— Пытался?
— Не получилось, потому что я сонный был, — ответил он.
— А сейчас, значит, ты бодр и весел? — с иронией спросил я.
— Сейчас выпью кофе — и буду, — с серьёзным видом кивнул Рубин.
Я задумался. С одной стороны, на нашей стороне преимущества внезапности. Великое дело в военное время. С другой — кратно превосходящие силы противника.
И всё-таки оставаться взаперти на территории, контролируемой врагом, такое себе ощущение… к тому же, встаёт следующий вопрос: что делать дальше? Допустим, врага мы перебили. Пуля с Маркосом благополучно вернулись. Как скоро исчезнувших демов начнут искать? Что-то мне подсказывало, что не позже утра. Значит, всё-таки надо будет уходить. И, видимо, это будет правильным решением: очень уж приметной оказалась ферма. Спокойно отсидеться не получилось. Допустим, транспорт можно будет взять трофейный, а у Пули к тому времени будет информация о том, насколько безопасно в пещерах…
А ещё у тех двоих в доме можно будет получить интересную информацию. При самом благополучном для нас раскладе, разумеется. И это было уж очень соблазнительно: мне до чесотки хотелось узнать, для чего они нас искали? И главное — откуда получали информацию?
— Ну добро, — кивнул я. — Давай обсудим, что делать будем.
Рубин просиял, после чего поставил чайник кипятиться и достал жестяную банку с растворимым кофе.
Самое неразумное, что можно сделать в боевой обстановке — это расслабиться. Решить, что реальная работа сейчас ведётся где-то далеко, а, раз вокруг тихо, то и опасности вроде как нет.
Опытные воины не попадаются в эту ловушку, поэтому живут долго.
Те, что охраняли отдыхающих в доме, опытными не были. Что само по себе удивительно: получается, за долгие месяцы гражданской войны они так и не побывали в деле. Странное решение, держать в этой ситуации «девственные» резервы. Но что я знаю о мотивах демовских лидеров? Может, никаких других под рукой просто не осталось.
Как бы то ни было, их беспечность дала мне колоссальное преимущество: первых троих я убрал вообще без шума и риска для себя. Они просто задремали на посту. Четвёртый что-то разглядывал в телефоне — я так и не узнал, что именно: аппарат разбился в процессе короткой схватки с печальным для караульного результатом.
Пятый едва не поднял шум: он заметил моё приближение, но принял за кого-то из своих. Пытался окликнуть меня шёпотом, и ругался из-за того, что я не отвечаю. Ответить я, конечно, не мог: чужой голос мгновенно разрушил бы иллюзию, которую боевик сам нарисовал в своей голове.
Последние метры я преодолел мощным рывком, пока боец пытался дрожащими руками снять предохранитель. О том, что можно, например, закричать, он, к счастью, не вспомнил. Точнее, вспомнил — но слишком поздно, тогда, когда кричать ему было уже нечем.
Рубин не появлялся довольно долго. Как и договорились, я ждал его справа от основного входа в дом, возле небольшой подсобки, чтобы не привлекать внимания.
Пока я ждал, взошла яркая Луна. Наблюдая за её движением, я уже начал прикидывать, что и как теперь придётся делать без лётчика, он появился. Выглядел Рубин порядком потрёпано: левый рукав висел тёмными лохмотьями, на скуле огромный синяк. К тому же, он прихрамывал.
— Ты как? — спросил я едва слышно.
— Нормально, — сухо ответил лётчик. — Шустрые, твари…
— Внутри ещё два, — напомнил я.
— Справлюсь, — кивнул Рубин.
— Справимся, я подстрахую, — добавил я, после чего предложил: — Слушай, может, их наружу выманить, а?
— Как?
— Они на звуки реагируют, — ответил я. — Давай я немного пошумлю, а ты их встретишь, а?
Рубин улыбнулся.
— Звучит неплохо! Только шуметь надо так, чтобы не разбудить тех двоих.
Я подмигнул.
Около минуты я ходил шаркающей походкой по гравийной дороже, справа от главного входа. Не особо шумно — но ритмичный звук так или иначе должен привлечь внимание.
Рубин всё это время терпеливо ждал, вжавшись в стену и подготовив боевой нож.
Когда я уже начал терять терпение и раздумывать, не начать ли мне швырять камни по стене сарая, входная дверь медленно распахнулась.
На пороге, протирая сонные глаза, стоял один из боевиков. Тот самый, который накануне что-то пил из жестянки.
С недоумением уставившись на меня, он хотел что-то сказать, но Рубин отреагировал раньше, стукнув его по темечку рукояткой ножа. Удачно: боевик начал заваливаться вперёд. Лётчик подхватил его и аккуратно уложил на крыльцо.
А в следующее мгновение в дверном проёме появились модификанты. Оба сразу. Сам бой был слишком скоротечным, чтобы я мог зафиксировать детали, но Рубин справился. Правда, ценой ещё одного разодранного рукава, правой штанины и, кажется, ушиба груди.
Справившись с последним модификантом, Рубин выпрямился. Посмотрел на меня, улыбаясь, и сделал приглашающий жест.
Ровно в этот момент за его спиной я разглядел фигуру с оружием, нацеленным прямо ему в голову.
Возможно, у обычных людей, безо всяких хитрых модификаций, тоже есть механизм, позволяющий растягивать время. Потому что в тот миг оно будто застыло. Воздух стал тягучим, как смола. Я помнил, что хотел вырвать пистолет, чтобы успеть выстрелить, но пришёл в себя только тогда, когда всё было кончено.
Рубин глядел на меня с изумлением. Рука до боли сжимала рукоятку пистолета. А за спиной лётчика бесформенной кучей валялся подстреленный мной боевик.
Когда я подошёл к Рубину, любитель жестянок уже начинал шевелиться на крыльце. Пришлось поторопиться, чтобы успеть его зафиксировать. Как обычно в таких ситуациях, пришлось использовать брючный тактический ремень.
Видимо, осознав ситуацию, боевик передумал приходить в себя и попытался расслабиться. Конечно же, ему это не помогло.
Рубин где-то достал фонарик и посветил ярким лучом ему в лицо. Боевик рефлекторно зажмурился.
— Скажи, ты жить хочешь? — спросил я.
Боевик никак не отреагировал.
— А жить, не испытывая боли?
Тот нехотя, поморщившись, приподнял веки.
— Вы совершаете большую ошибку, — сказал он. — Я дам вам возможность сдаться. Тогда, так и быть, возможно, вы сами не будете испытывать боли в самое ближайшее время… да уберите же эту чёртову лампу!
Рубин посмотрел на меня и подмигнул. Разумеется, луч остался направлен на лицо боевика.
— Как зовут? — спросил я. — Должность? Звание?
— Иди… себя, — грубо ответил он.
Я поморщился. Потом достал из кармана индивидуальную аптечку, вскрыл её и вытащил шприц-тюбик с обезболивающим. Потом знаком показал Рубину поднять фонарик.
— Свет мешает? — спросил я, когда лётчик поставил фонарик на пол, благодаря чему гостиная наполнилась мягким рассеянным светом. — И голова, видимо, побаливает… это ничего! Скоро голова пройдёт. Сначала поболит немного всё — потом пройдёт.
Я показал боевику шприц-тюбик.
— Знаешь, что там?
— Идиот, — выплюнул он. — У меня иммунитет!
— Это понятно, у меня тоже, — улыбнулся я. — А теперь подумай: против чего у тебя иммунитета нет?
Боевик сжал челюсти. Потом побледнел так, что это было заметно даже в скудном свете фонарика.
Я же чисто импровизировал. Не хотелось возиться с силовым допросом, тем более с Рубином. Кстати, странно, но с Пулей такие вещи получались будто бы сами собой, а в Рубине было что-то такое… аристократическое, что ли?
— Ты… — боевик хотел что-то добавить, но запнулся и судорожно сглотнул. После чего выдавил: — Давай договариваться.
Я видел, как бегали его глаза. Пытается сообразить, куда делись модификанты? И сколько нас? Скорее всего.
— Кто ты? — спросил я, приблизившись к пленному.
Его глаза адаптировались после яркого света и теперь, прищурившись, он разглядывал меня. В глубине его зрачков отчётливо читалось удивление.
— Вы… — выдохнул он.
— Мы, — согласился я. После чего повторил, снова демонстрируя шприц-тюбик: — Кто ты?
— По должности я комендант сектора «Сигма», — ответил пленник. — В боевых действиях не участвовал. До сегодняшнего дня… Меня зовут Эдгар Филлипс. Если бы вы жили в Спрингс, наверняка слышали бы про меня…
