Может быть, духи завладевали теми, кто подходил чересчур близко к их обиталищу? И Нанасом овладел, да и в черноволосого парня вселился…
Но вот если Нанаса догонят соплеменники убитого, если прикончат в отместку его самого, винить духов не выйдет. Не станешь же этим свирепым людям объяснять, что саам тут ни при чем… И когда они решат наказать убийцу, правда будет на их стороне.
Но умирать Нанасу не хотелось, хоть бы и ради восстановления справедливости. Очень-очень не хотелось! И оправдание малодушию тотчас нашлось – он ведь должен исполнить волю небесного духа, спасти девушку Надю. Так что умирать ему сейчас ну никак нельзя!
Между тем снег все усиливался, стал крепчать ветер. Вскоре бурлящая снежная пелена застила все вокруг. Нанас возликовал: их следы полностью заметет, так что можно не бояться никаких преследователей! Однако стоило все равно убраться подальше, иначе их быстро догонят безо всяких следов, особенно на столь быстроходных нартах. Об этих странных нартах Нанасу хотелось поразмышлять отдельно; вот чуяло его сердце, что они примерно из той же породы, что и у заоблачного пришельца, кто бы там на них ни ездил, люди или духи. Но сейчас было не до этого. Сейчас надо было подальше удрать, во-первых, и найти место для ночлега, во-вторых. Да только как это сделать?
Радость прошла очень быстро. Да, по следам их теперь не найдут. Но как теперь самим увидеть дорогу? Да что там дорогу – невозможно уже было понять, в какую сторону вообще нужно ехать. Колючим снегом больно секло лицо, так что Нанасу вновь пришлось затянуть капюшон, и теперь он едва видел перед собой лишь крупы оленей, смутно проступающие из свистящей белой пелены. Стало трудно дышать, словно метель отбирала весь воздух, позволяя вдохнуть лишь изредка, будто нарочно дразнясь.
Стало тревожно за Сейда: не потерялся бы, заметет – потом не отроешь. Впрочем, по такой пурге вполне может замести не то что собаку – самого хозяна вместе с оленями. Внезапно Нанас осознал, что эта нечаянная мысль вовсе не была преувеличением. Заметет, да еще как! И очень быстро. Нужно было срочно что-то делать. Но что? Взывать к небесному духу, чтобы тот прекратил свои шалости? Вряд ли тот будет что-то делать, даже если услышит жалкого человечка в такой кутерьме. Да и не он, скорее всего, вызвал этот буран, много их там, этих духов, даже нойд Силадан не знает всех поименно.
Так что выход был только один – искать укрытие, которым здесь может стать только лес. Забраться поглубже, спрятаться за ветвистые ели и ждать… Даже если заметет сверху, мощные еловые лапы выдержат вес снега, и под ними будет достаточно воздуха, чтобы дышать. Буран не бесконечный, когда-нибудь да закончится, тогда они и откопаются.
Но лес сначала тоже нужно было найти. Нанас и не полагал, что с этим могут быть особые трудности, ведь деревья росли по обеим сторонам от дороги. Однако сколько ни брели олени, спотыкаясь и увязая в снегу, а он все не начинался. Встречались норой невысокие редкие кусты – но и только. Юноша повертел головой, но с тем же успехом он мог бы проделать это и с закрытыми глазами. Разве что с открытыми было не столь темно, хотя снежная пелена определенно посерела – день клонился к вечеру. А ночь зимой наступает быстро, уж это Нанас знал хорошо. И как они будут выбираться из снежного плена в полной тьме – страшно было даже представить. Похоже, не удастся ему выполнить волю небесного духа…
Странно, но себя Нанасу почему-то жалко не было. По-настоящему жаль было Сейда, немножко – оленей, но куда сильнее, чем жалость, он сейчас ощущал обиду, или даже досаду. Ну как же так!
Ему, Нанасу, единственному из его племени выпала такая честь, что к нему сошел с неба дух и дал поручение, а он оказался неспособным исполнить его волю! Он оказался слабаком, трусом, полной никчемностью. Он только и смог, что отнять чужую жизнь и бездарно профукать свою!.. Выходит, опять получается, что Силадан был насчет него прав? Получается, так. Он ни на что не годен. Он не сгодится даже в пищу диким зверям, потому что, когда снег растает, его мясо уже сгниет. Хотя, тьфу ты, мясо же не гниет в снегу!
Эта мысленная оговорка, нелепая и глупая по сути, неожиданно стала последней каплей отчаяния Нанаса. Он зарыдал, согнувшись и обхватив руками голову, чтобы не слышать и не видеть ничего вокруг, хотя видеть и так было нечего, а сквозь продирающий до костей вой ветра нельзя было бы услышать и громов небесных, не то что его жалких рыданий.
Юноша не почувствовал, как остановились олени, и очнулся лишь от внезапно навалившейся тяжести. С трудом подняв голову и разлепив обледеневшие ресницы, он увидел перед самым лицом оскаленную зубастую пасть и вжался в спинку керёжи. И только в следующее мгновение понял, что перед ним запорошенная снегом, в сосульках смерзшейся шерсти морда Сейда. Пес в неслышимом лае разевал плоскую пасть и бешено сверкал на него желтыми глазами, которые, казалось, светились в полумраке.
Наконец Нанас понял, что нарты не движутся. Он всмотрелся вперед, и ему почудилось, что серая, ревущая и мельтешащая тьма, которая окружила его почти непроглядным кольцом, выглядела там более плотной. Юноша догадался вытянуть хорей, который чудом не потерял до сих пор, и длинный шест уперся во что-то твердое.
Выбравшись из керёжи, Нанас сразу же провалился в сугроб по пояс. Скорее вплавь, чем ступая ногами, он обогнул рухнувших от усталости в снег оленей и добрался до темной ровной стены. В непрекращающемся буране и подступившей темноте было совершенно не видно, насколько она была высокой и длинной, и Нанас просто пополз вдоль нее, касаясь одной рукой, в надежде обнаружить дверь.
Внезапно рука провалилась в пустоту, и он, подавшись вперед вслед за ней, головой и плечами оказался за стеной. Там было совсем темно, но зато не дул ветер. То есть, он, конечно задувал, утробно воя, и сюда, но дальше за стеной Нанас будто самой кожей ощутил тишину и спокойствие.
Сразу за проемом тоже намело высокий сугроб, и неудивительно – он оказался столь широким, что в него легко можно было въехать прямо на нартах. Нанас прополз этот сугроб на коленях, но вскоре, почувствовав под собой твердую опору, поднялся на ноги. Вытянув руки, он осторожно пошел вдоль стены. И чем дальше отходил от проема, тем меньше чувствовал дуновение ветра. Вскоре рука его коснулась другой стены, стоящей поперек первой. Она оказалась короче, хоть и была, пожалуй, не меньше длины его нарт. Затем шла еще одна длинная стена, но уже в обратную сторону. Нанас не стал проходить ее всю, тем более, оказавшись напротив проема, он снова ступил в наметенный сугроб. Но ему и так уже стало ясно, что он находится в какой-то очень большой веже, или в чем-то, кроме размеров, очень похожем на вежу. Правда, вся она оказалась сделанной из металла, но у него сейчас уже не осталось сил чему-нибудь удивляться. Теперь нужно было во что бы то ни стало поднять и завести сюда оленей, а потом… Нет, потом ничего. Потом будет потом, а сейчас – только это.
Уставшие до полусмерти быки, как он и опасался, вставать отказались. Нанас тянул их за рога, теребил им загривки и уши, колотил по спинам кулаками… Попытался даже пинать, но не смог как следует размахнуться ногой в глубоком снегу. Выручил опять Сейд. Приученный бережно относиться к оленям, сейчас пес пошел на крайние меры. Сначала он предупреждающе оскалил перед оленьими мордами зубы, но когда и это не помогло, укусил ближнего к себе быка за ухо. Тот, замотав рогами, тут же вскочил на ноги, потянув за собой и второго. Нанас поспешно схватился за постромки и повел упряжку к проему в стене. Как он и предполагал, нарты вошли туда легко и свободно. Перевалив через сугроб в центре вежи, олени вновь было собрались рухнуть, но Нанас им это сделать не позволил, дотащив почти что на себе до дальней стены, куда не задувал ветер. Там быки все же повалились, гулко стукнув о пол коленями. Рядом с ними упал, как подстреленный, Сейд.
Нанас хотел было устроиться спать в керёже, но понял, что не сможет поднять и перебросить через ее бок ногу. Тогда он, слегка потеснив пса, лег на пол между ним и одним из оленей, чувствуя с обеих сторон блаженное тепло тел животных. И успел еще удивиться, отчего же так жарко груди, ведь ее-то никто не греет?.. Догадка вынырнула из глубин полусонного уже сознания: оберег. Заклятие духов стало сильней. Однако мысль эта промелькнула, не вызвав совершенно никаких чувств. От них вообще не осталось сейчас почти ничего, он ощущал лишь тепло, восхитительную легкость в гудящих, натруженных мышцах да слышал свирепый, поистине звериный вой вьюги в проеме вежи. Казалось, буран рассвирепел оттого, что добыча ушла у него из под носа, и старался теперь изо всех сил, чтобы все же добить ее, напугав своим ревом до смерти.
Но его потуги были напрасны, Нанас уже достиг предела усталости и страха, сильнее сейчас его не могло напугать ничего. И все- таки главный его страх – то, что он подслушал возле вежи старейшины Ародана, то, что разорвало его жизнь пополам, словно подгнившую шкуру, – продолжал сидеть в голове колючей занозой. И сейчас, стоило лишь закрыть глаза и расслабить уставшее тело, разговор Силадана со старейшиной отчетливо всплыл в памяти, возвратив Нанаса в прошлое.
