Ознакомительная версия.
Охранники вскочили. Забряцали пряжки ремней. Взвизгнула молния на штанах крысоподобного сторожа спящих.
— Судя по тому, что девушка не удивилась приходу твоих молодцов, можно сделать вывод, что она «живая». Но это еще, конечно, ничего не значит! — буркнул он.
— Мы тут проверяем… Послышалось кое-что. Понимаете? — с железной выдержкой полупропищал крысоподобный охранник. — Надо ее куда-то отвести?
— Я думаю, она и сама пойдет, — ответил толстячок, их начальник.
Алиса медленно поднялась. Охранники, надо отдать им должное, мгновенно оказались рядом, каждую секунду готовые к решительным действиям. От спящих можно ожидать всего — и они это помнили.
— Кажется, мы обойдемся и без вашей помощи, — Алиса видела, с каким презрением посмотрел на охранников высокий мужчина. — Ведь обойдемся? — поглядел на девушку.
— Конечно, — она чувствовала спазмы в горле, захотелось расплакаться от обычного, хоть и такого крохотного, человеческого отношения. — Конечно, обойдемся.
* * *
Мимо пролетали поля. Кое-где стояли полуразрушенные строения — призраки убитого государства. Артур с равнодушием смотрел на эти остовы бывших ангаров. В детстве он мечтал отправиться в космос как Гагарин, мечтал о коммунизме, о значке октябренка, где Ленин со взрослыми глазами — но лишь до тех пор, пока не стал мыслить собственными умом. Однопартийность, идеология, блат — Артур слишком быстро понял, что видимое благополучие на самом деле подавляет личность, создает послушный, липкий как пластилин материал, который затем можно миллионами бросать на всевозможные авантюрные проекты. Когда впервые услышал «Перемен требуют наши сердца», то понял, что это не метафористичный выкрик популярного певца, а реальный призыв.
Автобус проехал мимо останков зеленого «Белоруса». Именно на таком когда-то работал Артур. В том мире, он бы закончил институт, поступил на завод, да и дослужился б к пенсии до мастера цеха.
В постгорбачевской эпохе Артур успел не только посидеть в тюрьме, но и пожить как бог. Мог ли он двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, когда выехал из родной Припяти в Москву, знать, что через десять лет будет иметь гражданство США, целый парк дорогих спорткаров, пятиэтажный особняк в Крыму, да жену топ-модель? Мог ли представить, что вскоре перед ним откроются невиданные возможности и невероятные человеческие подлости?
В Москве Артур почувствовал, что родителей больше не увидит. А через какое-то время узнал и о трагедии. Когда власти разрешили ему узнать. Мать с отцом в то утро должны были быть на смене…
«Мосты сожжены» — подумал Артур тогда. Он не сильно сожалел по поводу смерти родителей. Прекрасно понимал, что их не убило сразу. Они получили огромную дозу радиации и заживо сгнивали.
Молодому Артуру осталось либо покорить Москву, либо… покорить Москву.
В том же, восемьдесят шестом, с невероятным трудом поступил на физмат МГУ. Десятки абитуриентов были талантливей, но Артур взял измором. Ночами не спал, но знания впитывал. Страсть к жизни у молодого парня, который в одночасье потерял всех родных, близких да вдобавок родину, била через край.
Он пересилил тяготы московского студента — по ночам разгружал вагоны, мыл полы, разносил газеты, даже рэкитирством в начале девяностых занимался. Получив красный диплом, при подвернувшихся обстоятельствах, распрощался с братками. Дальше скупка никому ненужных бумаг, разом свалившееся богатство, вновь братки и тюрьма. В две тысячи девятом, когда Артур получил свободу, Соминск стал новым плацдармом. Времена ваучеров, МММ и расхищения прошли, но не прошло время новых идей. Вновь терять свободу и деньги Артур не собирался, потому уже много лет готовился покорить мир, а пока работал «на дядю». Некоторые из тех, с кем он когда-то вершил грандиозные дела отошли на покой, ссылаясь на старость. Другие ушли в тихие и спокойные заводи, где крупной рыбы не водится, но и утонуть нельзя. Артур их не понимал, искренне полагая, что жизнь это не просиживание перед телевизором, а беспрерывное щекотание нервов; бесконечный поиск путей реализации ранее невиданного, а значит прибыльного.
Он с ностальгией вспоминал времена богатства. Они казались полузабытым сном. Даже неправдой.
Оживленная М-4 Дон. Родина Шолохова три часа как осталась позади, до Липецкой области рукой подать. Там когда-то жила одногрупница. Живет ли сейчас или переехала в город разводных мостов, о котором всегда грезила? Артур задумался вначале о рыжеволосой красавице, что когда-то рядом на лекциях сидела. Воспоминания постепенно «переплыли» на бывшую жену, которая, стоило Артуру лишиться всего, даже имя супруга моментально забыла.
Почти стемнело, когда захотелось в туалет. Попытался отвлечься тем, что смотрел телевизор, подвешенный над проходом. Но там показывали какую-то чушь про инопланетян, в очередной раз решивших захватить землю. Попытался заговорить с соседом, мальчишкой лет восемнадцати. Но парень отвечал скупо и односложно — чувствовались наставления матери. Мысленно-то Артур его похвалил — незачем болтать с каким-то непонятным попутчиком. Но в туалет от этого меньше не хотелось. Артур выглянул в проход, навстречу автобусу проносились автомобили с включенными фарами — ни намека на скорую стоянку.
Мочевой пузырь начал побаливать. Сидение прекратило радовать комфортом, телевизор стал раздражать. Парень мельком взглянул на вертевшегося, словно рак на сковороде, соседа. Артуру так и хотелось рявкнуть: «Чего пялишься?». Но он сдержался.
Когда мочевой пузырь собрался лопнуть от натуги, Артур поднялся и прошел к водителю.
— Друг, а скоро остановка? — стоять казалось чуть легче, но он чувствовал, что каждую секунду может «политься».
— Скоро, — буркнул водитель.
— А нельзя ли сейчас? — тихо попросил Артур. — Уж очень придавило.
— Нельзя.
Водитель выпученными глазами смотрел на дорогу. Артур несколько мгновений наблюдал за ним. За это время проехала машина с дальним светом фар.
— Друг, пойми, — не сдавался Артур. — Мне сейчас либо памперс, либо я начну прям здесь…
— Пошел вон, — очень тихо, одними губами, произнес водитель.
— Ты наверно не понял…
— Пошел вон, мразь.
— Манерам не учили?! — ладони вспотели, а руки непроизвольно сжались в кулаки. — Или мне напомнить? — взгляд упал на стрелку спидометра, подползавшую к отметке сто двадцать. — Приедем, поговорим, — пообещал Артур.
— Никуда ты не приедешь, козел, — со смешком ответил водитель.
Артур приложил огромные усилия, чтоб не врезать по этой наглой, глазастой роже. Собрался вернуться на место, когда в лицо ударил свет фар.
По ногам потекло.
* * *
Осознание смерти пришло неожиданно. Валера припарковался возле столба на служебной стоянке. Вышел из машины. Когда сигнализация пикнула, он и осознал, что мертв.
Иррациональное объяснение всем утренним событиям вошло в мозг как горячий нож в масло. Сразу стало понятно, почему жена не могла добудиться, почему ревела навзрыд, когда он открыл глаза. Стало ясно, почему весь завтрак так и остался на столе — еда попросту не лезла внутрь. Объяснилось, почему Валера так и не смог «покормить белого друга», как называл ежеутреннее и никогда не нарушаемое правило испражнения желудка. Когда Вовка забрался к отцу на колени, то долго усидеть не смог. «Холодный ты, папка» — сказал сын.
— Может, ты никуда не поедешь? — жена пощупала лоб. — У тебя упадок сил.
— Не могу, — вздохнул Валера. Его невероятно привлекала идея никуда не ехать, но водительский стаж не позволял подставлять напарника. От Соминска до Москвы путь не близкий, а запасные водители как раз разъехались по отпускам. Несколько были на больничном.
— Придется ехать, — с горечью вздохнул Валера. — Витька ж без меня ни за что не доедет. Помнишь в прошлый раз, когда я с гриппом валялся? Как из Серова орал: «Я больше никуда не поеду. Достали»? Витек конечно хороший водитель, но одного оставлять нельзя. Чудит.
Жена умоляющим взглядом посмотрела на Валеру. Конечно, она знала, что в дорогу он рвется не из-за Вити. Просто в дороге ее муж видел жизнь. Она убрала со стола нетронутый завтрак, а когда супруг вышел из кухни, заплакала. Женское сердце чувствительнее любого прибора, его класс точности настолько высок, что такую малую цифру нельзя вообразить. Жена чувствовала, что видит Валеру в последний раз. Она сама не понимала этого, но плакала.
Валера покачнулся. Схватился за столб и долго-долго стоял, прислушиваясь к ощущениям, которых не было. Это словно в офисе ночью. Выключены компьютеры, телефоны, вентиляторы и сплиты, не работает принтер, ксерокс не гудит, и ты понимаешь, что наступила тишина, хотя ежедневно думаешь, что работаешь там, где муха под потолком шумит сильнее танка. С ощущениями то же самое. Валера понимал, что нет тяжести в животе, в горле не першит. Но главное и страшное подтверждение смерти пришло, когда Валера понял, что не дышит.
Ознакомительная версия.
