- Забери своих волчар! - кричал Андрей. Я с недоумением посмотрел на него. «Он тоже в чьем-то сне, - жуткая догадка обожгла меня, - это место проклято». Андрей подобрал фонарь, но светил не в сторону входа, откуда доносилось гавканье, а в противоположную. «Он сошел с ума». На ватных ногах я развернулся и посмотрел по направлению луча. Господи, в метрах в двадцати от нас стоял скрюченный человек. Укрытый в складках одежды, он сначала показался мне мальчиком, но вглядевшись в маленькое, мятое, как сушеная слива лицо, разглядел старика. С густыми, кустистыми черными бровями, с блестящими бусинами глаз, беззубым ввалившимся ртом, кощейским выпирающим острым подбородком, в короткой вязаной шапке, из-под которой выбивались лохмами седые волосы, он напоминал злого гнома.
Старик стоял неподвижно на кривых ногах, опирался на трость и, не моргая, смотрел на нас. Он весь трясся, или это тряслась рука, сжимающая фонарь было не понятно.
- Я сказал, забери собак! - проговорил Андрей тише, но уже без истеричных ноток. И сразу прогрохотал выстрел. Больно саданул по ушам. Пуля ударила в стену за спиной старика, высекла фонтан каменной крошки. Старик прищурился, дернулся и скрипучим голосом заверещал на непонятном мне языке. Бросился к нам, размахивая палкой. Андрей не сводил с него пистолета. Карлик пробежал мимо, раскачиваясь всем телом на кривых ногах, словно утлое суденышко на волнах. Он голосил на тонкой скрипучей ноте и охаживал палкой по бокам остановившихся собак, которые по сравнению с ним выглядели пони. Псы виляли хвостами, косились на нас и пребывали в растерянности. Топтались на месте,уворачивались от ударов и не знали, что делать. Наконец, старик выгнал собак из коровника. Взял, прислоненный к стене гофрированный металлический лист, громыхая и скрежеща по бетону, перегородил им вход. После чего, приковылял к нам.
Голени у него были в обмотках, а ступни в тапках с задниками. Быстро взглянув на нас снизу вверх, махнул рукой, приглашая идти за ним, прошатался мимо.
Андрей подождал, пока дед удалится на несколько шагов, убрал пистолет за пояс и пошел следом. Я все оглядывался, прислушивался к тихому бормотанию суки с перебитыми ногами и старался не отставать.
Глава 13. Неблагодарные гости 3
Дождь заметно стих, раскаты грома казались далекими и совсем негрозными. «Можно было догадаться, что ферма обитаемая, - размышлял я, - по соломенной подстилке и корыту. Только почему собаки сразу на нас не набросились, когда мы только приземлились, ведь моторы у Лашки работают ого – го, как громко. Может, хозяин уходил с ними куда-то, скажем, на пастбище и вернулся, опасаясь грозы. А может, выпустил специально? Что-то он не проявил особого рвения в усмирении своры, а зашевелился лишь после того, как над ухом просвистела пуля. Да уж, мутный этот страшила - сторожила, надо с ним повнимательнее».
Мы шли за скрюченным низкорослым дедом, пока не уперлись в торцевую стену. С протяжным звуком растягивающейся пружины он открыл дверь. Перешагнув порог, мы очутились в светлой комнате. Пахло, как и в коровнике: дерьмом и медикаментами. Два больших окна, забранных решеткой, располагались слева и прямо. Небрежно окрашенные белилами стены были утыканы гвоздями. На них висела всякая всячина: провода, веревки, проволока, шланги, кожаные ремни, уздечка, велосипедные камеры, колесо от стиральной машинки, серый заляпанный бурым халат, деревянный стульчак, одежда и еще много прочего барахла. В углу стопкой стояли оцинкованные ведра, рядом несколько бидонов, стеклянная фляга с желтой прозрачной жидкостью. Паутина в углах от пыли стала махровой. Возле вешалки с одеждой обнаружилась дверь во двор. За серым пыльным окном виднелся ржавый трактор, куча щебня, проросшая сорняком, правее - деревянный покосившийся сарай.
Следуя за стариком, по деревянному полу, покрытому слоем утрамбованной глины, пришлось нагнуться, даже мне с моим метр семьдесят, а Андрею еще и присесть, чтобы войти через низкий проем в смежную комнату. Здесь было не в пример чище и аккуратнее. Большое место занимала печь. Железная труба через отверстие в стене выходила на улицу. На беленой стене висели в рамках фотографии. На одном снимке старик почетно восседал на стуле впереди группы примерно из пятнадцати человек.
Сам же оригинал сейчас стоял у печи, зыркал на нас из-под густых ершистых бровей, что-то шамкал и указывал сухим узловатым пальцем с черным ободком под ногтем на стол, заставленный грязной посудой, мол, присаживайтесь, сейчас угощать буду. Затем полез за печь, загромыхал кастрюлями. Скоро появился, держа в руке две алюминиевые миски.
Я заметил на них кусочки засохшей пищи. Раскачиваясь, дед подошел к столу и с грохотом поставил посуду, при этом задел тарелку с остатками зеленовато-бурой похлебки. Расплескивая содержимое, та кувыркнулась и упала на пол. Ругаясь и кряхтя, старик нагнулся, поднял тарелку. Мы с Андреем переглянулись. Ни грамма не смутившись, запихнул ее за печь.
Стол оказался низким. Присмотревшись, я заметил, что все в комнате было укорочено, подогнано под рост деда. Стулья, стол, топчан, тумба, все с подпиленными ножками. Полки прибиты в метре от пола. Только печь была высокой. Поэтому к чугунной плите вели две широкие зашарканные ступени.
Мы уселись за стол. Ни слова, не говоря в полной тишине, под звуки дождевого шелеста за окном, старик, беспрестанно шамкая сморщенными губами, вернулся к столу. Половником зачерпнул из чугунка и плеснул в тарелки похлебку. Что-то проговорил скрипучим тонким голосом, указал кривым пальцем на угощение, мол, налетай.
Мы сидели и не двигались.
- Послушай, дед, - начал Андрей, - спасибо тебе, конечно, за щедрость и все такое, но мы это не едим. Если хочешь угостить, то дай консервы. Консервы? А? Понимаешь, кон-сер-вы, - проговорил Андрей отчетливо по слогам, глядя в поблескивающие бусины. Старик, непонимающим взглядом смотрел на Андрея, шевеля нижней челюстью, словно жевал язык.
- Понимаешь, дедунь, кон-сер-вы, - в подтверждение своих слов Андрей пальцами изобразил круг размером с консервную банку. Потом для пущей ясности, жестами показал, как бы ставит эту банку на стол, втыкает в крышку консервный нож и вскрывает. Старик внимательно просмотрел мимикрию. С минуту молчал, потом недовольно заверещал, вскинул руки вверх, мол, ахренеть с ваших запросов, и, перекатываясь на кривых ножках, скрылся за все той же печкой. Распахнул ранее незаметную дверь и шмыгнул в соседнюю комнату. Андрей вытянул шею, заглянул в щель меду полотном и косяком, потом посмотрел на меня:
- Что-то, Михалыч, в последнее время нам попадаются одни чеканашки?
- А ты чего ожидал? Самые умные и здоровые тю-тю.
В карликовой комнатушке с низкими потолками и игрушечными стульями я чувствовал себя неуютно. История с собаками давила на меня, ощущалась враждебность деда, желание избавиться от нашего тягостного присутствия читалось в каждом его жесте. На душе было муторно, не хватало свежего воздуха. Я прошелся взглядом по окнам, все фрамуги были плотно заперты.
Старик вернулся с двумя плоскими банками консервов без этикеток, поставил на стол.
- Во, то, что надо, - Андрей звонко хлопнул себя по ляжкам и осклабился, - вот спасибо, старичок, уважил. - Он взял банку, повертел в руке, потряс у уха. - А ножик имеется? Ну, чем банку открыть, - изобразил процесс. Старик крякнул, двинул рукой и выдвинул из стола ящик. Погремел железом, выудил консервный нож с деревянной, перемотанной изолентой рукояткой.
- Совсем молодца, кощейчик, - Андрей взял консервооткрывалку и коротким резким ударом пробил крышку. Ловкими ритмичными движениями вскрыл банку, понюхал, протянул мне.
- Держи, Михалыч, вроде не тухлая.
Затем вскрыл вторую. Алюминиевую вилку, долго обтирал о край футболки. Наконец, пожелал приятного аппетита и в полной тишине приступил к поеданию паштета. Все время цокал языком, хвалил угощение, показывал старику, притихшему на топчане, большой палец.
