— Его назвали Открытие, — говорит отец.
Мне было десять, когда последний раз в гавань заходил корабль. В отличие от парохода перед нами, у него были высокие мачты и тяжелые паруса. Он мог прийти из любой точки.
Я помню, как пассажиры торопились на берегу, чтобы ощутить твердую почву под ногами. Они были одеты в скромные одежды: юбки длиной до лодыжек, высокие воротники, длинные рукава. Когда я была маленькая, мы носили ограниченное количество одежды, даже в жару.
Но с приходом чумы всё изменилось, и вместо закрытой одежды мы старались оставлять так много участков открытой кожи, как это только было возможно. Проповедник (Священник) был не согласен с новой модой. Он считал, что таким образом мы разрушаем себя, как раз тогда, когда мы задавались вопросом, осталось ли еще что-то, что можно уничтожить.
Я думаю, что эти прибывшие из далеких мест, хотели найти здесь помощь. Но вместо этого они встретили толпу, которая разорвала их на части, прежде чем они поняли, что происходит. Финн и я наблюдали за этим в шоке.
Мама была единственной, кто пошел нас искать. Мы блуждали в черноте аллей, обливаясь слезами.
Разыгравшаяся трагедия вытащила отца из лаборатории. Он сказал, что город сошел с ума, и мы не должны выходить на улицы, пока болезнь не удастся усмирить. В прятках не было ничего необычного. Люди самоизолировались в подвалы и на чердаки. Несколько семей сбежало. Мы с Финном слышали, как взрослые приглушенными голосами предсказывали им смерть в лесах, пустынях или за их пределами.
— Это хорошо, — шепчет отец, жестикулируя в сторону сверкающего новизной корабля. — Первая действительно хорошая вещь, которую я видел за долгое время, — люблю слышать надежду в его голосе. — Теперь мы посмотрим, что осталось от остального мира.
Ветер, ерошивший мои волосы, пахнет солью. Белые морские птицы летают туда и обратно.
Когда я не смотрю на отца, то могу представить, что Финн стоит рядом со мной. Таким образом, я позволяю себе ненадолго забыться, все-таки это лучше, чем вечное забвение. Но отец проверяет свои карманные часы и в спешке тянет меня за собой. Он не задает вопросов, потому что давно перестал интересоваться моей жизнью.
Мы идем обратно к периферии старого города. В этой его части здания немного выше, чем в остальных. Сказочные башни и шпили. Обозначены безопасные линии тротуаров, чтобы держать людей без масок на расстоянии. С глаз долой и подальше от нашего воздуха.
Мы направляемся в сторону книжного магазина. Он последний в городе, и отец посещает его, по крайней мере, раз в неделю, чтобы посмотреть, какие сокровища обнаружились у людей на чердаках и в подвалах. Охранники привыкли приходить сюда. Они собрались в кружок возле двери, прислонившись к стене.
Владелец приветствует папу, называя его по имени, пока я брожу между рядами тяжелых томов. Я рассматриваю полки, но, когда поворачиваю за угол, замечаю отца в компании двух мужчин. Один из них протягивает руку для приветствия, а затем быстро убирает ее в карман. Я уверена, что между ними что-то произошло. Молодой мужчина замечает меня и смотрит сквозь толстые очки. Его взгляд не обещает ничего хорошего.
Я отступаю на пару шагов назад, нервничая из-за этой встречи.
Атмосфера в книжном магазине становится зловещей, с запахами земли и сырости. Морщу нос от отвращения. Около стола владельца стоят ящики с книгами. Некоторые из них уже заплесневели. Видимо, недавно они были извлечены из гниющего подвала. Я поднимаю небольшой томик стихов, пытаясь скоротать время в ожидании своего отца.
Непроизвольно я оглядываюсь назад. Туда, где папа разговаривает с молодым мужчиной. Теперь он хлопает его по спине. Эти двое походят на ученых, но все ученые, кроме моего отца, отсиживаются в замке принца Просперо, прячась за толстыми стенами и зарешеченными окнами, чтобы обеспечить свою безопасность.
Я кладу книгу и медленно иду к двери. Отец проходит в переднюю часть хранилища и оформляет заказ, а затем мы вместе выходим на улицу. На мгновение блики заходящего солнца слепят меня. Вечереет. Этот день пронесся смазанным пятном, как и множество других. Когда мои глаза приспосабливаются к свету, я начинаю всматриваться в аллею. Наши стражи стоят все вместе, прислонившись к стене. Некоторые из них курят. Любопытные выглядывают из грязных окон над нами. Двое детей играют на улице у полуприкрытых дверей. Всё глубже нависают длинные тени, сквозь которые я не могу ничего рассмотреть.
Отец кладет руку на мою кисть, как бы говоря, что понимает — мне не по себе. Но не делает ничего, чтобы успокоить. И ничего не объясняет. Пытаюсь придумать, как бы спросить, во что он впутался, но прогулка обратно к Аккадиан Тауэр короткая, а у меня раскалывается голова. Мы оставляем стражу в лобби и в молчании поднимаемся наверх. Отец тянется рукой к своему карману.
— Я подумал, что тебе понравится это, — говорит он.
Это стихи, книга в кожаном переплете. Либо он заметил, либо знал, каким типом книг я могла бы дорожить.
— Отец... — я стою там, все еще протягивая руки, пытаясь найти способ спросить его, что происходит, но так, чтобы не дать понять лифтеру, что отец мог совершить государственную измену. Тем временем мы поднимаемся на верхний этаж.
Позолоченная дверь отворяется, открывая взгляду Эйприл, притопывающую ногой. Она ненавидит ждать.
— Ты должна пойти со мной, — говорит она. На ней красный корсет, волосы художественно собраны на макушке и украшены сверкающими черными заколками.
Я поворачиваюсь, готовая сказать ей, что не одета для выхода, что сил нет, и что отец уже уходит. Я все-таки упустила шанс задать ему вопрос.
— Элиот будет там, — Эйприл знает, как любопытен мне ее брат. Я обязана ему за то, что он взял меня в клуб.
— Я не знаю... — указываю на пентхаус B.
— Сомневаюсь, что он останется в клубе надолго. Нам нужно торопиться.
Оператор лифта заинтересованно смотрит на нас. Эйприл с торжествующим видом протягивает мне мою сумку.
— Тебе больше ничего не понадобится.
Я запихиваю книгу в свою сумку, и, скрещивая руки на груди, перехожу в наступление. Она ведет меня через холл к своей смешной паровой карете.
Эта карета — и чудо, и чудовище, подарок от ее дядюшки. Транспортное средство имеет подвижную крышу, которая может быть закрыта в плохую погоду, чтобы дождь не испортил прическу, и окрашена в белый цвет, с инкрустацией золота, словно путешествует здесь сказочная принцесса. Кроме того, ведет ее вооруженный водитель, и еще спереди двое стражей. Сзади — мальчик, закладывающий уголь в печь, нагревающую воду до состояния пара.
Эйприл говорит, что ученый, который изобрел карету, взорвал башню в замке принца Просеро, но я не знаю, правда ли это. Мы нуждаемся в средствах для передвижения с тех пор, как чума убила всех лошадей.
Вечер пасмурный, но не дождливый. Эйприл смеется.
— Оставь окно открытым. Мне нравится ветер, я даже рискую, ведь летучие мыши могут приземлиться мне на голову.
Летучие мыши. Их использовали, чтобы решить нашу проблему с москитами. Ученые что-то сделали, чтобы увеличить их, и теперь животы летучих мышей стали больше и могут съедать неограниченное количество кровососов.
Летучие мыши подхватили вирус от москитов, но не умерли. Они только переносят болезнь. Никто не говорит об этом. А еще о людях, которые переносят болезнь неделями или даже месяцами. Каждый обязан сразу же их убивать. И зараженных животных, и зараженных людей. Военные награждают тех, кто приносит им тела летучих мышей.
Эйприл передает мне фляжку, и я делаю большой глоток.
— Я не боюсь летучих мышей, — говорю,наконец, я.
Мы обе смеемся, но это не было бы так забавно, если б мы были трезвы или не вместе. Вместе проезжаем через руины некогда шумного города, а теперь всего лишь памятника нашим умершим.
Кто-то нарисовал большие черные буквы на стене здания. Силюсь разобрать их. ЖИЗНЬ СВЯЩЕННА. А СМЕРТЬ — ДАЖЕ БОЛЕЕ. Я смотрю на буквы, уродливые и кривобокие, а затем Эйприл задыхается и толкает меня вперед, впечатывая в обивку.
С глухим стуком камень врезается в бархатное сидение, где только что покоилась моя голова. Страж с левой стороны поднимает ружье и выстреливает, на лету разрушая следующий.
Эйприл дрожит больше, чем я когда-либо видела. Перепугана. Она поднимает первый камень, слишком большой для ее руки и к тому же неровный, и выбрасывает на улицу. Мы обе вздрагиваем от звука, который он издает при падении. Такой же мог быть слышен при столкновении с маской или костями моего отца. Если люди хотят кидаться в нас камнями, что ж, недостатка в них нет. Город разваливается на части, и эти части могут быть использованы для вооружения. Где угодно. Когда угодно.
Стражи Эйприл просматривают территорию, пока ее водитель поправляет свою собственную маску и ускоряется.
