— Примерно так, — улыбнулся Вик. — Ключевая фраза — по своему подобию.
— А это значит, что бог есть нечто похожее на нас? — спросил с улыбкой Майк. — Кстати, а что же тогда, по-твоему, бог?
— А бог есть душа, только огромная, — сказал Вик.
— Замечательно, — сказал Майк. — Очень бредовая идея. Жаль, что попы сейчас не имеют той силы, что у них была раньше, они бы тебя точно предали анафеме, а то и сожгли бы вот на этом костре. Кстати, не пора ли нам есть?
— Многие священники в нашей стране умерли, они же тоже были людьми, — сказал Вик. — Бери ложку и садись поближе.
— А я думал, — сказал Майк, зачерпывая ложкой суп, — что ты скажешь, что бог есть любовь, а любовь есть форма обмена энергией.
— И это правда, — Вик тоже взял ложку.
— Много же ты сумел придумать в своем подвале, — сказал Майк. — Я даже представить боюсь, сколько при этом было выпито…
— Выпито было немало, — согласился Вик. — Да и времени подумать хватало. А что ещё делать, когда весь мир рухнул? Если исчезло все, во что я верил, и на что надеялся?
Я же не христианин, и не буддист, и не мусульманин, да и толком ничего не знал об этих религиях, поэтому пришлось создавать свою, потому что без бога совсем как-то становилось все плохо и бессмысленно.
— Забавно, — усмехнулся Майк. — Значит, по-твоему, бог — это душа переросток?
— Примерно так, — улыбнулся Вик.
— А как же насчет того, что он всемогущ и всезнающ?
— Одно другому не мешает, — сказал Вик. — Он действительно многое может и многое знает.
— Но не все может и не все знает? — уточнил Майк.
— Ну откуда мне знать, что он может, а что не может, что знает, а что не знает? — вздохнул Вик. — Но я думаю, что бог существует миллиарды лет, то за это время можно столько всего узнать, что нам и представить невозможно.
— И он знает обо мне и о тебе? — спросил с усмешкой Майк.
— Хотелось бы чем-то тебя утешить, — покачал головой Вик. — Но думаю, что мы его вряд ли интересуем.
— Ну, как же, раз он все знающ, то должен знать создателя новой религии и его сопровождающего, — улыбнулся Майк. — Как же это он не обратил своего внимания на нового пророка?
— Зря смеешься, — сказал Вик. — Я не пророк, и не собираюсь им становиться, у пророков, если ты помнишь историю, печальная судьба. Их либо сжигают, либо распинают на кресте. Но, если тебе так хочется, то вполне может быть, что он с любопытством сейчас за нами наблюдает, особенно за тобой.
— А за мной-то зачем? — обиженно спросил Майк. — У меня нет своей религии, и пророком я тоже быть не хочу.
— Есть причина, — Вик выставил пустой котелок под дождь. — Ты тоже чокнутый, только ещё не знаешь об этом.
— Значит, твой бог интересуется только чокнутыми? — спросил Майк с усмешкой. — И так как я нахожусь с тобой, то он теперь и мной заинтересовался, думая, что и у меня тоже не все в порядке с головой?
— Примерно так, — ответил Вик.
— Чушь дикая, — рассмеялся Майк. — Не очень хороша твоя религия, ничего она не объясняет, и ничего не дает. В других религиях хоть рассказывается, что откуда появилось, и что нужно сделать, чтобы обрести бессмертие.
Мечта христиан, мусульман и твоих викингов — попасть живым в своем теле в рай. Мечта буддиста — умереть и никогда больше не родиться. А у тебя, ни рая, ни ада, ничего нет. Есть только переросток души ставший богом. Кстати, а как он что-то о нас знает, если он всего лишь энергия? Для того, чтобы познавать, нужны органы чувств…
— Душа чувствует и воспринимает, — сказал Вик. — Только чувства совсем другие. Она воспринимает все формы энергии, а мысль тоже есть энергия.
— Хочешь сказать, что твоя душа может читать мои мысли? — спросил Майк.
— Не душа, а я, используя её, — сказал Вик. — Потому что я в данный момент, не только душа, но и тело, и мозг. Я могу читать твои мысли, но твоими мыслями вряд ли кого-то можно удивить.
— И о чем же я сейчас думаю? — спросил Майк с любопытством.
— Сейчас ты одновременно думаешь о многих вещах, — сказал Вик. — Ты думаешь о своих родных, о какой-то девушке, которая осталась в твоем городе, и продолжаешь думать о том, какой же ты дурак, что сошел с поезда.
— Не убедил, — сказал Майк — Об этом можно догадаться, о чем ещё здесь думать, как не о доме? Кстати, дождь уже кончается, пора собираться в дорогу, да и понемногу светлеет.
— Я готов, — сказал Вик, собирая рюкзак. — Еды у нас осталось на три дня, к вечеру мы дойдем до небольшого городка, придется нам там поискать продукты, может, что и найдем.
— Пойдем к твоему городку, — сказал Майк, закидывая рюкзак за плечи. — Только пойдем быстрым шагом, а то мне уже надоело ходить медленно
— Хорошо, — согласился Вик. — Быстрым, так быстрым.
Они вышли из-под своего навеса и зашагали по мокрой пожухлой траве.
Дорога была чистой, промытой дождем, а мокрый бетон отблескивал в сумеречном свете. По дороге они осмотрели несколько брошенных машин, в одной из них они нашли ружье и коробку патронов. Вик забросил ружье за плечи.
— Вот это мы и продадим крестьянам, если встретим, — сказал он.
— Что значит, если встретим? — спросил Майк.
— А это значит, что до них ещё нужно добраться, — сказал Вик. — Деревни, которые будут на этой дороге, пусты, в них никто не живет. Люди ушли сразу после взрыва, а что с ними потом произошло, одному богу известно, но обратно они не вернулись.
Я уже рассказывал тебе о том, что после взрыва шли сильные дожди, а в них было столько радиоактивной пыли, что люди получали чудовищные дозы радиации и умирали очень быстро. Чем дальше мы с тобой будем идти, тем больше нам будут встречаться колонны машин, набитых трупами.
— Уже не трупами, а тем, что от них осталось, — пробурчал Майк. — Прошло два года после взрыва, тела уже истлели. А когда мы встретим крестьян, которые остались в своих деревнях?
— По этой дороге только через неделю.
— К тому времени нам будет нечего есть.
— Будут встречаться небольшие города, — сказал Вик. — Они почти не разрушены, взрывная волна до них не дошла.
— Значит там повышенный радиоактивный фон, если людей нет, — сказал Майк. — И все, что мы там найдем, будет радиоактивно.
— Это так, — согласился Вик. — Но нам выбирать особо не из чего. Самое главное, что там никто не живет, сейчас люди страшнее любой радиоактивности. Радиация убивает постепенно, а люди сразу. Вообще, эту дорогу никто не любит, все стараются держаться от неё подальше. Слишком много людей здесь погибло два года назад, и все думают, что радиация здесь по-прежнему высокая.
— А на самом деле? — спросил Майк.
— Не такая большая, чтобы умереть через несколько дней, хоть и достаточно высока, — сказал Вик. — Но нам это не страшно.
— Это почему? — спросил Майк. — Мы, что, с тобой заговоренные, или на нас она не будет воздействовать?
— Я чувствую радиацию, и всегда знаю, насколько она опасна, — сказал Вик. — В любом городе есть места, где фон очень высок, а есть места, где вполне можно какое-то время находиться. И я чувствую, какую пищу можно есть, а какую нельзя.
— Может быть, ты и знаешь, сколько мы после этого путешествия проживем? — с усмешкой спросил Майк. — И проживем ли до его конца?
— Знаю, — грустно улыбнулся Вик. — И сколько мы проживем, и чем закончится наше путешествие.
— И чем же все закончится? — спросил Майк.
— Мы благополучно дойдем до твоего города, и ты ещё долго будешь жить после этого, — сказал Вик. — Тебя же это интересует?
— Да, именно это, — сказал Майк. — Но это просто слова, их невозможно проверить. Неужели ты хочешь сказать, что ты на самом деле видишь будущее?
— Иногда я его вижу, — сказал Вик. — Иногда я его совсем не вижу, а чаще всего не уверен даже в том, что увидел.
— Я не особенно тебе и верю, — усмехнулся Майк. — И, вообще, большую часть твоих слов я не воспринимаю серьезно. Мы просто идем и разговариваем, чтобы было не так скучно.
— Я и не прошу, чтобы ты мне верил, — сказал Вик. — Я долгое время был один, поэтому я благодарен тебе уже за то, что ты меня слушаешь. Должен же я на ком-то проверить свои идеи? И мне нравится твоя критика.