Андрей нервничал, хотя и пытался это скрывать. Волнение выдавали сосредоточенное лицо, острый проницательный взгляд, молчание и застывшая травинка в уголке рта. Если Андрей ошибся, нам придется лететь в Италию. А это далеко и чертовски опасно. Нам не всегда будет везти. В эти дни удача была с нами, но кто скажет с уверенностью, что она не оставит завтра?
- Михалыч, уходим. Нет здесь ни черта, - в голосе Андрея чувствовалось раздражение. Да и вряд ли он верил по-настоящему, что космолет так легко найдется. Все до невероятности просто. Корабль не спрятан за семью заборами и десятью печатями на секретном военном полигоне где-нибудь под Энгельсом, не окружен бункерами и зенитными комплексами. Так не бывает. Труднодостижимые цели должны быть труднодостижимыми. Казалось, он злился на себя, за наивность, что дал слабину и поверил в фарт. Потерял уйму времени и топлива.
Ворота второго ангара оказались запертыми, и нам пришлось его обходить, чтобы отыскать другой вход.
- Это грузовые терминалы. Зря время тратим, - Андрей с кислым выражения лица подергал дверную ручку. Железная дверь плотно прилегала в пазах и даже не шелохнулась. Мне пришлось возвращаться к Лашке и брать инструмент. Возвращался со стороны взлетки. Сочная, высокая трава, затопившая все пространство между бетонными полосами, шуршала об одежду и гнулась под ногами. Андрей маленькой темной фигурой стоял у ангара, опершись об него рукой. Он смотрелся в сравнении с гигантской коробкой букашкой, и казалось, пытается ее сдвинуть. Что-то в этом было от истины. ОН ПЫТАЕТСЯ - это главное. Он пытается, что-то делать в брошенном, издыхающем, отчаявшемся выжить мире. Рыпается как селедка в бочке, набитой такими же рыбами, только разница в том, что они лежат неподвижно, в ужасе вытаращив глаз, ожидая, когда же ляжет крышка, и они погрузятся во мрак, а он дергается в попытке перемахнуть через край. И не важно, что будет снаружи вода или камень. Даже если погибнет, совесть будет чиста - он хотя бы попробовал. А может статься, окажется и вода.
Я шел, всматриваясь в его темный неподвижный силуэт, жонглируя аллегориями, пока не различил лица. К моему удивлению он стоял ко мне лицом, а не спиной, как показалось, и всматривался в меня. Что-то у него было такое во взгляде непонятное, откровенное. Потом он улыбнулся, и вся тайна растаяла.
- Михалыч, тебя за смертью посылать, - сказал он просто.
Прежде чем дверь сдалась, с нас сошло семь потов. Очутившись в ангаре, прошли узким коридором. Слева возник дверной проем. Дверь нараспашку. В помещении находилось несколько столов, стулья, на боку лежал опрокинутый жестяной шкаф. На прикрепленных к стене полках пылились папки, пол устилала рассыпанная бумага. В углу на роликовой подставке громоздился ксерокс. Над одним из столов висел лист прижатый к перегородке магнитами. На нем злая рожа смотрела на входящего, под ней надпись: «Заходи тихо, проси мало, уходи быстро».
В былые годы подобный плакатик висел у нас в бухгалтерии. Еще попадались, не могу вспомнить точно где, но в каких-то госучреждениях, куда я хаживал за бумагами. Как-то сидел в очереди к терапевту, на глаза попался один стишок. Лист формата А4, приколотый к стенду «бюллетень» находился перед рядом стульев для больных. Взгляд то и дело возвращался на строки, поэтому я и запомнил.
Не зли других и сам не злись,
Мы гости в этом бренном мире.
Будь поумней и улыбнись.
Холодной думай головой.
Ведь в мире все закономерно:
Зло, излученное тобой,
К тебе вернется непременно.
Глава 19. Рисковая коммерция 3
Я улыбнулся. С истинностью утверждения я бы поспорил. В земной жизни подобное случается далеко не всегда. Не себя имею в виду, я человек тихий, не скандальный. Если и кого-то обидел, то нечаянно. Зато знал, кто зло делал намеренно и как-то не страдал от бумерангов, а жил даже ничего себе. Про другой мир, про высший, говорить не берусь - не был, не знаю. Каждому воздастся по заслугам? Если бы хоть разочек Бог разверз небеса и показал, как воздаяние получает маньяк - убийца, или, скажем, чиновник - взяточник, то мир бы задумался и, возможно, стал бы добрее.
Задерживаться в канцеляриях мы не стали, прошли дальше. Узкий ряд окон высоко над головой проливал густой желтый солнечный свет. Внутри ангара было тихо и покойно. Доносившийся снаружи стрекот кузнечиков здесь звучал глухо и напоминал звук работающей за стенкой оргтехники. Серебристые пылинки медленно и беспечно кружили в лучах. Темнота держалась от нас на почтительном расстоянии, но стоило свернуть налево, в широкий коридор и она подступила вплотную. Наши тени вытянулись в две жердины.
Широкий проход закончился, и перед нами разверзлась кромешная мгла. Ворота с другой стороны были заперты плотно. Андрей включить фонарь, с которым, похоже, не расставался никогда. Луч пропорол черноту и сразу же наткнулся на шасси. Они были большими и мощными. Я подумал, что перед нами дальнемагистральный гигант типа Ил -96-300 или «боинг» - 777. Желтый луч с ярким ядром в середине и бледной радужкой по контуру медленно поднимался вверх, по рычажной подвеске, по амортизатору с гидравлическими магистралями, по широкому щитку, закрывающему чуть ли не половину стойки. На этом месте мои представления о гражданских авиалайнерах закончились. У большинства самолетов подобного типа две створки расходятся в разные стороны, но здесь был не тот случай. Робкая надежда шевельнулась в груди, словно «оживающий» сверчок после зимнего анабиоза. Я с удвоенным усердием стал листать энциклопедии своих познаний в авиации, идентифицируя стойку.
Тем временем желтый пучок света, словно живой, карабкался все выше. Вот из мрака выплыла носовая часть фюзеляжа. Свет скользнул по плоскому днищу. Все еще не веря в удачу, я понял, что перед нами разновидность схемы «бесхвостки» с редуцированным фюзеляжем, так называемое, «летающее крыло». В голове промелькнули германский Horten Ho 229 и штатовскийВ - 2. За острым носом, напоминающим стрелу, сразу начиналась каплевидная кабина. Ощущение, что мы у цели, было сильным и в то же время настолько же невероятным. Я просто не мог, боялся в это поверить.
Мы молча, в оцепенении следили за ползающим по самолету гигантским светляком, который открывал нашим растерянным и немного очумелым взорам части железного монстра безвременно заснувшего в заколдованном мраке ангара. В страхе разбудить гиганта я стал тише дышать. Забыл про Андрея и словно под гипнозом следил за движениями луча, поражаясь конструктивной несуразности и в то же время изящной, вселяющей трепет боевой машины.
- Это он, - просипел Андрей. Откашлялся, продолжил, громко и с напором, - точно он, черт бы меня побрал.
Я вздрогнул. Мне казалось, потуши он фонарь, и включи вновь - самолета уже не будет или на его месте окажется другой. Чувствовалась во всем этом, какая-то магия.
Первым оттаял и шагнул к машине Андрей. Я поспешил за ним. Хотя бомбардировщик была немалых размеров и способный запрыгнуть за стратосферу, честно сказать, мне представлялся куда внушительнее. Думал, что он будет похож на сверхзвуковой Ту - 160 или Ту - 168, которые мы видели в Энгельсе, высотой в тринадцать метров, с размахом крыла шестьдесят.
- Мать моя - женщина, - голос Андрея дрожал, - вот это удача, - он сделал очередной шаг и под его ногой что-то чвакнуло. Луч фонаря переместился с самолета на правую ногу. Скривившись, Андрей приподнял ее, вывернул ступню и посмотрел на подошву сандалии. Нервный смешок вырвался из его груди.
- Надо же, дерьмо.
- Значит, кто-то здесь уже побывал, - широко улыбаясь, сказал я, - наверное, другой вход есть.
- Побывал да не понял, - говорил Андрей, обтирая сандалию о бетонный пол, - проверил баки и свалил.
Наспех очистив обувь, прихрамывая, он быстро пошел к самолету. Остановился у передних шасси, вытянул руку. Секунду колебался, затем любовно, с трепетом погладил матовую от налипшей пыли переднюю стойку. Нежно прошелся пальцами по серой покрышке, оставляя черные борозды, тронул створку. Фонарь в его руке подрагивал.
