Волк прыгнул, сократив дистанцию наполовину, я понял, что он играет и способен догнать меня в один миг.
Зачем я полез в шифоньер? За бельём и выпивкой?
Хоть бы переоделся и выпил, умер бы в чистых трусах и пьяным!
В разбитых витринах вдруг возник человеческий силуэт. Я увидел парня лет двадцати, плотного, высокого, в круглых очках, в яркой футболке и джинсах. В руках у парня была здоровенная дура, некоторыми по недоразумению называемая автоматом — пулемёт Ferfrans HVLAR. Такая тёмно-серая хреновина, вся какая-то решётчатая, будто из конструктора собранная, а внизу под ней торчит тяжеленный круглый магазин.
Увидеть в родных московских пейзажах творение американских оружейников было так неожиданно, а появление молодого здоровяка с десятикилограммовым пулемётом в руках так внезапно, что я запнулся и упал.
В тот же миг юноша начал стрелять.
Не в меня.
Я знал, что HVLAR имеет хитрую систему погашения отдачи, благодаря которой из него реально можно стрелять даже с одной руки. И всё-таки это выглядело удивительно.
Большая часть пуль, конечно, прошла мимо, в основном у меня над головой. Но и волку-переростку досталось. Он впервые издал звук, смесь рычания и визга, крутанулся на месте, задев меня по бедру хвостом. Удар был, будто дубиной!
Парень захохотал и перестал стрелять.
Зря.
Волк собрался, сжался пружиной — и прыгнул, сбивая стрелка с ног. В последний миг тот успел снова нажать на спуск, выстрелы глухо застучали из-под придавившей парня туши, волк издал глухой рык, задёргался, распластался на стрелке.
Я поднялся, достал нож. Постоял, глядя на неподвижное тело юноши, придавленное неподвижным зверем. Из-под туши торчал оружейный ствол. Тоже неподвижный, разумеется, из него только лёгкий дымок шёл. На землю обильно текло красное, в багровом сумраке выглядящее чёрным.
Плохо.
Осторожно подойдя, я потянул пулемёт, стоя так, чтобы меня не задело, если спуск зацепится и оружие выстрелит.
Только когда пулемёт оказался у меня в руках, я почувствовал себя чуть спокойнее. С трудом, но всё-таки сообразил, как перевести «хвлар» на одиночную стрельбу. Прицелился в голову зверя и выстрелил в упор.
Брызнуло тёмной кровью, белыми осколками кости и чем-то блестящим, не то металлическим, не то стеклянным. Волк не шевелился.
Я едва смог стащить его голову с лица парня. Впрочем, спешить нужды не было, шею тварь разорвала начисто, до позвоночника.
Но всё-таки я выволок его из-под волка. Он был весь в крови, окончательно и бесповоротно мёртвый. Зверь не только разодрал лицо и горло, он ещё перекусил ему правую руку по локоть, та так и осталась висеть, не то вцепившись в шерсть, не то запутавшись в ней пальцами.
Как ни странно, очки стрелка не разбились, только слетели в грязь. Я с любопытством повертел их. Антибликовые линзы, понятно, иные носить самоубийство. Достал ведь где-то… Я положил очки ему на грудь.
Где же ты добыл такую пушку, паренёк? И чего хотел — спасти меня? Или просто сдали нервы?
Я осторожно обшарил тело, стараясь не слишком выпачкаться и невольно отметив, как профессионально проверяю карманы.
И, к своему удивлению, нашёл мобильный телефон с небликующей защитной плёнкой на экране. Он даже оказался заряжен. Индикатор сети, конечно, ничего не показывал, вход запаролен, я был вознаграждён лишь заставкой с фотографией какой-то немолодой женщины. Мать? Я помахал телефоном перед искромсанным и окровавленным лицом парня, но телефон отказался узнавать хозяина в таком состоянии. Я уже собрался положить телефон парню на грудь и уйти, но передумал и вынул его из чехла.
На обороте корпуса обнаружилась гравировка: «Верните за вознаграждение». И номер телефона.
Не Бог весть что, но я постарался запомнить.
Встал, взял пулемёт поудобнее. Всё-таки он был тяжеленный как сволочь, даже если у него слабая отдача, много с таким не побегаешь.
Но я сейчас бегать не собирался. Надо было проверить павильон, откуда появился парень. Возможно, там есть патроны. А может, и ещё что-то…
И тут форсайт кончился. Неожиданно рано.
Открыв глаза, я втянул воздух. Ощущение — словно минуту не дышал. Так всегда бывает.
Всё тело покрывал липкий холодный пот, руки чуть тряслись. Это тоже дело обычное. Медленно спустив ноги с кровати, я нашарил тапочки, взял с тумбочки мобильник. Шесть утра.
Пожалуй, ложиться досыпать уже поздно.
Открыв список номеров, я вбил в него тот, который только что увидел на телефоне погибшего парня. Звонить сейчас было бы свинством. Впрочем, звонить в любом случае глупо.
Но всё-таки хотелось сохранить номер. Нечасто удаётся протянуть мостик из форсайта в реальность.
Подойдя к окну, я скрутил вверх рулонную штору. Приоткрыл окно, впуская холодный воздух.
Москва как Москва. Обычная зимняя Москва, обычный старый спальный район Соколиной горы. Небо серое, но без багрового свечения. Слегка сыплет снежок. Отъехала от соседнего дома машина, неторопливо и тихо. Во многих окнах уже зажёгся свет.
Никакого апокалипсиса.
Пока никакого.
— Задолбало… — сказал я с чувством и пошёл мыться.
Кафельная плитка над ванной кое-где отстала, и щели жадно впитывали брызги воды из душа. Плевать. Квартира съёмная, сейчас мало кто покупает квартиры, ремонт тоже делать не спешат. Строители, впрочем, не бедствуют, работы у них много.
Зеркало над раковиной было перевёрнуто к стене. Выбрасывать я его не стал, само по себе оно не опасно.
Я стоял под щедро выкрученной струей воды и вспоминал своё отражение в форсайте. Моё отражение, никаких сомнений. Обросший, небритый, с серыми тенями под глазами, но это был я. Возраст не понять. То ли двадцать пять, как сейчас, то ли сорок. Есть в жизни мужчины такой период, когда он почти не меняется. У женщин он тоже имеется, только длится дольше.
Частота форсайтов, как всем известно, зависит от интенсивности происходящих в них событий. Первый мой форсайт был выматывающим и долгим, контролировать события я не умел, пять или шесть часов брёл по туннелю метро, но ровно ничего интересного не случилось. Повторился форсайт лишь через два месяца.
Сегодня произошло столько всего, что новый форсайт впору было ждать следующей ночью.
Выйдя из душа, я понюхал полотенце и решил, что ещё раз вытереться им можно. Натянул трусы, брызнул дезодорантом подмышки и прошёл на кухню. Там было зябко, в окно сифонило, но одеваться не хотелось. Включил телевизор, стоящий на холодильнике, разбил на сковородку пару яиц, заварил чай.
В новостях было всё то же, что год, два или пять назад. Шли горячие, холодные, торговые, гибридные и психологические войны. Большие страны ругались, упрекали друг друга в коварстве и непорядочности, малые пыжились и надували щёки, Китай сообщал о спокойствии и успехах в Поднебесной. Что-то дорожало, а что-то дешевело, торжественно открыли новую станцию метро, с космодрома «Восточный» запустили спутник…
Вот только лица у дикторов были неискренние, будто они думали о чём-то своём.
— В Москве открылась Всероссийская конференция по проблеме форсайта, — сообщила диктор, чуть оживившись. — Наш специальный корреспондент…
Я снял с огня сковородку, поставил перед собой на деревянную разделочную доску и сделал звук погромче.
Корреспондент, совсем молодой и бойкий, вёл репортаж не то из Академии наук, не то из МГУ, я пропустил это мимо сознания. Бородатый, аскетичного вида футуролог, обозначенный как «научный руководитель Федерального центра по изучению форсайта», снисходительно смотрел на журналиста, явно получая удовольствие от интервью. Не такой уж старый, лет сорока. Небось, со связями, раз на такую сладкую должность пристроился.
— Всех наших зрителей интересует, что такое форсайт? — спросил корреспондент. — Особенно тех, кто его испытывает, конечно же. У науки есть ответы?
— У науки очень много ответов, — сказал футуролог неспешно. — Но есть факты, а есть догадки. Каковы факты?
