Последние бессонные ночи и усталость дают о себе знать и я спокойно засыпаю, думая о конце первого этапа. Я знаю что очень рискую потерять очки рангов, проиграв последний бой. И я ни в чем не уверена, кроме того, что поступаю правильно, как надо, защищая подругу, и давая ей еще один шанс остаться рядом с Эдом.
Вспышка оглушающего крика, громкого, беспощадного воя, от которого кровь стынет в жилах и волосы встают дыбом, будит меня среди ночи. Они впиваются в зажатые ладонями уши, ввинчиваются в мозг. Я подскакиваю с кровати, но мое тело совсем непослушное, споткнувшись об чью-то обувь, я распластываюсь на полу и ползу на звук. Меня окружает такой плотный мрак, что темноту, кажется, можно потрогать руками и ощутить ее вкус на губах. Я словно в трансе. Мне не хочется видеть откуда звучит вопль. Подобный вопль может означать только боль: такой крик зарождается в глубине живота и тянется к каждой клеточке изувеченного тела. Я в ужасе, густом, липком, ледяном… И куда ни повернись — только чернота. Страшно, сердце колотится…
Взрыв внезапно вспыхнувшего света разрывает темноту в клочья, и мой пронзительный крик прорезает сгустившийся вокруг воздух.
Эдвард лежит на полу, рядом со своей кроватью и держится за лицо. Вокруг его головы — лужа крови, а между скрюченными пальцами торчит серебряная рукоятка ножа. Лезвие воткнуто в глаз Эдварда. Я хватаю ртом так недостающий в это время кислород, кто-то тоже вопит, кто-то зовет на помощь, а Эдвард корчится и воет. Трис опускается у его головы, встав коленями в лужу крови, и кладет ладони ему на плечи, пытаясь удержать.
— Не двигайся, — говорит она. — Дыши.
Я беспомощно глажу его по голове приговаривая: «Сейчас, сейчас. Потерпи...»
— Вытащи его! — кричит он. — Вытащи его, вытащи из меня, вытащи его…
— Нельзя, терпи, — мой голос звучит так жалко.
— Быстро за врачом, — выдергивает меня из отупения Уилл, и, вскочив на ноги, я вылетаю за дверь спальни.
Моя душа ухает в пятки пока я бегу по пустым коридорам, умудрившись свалиться на лестнице и разбив, и без того ободранные колени. Начинает колоть в боку, а ноги наливаются тяжестью когда я, наконец, достигла дверей комнаты доктора Стивенс.
— Док, — колочу я со всей силы кулаками по железной поверхности. — Роджер, пожалуйста, открой.
Он выскакивает на порог, впопыхах натягивая штаны и сонно щурясь.
— Скорей, — хватаю его за расписанную тату руку и тяну за собой. — Нужна твоя помощь.
Док соображает куда лучше меня, возвращается в комнату за небольшим чемоданчиком и мы уже вдвоем бегом несемся в спальню.
В комнате Роджер отгоняет ребят, склонившихся над телом Эдварда, его голос становится все тише и он страшно подвывает от боли. Кто-то уже сбегал за Фором и командиром, и они придерживают бьющегося в конвульсиях Эда. Док сразу же лезет в нутро своего чемодана, извлекая на свет шприцы и цветастые ампулы. Через пару минут Эдвард затихает, устало раскинув в стороны свои руки.
— Он жив? — вскидываюсь я. — Доктор Стивенс, он жив?
— Жив,— коротко отвечает он, вырвав из моей груди вздох облегчения.
Я смотрю на мечущихся средь железных коек ребят с бледными, растерянными лицами и останавливаюсь на примерзкой роже Дрю, перекошенной от испуга за свою шкуру. Маленькие, бегающие глазки, пытающиеся скрыться от моего прямого взгляда и нервно дергающиеся пальцы, толстые как сосиски, лучше любого детектора лжи и сыворотки правды, говорят о его причастности к содеянному.
— Ты… — выдыхаю я. — Это ты сделал! Убью! — реву я дурниной, перепрыгивая через узкую кровать со смятым постельным бельем. — Убью мразь!
Питер перехватывает меня поперек живота и тянет вверх, я вою раненым зверем, мотая в разные стороны конечностями в воздухе в призрачной надежде отомстить, разорвать, втоптать в грязный, бетонный пол своего врага. Я кричу что-то, ору как в последний раз, словно это единственная надежда быть услышанной, вырываясь из сомкнутых замком рук, будто из клешней смерти.
— Убью…
Резкая и смачная пощечина, от души исполненная Эриком, обрывает мое беснование, выбивая последние силы так, что я оседаю на пол. Прямо в разлившуюся кровь Эда, безумно вращая по сторонам вытаращенными глазами.
— Угомонилась? Или еще добавить? — холодным и непроницаемо спокойным тоном спрашивает лидер, нагнувшись вглядываясь мне в лицо. — Вот и хорошо, — непонятно кому отвечает он.
Пока я пытаюсь отделаться от мандража, Роджер, уже соорудивший из одеяла носилки, и с помощью остальных укладывает пострадавшего на них. Док, Альберт и командиры, подхватив неподвижное тело с четырех сторон, направляются к выходу, а я бросаюсь за ними.
— Оденься! — останавливает меня Эрик, брезгливо оглядывая мои голые ноги, раскрашенные кровавыми разводами.
Я в растерянности опускаю взгляд, не понимая что не так с моим внешним видом, оказывается, я все время щеголяю в одной футболке, гордо именуемой пижамой. Пытаясь одеться трясущимися руками, несколько раз попадаю мимо штанины, наконец, справившись с такой непосильной задачей, на ходу застегивая ширинку, выскакиваю из дверей спальни. Треснувшись мизинцем босой ноги об грёбанную лестницу, взвыв воздушной сиреной от боли, прихрамывая, сворачиваю в медицинский блок, где возле двери в смотровую топчется Альберт, переминаясь с ноги на ногу.
Попытавшись просочиться в палату, я беспощадно выдворяюсь за дверь инструктором со словами:
— Не мешай. Без тебя разберутся.
Так и приходится отирать холодные стены коридора, вдыхая запах дезинфицирующих средств и лекарств.
— Все будет хорошо, — тихо успокаивает меня Ал. — Он сильный, он справится. Не бойся, — и гладит меня по спине. — Не бойся, я с тобой. Эш… — он сначала довольно невинно и по-дружески обнимает меня, а я, задумавшись, совершенно не замечаю, как его объятия стали более тесными. Альберт наклоняется и начинает торопливо целовать, а я удивляюсь — в душе вспыхивает отвращение и странная обида. Думая при всем этом: «Чтоб тебя, гада, черти слопали…», — отовариваю его коленкой в пах.
— Да ты что, Ал? — отскочив в сторону, рявкаю я.
— Я все понял, — говорит он, кривя губы. — Можешь не ораторствовать. Мы друзья и все такое, только… — Альберт не договаривает, а снова сжимает меня в объятьях своими потными ладонями и приваливает к стене, набрасываясь с новой порцией слюнявых поцелуев. Доли секунд растягиваются в тошнотворную вечность, а его руки резво перемещаются под мою футболку, впиваясь пальцами в грудь.
Ой нет! Секс сегодня в мои планы не входит! Да вашу-то мать! Никак! Ни под каким предлогом! Ни с кем!
Сделав вид что вот-вот хлопнусь в обморок, закатываю глаза, а как только его натиск ослабляется, достаю его кулаком в челюсть.
— Что не нравлюсь? — хрипит Альберт. Смотрит на меня сурово, с затаенной болью, точно за долгом явился, который не надеялся получить. — Так, значит, это правда? Ты действительно трахаешься с Эриком?
— Ты чокнутый, — покачав головой, пожимаю я плечами, не желая вступать в словесные баталии.
— Думаешь я не вижу, как ты на него смотришь? Шлюха! — его лицо искажается гадливой гримасой.
— Ал, ты дурень, — хмыкаю я. — Мы были друзьями и никогда не были любовниками. Даже если бы ты был единственным мужиком, все равно ничего бы не изменилось. Ты был мне другом, братом, но никогда возлюбленным… Ты дурак, Ал, дурак и сукин сын.
— Возможно… Я люблю тебя, а ты спуталась с каким-то… Черт, как это глупо. Я не верил… даже подумать не мог… Ты продажная подстилка!
— Я не собираюсь тебя переубеждать, ты предал меня! Потому что я предпочла тебе другого. Ревность, Ал, обида и оскорбленное самолюбие. И ничего больше. Никакой любви. Не ожидала от тебя…
— Надеюсь, вы закончили выяснять отношения? — оборывает меня голос Эрика. Он стоит у приоткрытой двери и с интересом на нас поглядывает.
Альберт молча разверачивается и уходит, а я так и застылваю, гадая, как много лидер успел услышать и увидеть. Оказывается, многое.
