Я сам шагнул к девушке и, не церемонясь, стянул ей руки ремнем, потом потащил за собой.
— Попробуешь сопротивляться или кричать — убью, — нехорошо пообещал я. — Попробуешь убежать — найду, у меня собака — и ты пожалеешь…
Я знал: это сильно напугает ее, но не лишит осознания того, что побег — единственный шанс на спасения. Даша была не из тех, кто от страха покоряется происходящему.
Мы долгое время шли молча и вскоре вошли в перелесок. Я держал пистолет чуть отведенным в сторону, так, на всякий случай. Девушка то и дело спотыкалась, словно бы ей стало дурно, по щекам ее текли слезы. Мне было больно на это смотреть. Хотелось объяснить ей все, извиниться. Но я терпел. К обеду я совсем выбился из сил и решил, что пришло время отдохнуть. Выбрав сухое место между двумя березками и елкой, я сбросил рюкзак и заставил девушку сесть, дернув за ремень, стянувший ей руки.
— Лис, сторожи, — больше для вида велел я. Пес тут же уселся рядом с Дашей и благодушно посмотрел на нее. Он явно недопонимал, что происходит.
Я разложил одеяло, достал банку тушенки. Даша с трепетом наблюдала за моими действиями.
Съев консервы и не предложив их девушке, я сжал пистолет поудобнее, чтобы Даша не смогла его у меня вырвать, и устроился на одеяле.
— Я ща немного посплю, — сказал я девушке доверительным тоном, — отдохну, чтобы быть в форме, а потом мы с тобой покувыркаемся.
— Пошел к черту, ублюдок! — прошипела мне в ответ Даша. Не обратив на ее слова никакого внимания, я улегся и стал наблюдать за девушкой из-под полу прикрытых век.
Минут десять все было тихо — девушка ждала, когда я засну наверняка. Потом она осторожно пошевелилась, проверяя ремень, стянувший ее руки. Видя, что я не шевелюсь, она стала зубами развязывать затянутый узел и вскоре освободилась, погладила Лиса, который, развесив уши, лег к ее ногам. Ну, как же, как же! Девушка, которая кормила и вычесывала колтуны, не может быть врагом. Дундук!
Помедлив, Даша осторожно встала и шагнула было ко мне, но тут Лис почуял неладное и, приподняв голову, заворчал. Даша застыла на месте, а потом осторожно и медленно стала отдаляться от места нашей стоянки. Через двадцать минут я позволил себе проснуться, зная, что чертовка уже очень далеко. Отдохнув еще с полчаса, я собрался и пошел дальше, понимая, что месть вполне возможна, если Даша решит все рассказать отцу…
Мне чудом удалось уйти. Два километра нас с Лисом гнали прочь камнями. Несколько осколков угодили мне в спину, пронзая болью. Я чувствовал себя словно побитая собака. Вот и помогай людям после этого!
Вечерело, и накрапывал дождь, я остался без еды и лекарств, мою участь завидной язык не поворачивался назвать. Погоня загнала меня в старые песочные карьеры, но вроде отстала. Видимо, все дело было в том, что подошла ночь. Никому не охота мотаться ночью под дождем, разыскивая какого-то парня, чья вина толком и не доказана.
А я всего-то спас от смерти женщину, которую убивали на лесной дороге трое падонков… Минули сутки с тех пор, как я ушел от Ефрема. Я чувствовал себя намного хуже, отдыхать бы мне, лежать, так нет, я все куда-то иду.
Я как раз пробирался по лесу, когда услышал хриплые выкрики и гогот. Выбравшись на проселочную дорогу, я увидел стоящую, груженую молочными бидонами телегу и трех мужчин подле нее. Они старательно пинали лежащее на земле безвольное тело и громко обменивались впечатлениями.
Через четверть часа я, правя груженой телами телегой, резво выбрался в поля и увидел слева деревню, куда и свернул. Женщина оказалась женой одного из местных мужиков. Ее приняли бабы и унесли в избу, заливаясь криками и плачем. Я знал, что женщина выживет, она была сильно избита, мужики сломали ей правую руку, но это скоро пройдет.
Потом в деревне был скорый суд и троицу куда-то увели. Они дружно орали, что я на самом деле покалечил женщину, но их никто не слушал.
— Оружие, которым мужикам угрожал, сдай, — сказал мне председатель деревни. — Ты погостишь у нас немного.
— Я бы этого не хотел, очень тороплюсь, — деликатно отказался я, но меня не поняли.
— Думаю, — сказал председатель, — не увести ли тебя следом за теми…
— А куда? — спросил я, нахмурившись.
— Камнями забьют и в болоте утопят, — равнодушно сказал он.
Как все это было для меня дико! Киллеры, идущие по моим пятам, огнестрельное ранение, неконтролируемая жесткость повсюду. Подозрительность и клевета. Мне казалось, что мир куда проще.
Ясное дело, я не стал оставаться. От деревенских можно ждать чего угодно. Но оружие пришлось отдать и сделать вид, что я принял их приглашение. Как только люди зазевались, оставив меня без присмотра, я перепрыгнул через забор и вскоре уже торопился по лесу. Только за мной учинили охоту. В какой-то момент меня нагнали, и не кто бы то ни было, а три женщины. Они швыряли мне вслед камнями с удивительно точностью и голосили, призывая мужчин поторопиться.
Я ушел лишь чудом. Сумерки спасли меня.
Теперь я боялся всего, я был практически безоружен, слаба Богу, я повесил нож на пояс! Антибиотики, еда, одеяло, все это кануло вместе с рюкзаком, который пришлось бросить — я бы не ушел от погони с грузом на спине.
Нога горела огнем, я почти не мог на нее наступать. Влажный песок вяз под ногами, на голову летели холодные капли, и я вдруг снова стал маленьким ребенком. Как же мне захотелось тепла, любви; я жаждал иметь дом, родных, которые будут любить меня и ждать.
А потом я понял, что все в этом мире относительно. Я вот, к примеру, был свободен, а он…
Мужик висел на веревке под обрывом, здесь выработка была приостановлена, так как глины стало, видимо, больше, чем песка. Несколько деревьев укрепили край обрыва, а вниз уходило метров двадцать пропасти до дна вырытого котлована, где был грудой свален строительный мусор.
Я бы прошел мимо и не заметил, да Лис насторожился, навострил уши. Я остановился и прислушался. Налетел порыв ветра, пробравший меня до самых костей, заставившись вздрогнуть. Иногда летом кажется, что и не лето вовсе. Стоит сумеркам накрыть мир, и воздух моментально выстывает, вот, когда я был маленьким, вечера были теплые, что парное молоко, а теперь… Да что там!
Я присел на корточки, намериваясь спросить пса, в чем дело, но тут и сам услышал.
— Спасите, — просипел кто-то из-под края обрыва.
Я оторопело вскочил.
— Эй! — позвал я, желая удостовериться, что мне не почудилось.
— Спасите, — снова раздался из темноты у моих ног тихий голос.
Я встал на колени на край и заглянул вниз. И только теперь заметил веревку, прикрученную к ближайшему дереву и спускающуюся за край обрыва.
Веревка была тонкая, нейлоновая, она угрожающе растянулась под весом того, кто висел на ней.
— Ты как там? — крикнул я, пытаясь перекрыть завывание ветра, набросившегося на нас. Я представил, как его там качает, и мне самому стало немного дурно.
— Спасите!
Похоже, это единственное, что мог произнести человек.
Что же делать? Как его оттуда выковырять? Веревка того гляди порвется и он полетит вниз на железяки, а я ранен и устал.
— Эй, сколько ты весишь?
И снова ответом все то же хриплое:
— Спасите!
Я вздохнул и осторожно взялся за веревку. Попробовал потянуть ее на себя. Тонкий жгут тут же врезался в ладонь. Я стащил с себя куртку и попытался намотать ее на руки, но понял, что ничего не выйдет — ладонями надо было перехватывать веревку, куртка мешала. Тогда я сел, расшнуровал ботинки и, сняв носки, перевязал ими ладони. И все равно — прощайте мои руки, — зло подумал я. — Ну почему так?! Почему обязательно я?! Почему все сразу?
Я перегнулся через край и взялся за веревку. И тут же почувствовал, что сползаю вниз по скользкой от дождя земле. Нет, так дело не пойдет. Еще не хватало загреметь вниз, на груду арматуры.
Может пойти поискать помощь? Глупость какая! Пока я в окрестностях что-то найду, он окочурится тем или иным мучительным образом. Неспроста он тока одно заладил — спасите — видимо давно уже висит.
Глубоко вздохнув, я взялся за веревку и уверенно потянул ее на себя. Главное, без резких движений и лишней суеты. Надеюсь, сил у меня хватит.
Мои муки продолжались целую вечность. Ветром тяжелое тело человека качало под краем обрыва, веревка резала руки, груз был слишком тяжел для раненного и усталого путника, но я упорно тащил его вверх. В какой-то момент мокрая от дождя веревка поехала у меня в руках, обжигая болью, сдирая кожу с незакрытой части ладоней подобно наждаку, но я каким-то чудом удержал ее.
Лис бестолково топтался вокруг, не зная, чем помочь, попробовал взяться за веревку зубами, но я прикрикнул на него — не дай Бог перекусит.
Но все в нашей жизни имеет конец и мои мучения тоже закончились. Внезапно из-за края обрыва показалась голова и бессмысленно движущиеся в воздухе руки. Я видел лишь очертания человека — было темно, чтобы его разглядеть.
