— Да-да, каковы? — не удержался журналист.
— Уже почти год, точнее, одиннадцать с половиной месяцев, около пяти процентов людей на Земле периодически видят кошмарные сны, — начал футуролог. — Сны разнятся по содержанию, но имеют несомненный общий момент — постапокалиптическое будущее. Находясь в форсайте, человек воспринимает происходящее как очень яркий, предельно реалистичный сон.
Усмехнувшись, я глотнул чая.
Да-да, форсайт похож на реалистичный сон. А огонёк зажигалки похож на пламя газовой горелки.
Наберут же идиотов по блату на государственные хлеба...
— Так что же это? Ведь форсайт — это от английского foresight, «предвиденье»? Людям снятся грядущие катаклизмы?
— В моей профессии принято говорить о будущем, — снисходительно улыбнулся футуролог. — Но я вас уверяю, тут речи о предвидении не идёт.
— Почему?
— Люди, переживающие форсайт, ощущают себя приблизительно в своём настоящем возрасте. Значит, если бы речь шла о ядерной войне или иной глобальной катастрофе, то мир не успел бы измениться кардинально. Облака, разрушения — возможно. Но чудовищные животные?
— Мутация? — предположил журналист.
— О, это так быстро не происходит. — Футуролог покачал головой. — У нас есть целая группа биологов, они вчера делали интересный доклад...
Я вытер тарелку куском хлеба, отправил его в рот и налил ещё чая. Футуролог явно готов был говорить хоть час, но журналиста поджимало время. С требовательной интонацией он опять ткнул микрофон под нос учёного.
— Так что же такое форсайт? Бояться нам или нет?
— Бояться не надо! Форсайт, по наиболее обоснованному мнению, является феноменом психики, вызванным ростом международной напряжённости и стрессом современных горожан.
Я громко расхохотался. А футуролог продолжал:
— Даже в Средние века случались психические эпидемии, которые охватывали всю Европу! Люди начинали видеть повсюду ведьм, заниматься самобичеванием. Вспомним эпидемию пляски святого Вита в Германии, тарантизм в Испании, кликушество в России. А мы живем в мире архетипов, в мире быстрого обмена информацией, поэтому нет ничего удивительного в выравнивании кошмаров, обретении ими неких общих черт и признаков…
— Бояться — не надо! — торжественно сказал журналист в камеру. — А вот задуматься, правильно ли мы живём, — стоит!
— Балбес, — сказал я с чувством.
Мне стало понятно, что ни футуролог, ни журналист сами форсайта никогда не испытывали.
— А вот изучение этого удивительного феномена дело важное, — продолжал журналист. — Конференция выплачивает значительные суммы за документированный рассказ о пережитом форсайте. Мейл и телефоны вы видите на своих экранах…
— Уже бегу, — пообещал я, отводя взгляд.
Чем бы ни был форсайт, но большинство людей считает, что это сон из будущего. Значит, те, кто его видят, в будущем существуют.
А остальные — нет.
Что не способствует симпатии к испытывающим форсайты.
Выключив телевизор, я пошёл одеваться.
Может быть, катаклизм, снящийся пяти процентам людей, должен случиться завтра. А может быть, через десять лет.
Это никак не отменяет необходимости есть, одеваться, платить за квартиру.
Я знал немало людей, чья жизнь радикально изменилась с приходом форсайта. Некоторые бросали работу, уходили в религию, в запои, в бесконечные сексуальные похождения, уезжали в другие страны или в российскую глубинку. Другие, напротив, начинали готовиться — занимались спортом, читали пособия по выживанию, покупали оружие и ходили в тиры, избавлялись от всего блестящего и отражающего в домах.
Самое странное, что это никак не зависело от того, испытывает человек форсайт или нет. Одни готовились к уже увиденному мрачному будущему, другие надеялись, что их судьба изменится. Какие-то основания к этому были, время от времени кто-то заявлял, что неожиданно начал видеть форсайт после того, как переехал из Москвы в глухую сибирскую деревушку, или после того, как прошёл курс стрелковой подготовки. Вот только правда это или нет, закономерность или случайность, сказать никто не мог. По моему мнению, всё это было враньё. Каждый, кто объявлял, что у него начались форсайты после переезда в какую-нибудь «Общину будущего», покупки «легендарного ножа против монстров» или прохождения «тренинга для выживания После», на самом деле зарабатывал на этом деньги.
Я относил себя к той золотой середине, которая старалась избегать резких действий. Расстался с подругой, с которой прожил два года, но чувства уже угасали, и форсайт послужил последним толчком. Мы даже задумывались о том, чтобы родить ребёнка — возможно, это бы придало что-то новое нашим отношениям. Но заводить детей в ожидании апокалипсиса? Мы перестали обсуждать эту тему, она развеялась сама собой. А вслед за нею и отношения.
Тем более, что у подруги форсайты не начались.
Я стал заниматься дзюдо, регулярно ходить в бассейн и качаться дома, но иллюзий по поводу своих бойцовских качеств не строил. Изучал разные виды оружия и навыки выживания. Получил охотничий билет и купил приличную двустволку, время от времени выезжал на стрельбище и честно отстреливал полсотни патронов. Но то, что я видел во время форсайта, не слишком-то позволяло надеяться на огнестрельное оружие.
Работу я тоже не бросил.
С девяти утра до половины первого я просидел перед компьютером. Индексы, цены, курсы валют. Есть, конечно, всяческие нейросети, которые отслеживают показатели и дают свои прогнозы, но все давно уже убедились, что без участия человека результат получается средний. Так что моя работа оставалась востребованной. Венчурный аналитик в крепком, но не слишком уж большом венчурном фонде — не лучшая профессия, если впереди конец света. Верно?
Впрочем, если судить по финансовому рынку, никакого конца света не предвиделось. Большие деньги игнорировали сны, даже массовые и кошмарные.
В половине первого компьютер засбоил и ушёл в сэйф-мод. Дело обычное, обновления к системе в последний год выпускали второпях и сырыми. Пока компьютер перегружался, я откинулся в кресле и посидел, глядя в потолок. Перегородки из зеркального стекла, делившие рабочий зал на клетушки, раздражали. До собственного кабинета я ещё не дорос и, вполне вероятно, дорасти не успею.
Я вспоминал Мир После, где зеркала были смертельно опасны.
Если всё пойдёт как обычно, то этой ночью форсайт продолжится — слишком уж высок накал эмоций.
Достав телефон, я открыл контакты, посмотрел на номер, обозначенный предельно просто: «ХЗ».
Искушение было слишком велико.
Я нажал вызов.
Гудок… второй… третий…
И ломающийся тонкий голос:
— Алло?
Я вздрогнул. Тот, кого я видел в форсайте, был не старше двадцати. Тот, кто ответил на вызов, вряд ли достиг пятнадцати.
Стоило сообразить, что сейчас владелец телефона на несколько лет моложе.
Значит, до событий, которые я видел, примерно пять-шесть лет.
— Борис? — спросил я наугад.
— Нет, это Миша, — ответили настороженно.
— Извините, номером ошибся, — пробормотал я.
— Это вы? — внезапно спросил подросток.
Я замолчал. Меня вдруг пробил озноб.
— Это вы… были… у метро? — тщательно подбирая слова, продолжил Миша.
— У меня машина, я на метро не езжу, — зачем-то соврал я. — Говорю же, номер спутал!
Подросток помолчал. Потом поинтересовался:
— А чего трубку не бросаете?
Я молчал.
— Что там со мной дальше было?
Я нажал отбой. Положил трубку на стол.
Блин, надо было сразу связь прервать…
Телефон зазвонил.
Я сбросил вызов.
Чёрт.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Телефон больше не звонил. Я смотрел на него, кусая губы.
Впрочем, разве что-то случилось?
Скорее всего, пацан побоится перезванивать.
Ну если даже и перезвонит? Что с того? Через несколько лет в мире произойдёт непонятная катастрофа, города будут разрушены, небо затянут светящиеся красные облака, чудовищные звери примутся рыскать по улицам. Хорошо, допустим, что так всё и будет.
