слоан мертва. — Она отвернулась, уставившись в какую-то точку вдалеке. — Ты собираешься меня отпустить?
— А ты найдешь в себе силы сдержаться и не ударить меня ножом в припадке ребяческого гнева?
Ее губы скривились.
— Возможно.
Габриэль слегка ослабил хватку, но не отпустил Клео. Вместо этого он притянул ее руку ближе и поднял вверх рукав куртки, обнажив линии шрамов, покрывающих предплечье.
— Скажи, почему.
— Я уже говорила тебе…
— Ты ведешь учет из стыда или гордости?
Она сплюнула в грязь. Долгую секунду Клео не отвечала. Он уже подумал, что и не ответит. Но в итоге она резко рассмеялась.
— И то, и другое.
Клео все еще оставалась честной. И это ей нелегко давалось. Он видел, как сузились ее глаза, как плотно сжат рот. Может, у них все-таки есть какое-то взаимопонимание?
— Как насчет другой стороны? — Он указал подбородком на второе запястье, где ее смуглая кожа оставалась гладкой и неповрежденной. — Что делать с жизнями, которые ты спасла? Разве это не имеет значения?
Клео отпрянула. Габриэль ее отпустил.
— Сейчас важна только одна жизнь. Все остальное может сгореть в аду.
