Брат продемонстрировал, с какой миной пытался наброситься на собак и все хохотали.
Килька не могла знать, что увидь таким брата, бежать бы бросились многие… очень многие люди. Но зато она твердо знала — прожить свою жизнь, не убедившись, что на свете существуют другие разумные существа, она не желает.
Подаренный отцом Ильей перед смертью нож Килька по дороге из руки не выпускала и спать укладывалась тоже вместе с ним. Если вдруг случиться нечто непредвиденное и запах не отпугнет хищников, проблема появится только в случае, если явится кто-то крупный, вроде медведя или если нападающих будет двое, хотя все ночные охотятся поодиночке. Одного противника небольших размеров Килька всерьез не принимала. Обе ее руки в районе запястий закрывали широкие кожаные наручи на случай необходимости заткнуть ими звериную пасть, чтобы отвлечь напавшего и попробовать убить раньше, чем он убьет тебя. Наручи в лесу она не снимала никогда, потому что однажды пришлось совать в зубы бешеной лисице голую руку и оставшиеся после того случая шрамы ныли каждый раз, когда наступал мороз. Повторять ошибку не хотелось, тем более порвать голое запястье, пустив кровь, куда проще, чем защищенное.
Кстати, тот случай был на ее счету третьей смертью.
— Лисица сожрать бы тебя не смогла, но порвала бы в любом случае сильно, а на кровь быстро соберутся другие хищники, покрупнее. Так что или от зверей, или от потери крови и сил, или от бешенства, которое ты наверняка подхватила, ты уже умерла, — с довольным видом поучал отец Илья, ковыряясь в своем ящике, куда запрещено совать нос, доставая ампулы, а после делая болезненный укол в живот. Он почему-то любил такие подсчеты, хотя Килька не видела в них необходимости — после первой смерти от воспаления легких или чего-то похожего сразу после рождения уже бессмысленно считать, сколько бы раз она умерла без оставшихся от цивилизации предметов. Какая разница сколько раз, если после первого считать было бы некому? Но если отцу Илье нравиться, пусть себе считает.
— Я делаю все, как ты учил, — тихо сказала Килька его мутному образу, вызванному перед сном из памяти. — Четвертого раза пока не было.
Через несколько минут она уже спала, так и не разжав обхватившие рукоятку ножа пальцы — спасающие жизнь рефлексы были отточены у Кильки на отлично.
* * *
Ронька услышал шаркающие шаги, когда уже улегся спать и частично расслабился. На улице недавно стемнело, к тому же окна комнаты, где устроено их жилище накрепко заколочены досками. Зачем лишний раз засвечивать свое местонахождение? Тем более такое, где удобно отлеживаться… Ронька подскочил при звуках доносившего снизу шарканья, недолго прислушивался, узнал в чередовании шагов что-то неуловимо знакомое и бросился встречать ПП. Тому хватило сил прикрыть за собой ржавую дверь подъезда и добрести до лестницы на второй этаж. Сама лестница отсутствовала, вместо нее имелась ощетинившаяся арматурой пустота — чтобы попасть выше, нужно было залезть на груду строительного мусора, ухватиться за торчащий из бетона железный прут и подтянуться. Ронька спрыгнул вниз, подставляя плечо и ППшер с облегчением навалился на брата, позволяя себе расслабиться, после длительного напряжения перед глазами замельтешили неминуемые в таких случаях размытые цветные пятна. После них, бывает, теряешь сознание… хотя это про слабых. Если бы ПП был слабым, давно бы уже узнал, есть ли жизнь после смерти.
Пришлось подсаживать его, почти забрасывать наверх, напрягая все мышцы и упираясь носками ботинок в крошёный кирпич. Шум братья устроили страшенный. Хорошо, что ППшеру хватило сил держаться за торчащую из слома верхней площадки арматуру, пока Ронька не поднялся сам и не втащил его за шкирку. Потом снова подставил плечо и молча довел до комнаты.
К расспросам Ронька приступил только проведя необходимые процедуры — уложил практически безвольное тело на широкий матрас, где они спали вдвоем, предварительно сдернув одеяло и оголив не самую чистую рваную тряпку, заменявшую простынь; раздел, промыл водой из канистры ссадины и синяки, чтобы оценить масштаб повреждений. С удовольствием прощупал кости на предмет переломов, наслаждаясь шипением и тихой руганью — громкой у ПП сейчас не получалось. Удостоверился, что нет крупных порезов, на которые придется накладывать швы. ППшеру редко так везло, ведь судя по всему, противник у него был не один.
— Кто и где? — коротко спросил Ронька.
ПП шипел сквозь зубы, пока брат промывал ранки на плече и обрабатывал их края перекисью. Рваные… наверняка оставленные одним из кастетов, которыми предпочитают вооружаться в банде Тарзана. Есть у них умелец — гранит края острыми, похожими на небольшие когти кромками. Судя по всему, кастет отметился только дважды, да и то по касательной, кроме того на спине имелось несколько неглубоких ножевых порезов, которые уже подсыхали. Ну, не считая синяков, один, самый большой, расплылся прямо по пояснице. Футболка порвана… это плохо, порезы затянутся и заживут, синяки сойдут, а вот с одеждой дела обстоят куда хуже — ходить в том, что ткут фермеры — простейший способ мгновенно опозориться, а одежду прежнего мира достать все сложнее, как и любые другие прежние вещи. К примеру, за те армейские ботинки, которые вот уже четыре года носит Ронька, в деревне легко предложат половину свиной туши.
— У Булки поймали, у этой… такой, ну что в Толпе живет. Ты ей еще яблоки таскал красные, помнишь? Вот, к ней парни Тарзана заявились, а тут я… Повезло еще, что они в полынье были.
Ронька перешел к ощупыванию лица, к носу, немилосердно дергая его из стороны в сторону. Не сломан, что удивительно. Вертлявый ППшер… Скользкий… Иначе отхватил бы кастетом в лицо и остался бы Ронька на свете один одинешенек. Свет от свечи в глиняной плошке с удовольствием плясал по темным пятнам на теле ППшера, делая их страшнее, чем было на самом деле.
— Что ты несешь? Кто в полынье по бабам ходит?
— Они не все… трое трезвых.
Оставалось только чертыхаться. Раз уж родился такой невезучий… напороться на целую кучу тарзанщиков, причем в Толпе, где они обычно не появляются, потому что у них на территории имеется свой собственный курятник. А с другой стороны… раз уж выжил в возрасте трех лет, когда половина всего населения вымерла от болезни, а вторая половина — в процессе выжигания заразы кардинальными методами вроде стирания целых населенных пунктов с лица земли, уже можно считать все назначенное на долгий срок везение за раз и выбрал.
— Чего сразу не сбежал?
— Я первый пришел, — сквозь зубы сообщил ПП, но тут же не сдержался и снова зашипел — словно в отместку Ронька вылил последние капли перекиси прямо в красноту пересекающих плечо царапин.
— Драться из-за бабы… — неодобрительно покачал головой, отставляя в сторону пустой пузырек.
— Почему из-за бабы? — ППшер задумался. — Из-за статуса.
— У Тарзана нашему статусу выше подвала в принципе не подняться, — хмыкнул Ронька. Несмотря на боль в разбитых губах ППшер не удержался от короткого смешка.
Когда братья достаточно подросли и решили, что не желают существовать всю жизнь, крысятничая по мелочи, как существовали в городской Толпе все брошенные дети, то задумались о будущем. Тогда, как и сейчас город делили между собой две банды. Братьям хватило ума понять, что третьей силе, которую пытались в тот момент организовать парни из фермеров, привлекая таких ребят, как Ронька и ППшер, места не было в принципе. К тому же они прекрасно знали, что остаться в стороне от разборок им в любом случае не позволят и там где не прошли уговоры, для убеждения вскоре перейдут к грубой силе. Однако природная смекалка подсказывала, что при попытке фермеров отвоевать себе часть территории первое, что сделают существующие банды — объединятся и задавят наглецов, после чего спокойно вернутся к прежней жизни — привычным мелким и не особо напряжённым стычкам. Стоит уточнить, что именно это и произошло — вскорости после попытки выступить против нынешнего порядка большинство тех, кто усилено описывал братьям красоты их будущей жизни уже вовсю удобряли землю.
