— Здрасте, — с разочарованием сказал я, исходя десятым потом.
— Новенький? — не оборачиваясь, спросил повар.
— Да.
— Через пять минут только доварится. Жди.
— Нас двое.
— Хоть десять, все равно ждите.
Я вышел обратно в зал, и Марина кивком спросила у меня «ну что?» Я махнул рукой и уселся на ближайшую лавку. Под курткой текли ручейки пота, но я не обращал внимания. После кухни в столовой было почти прохладно.
Повар вышел спустя десять минут с большим подносом. На нем парило четыре тарелки.
— Ешьте. Рыба с диким луком и хреном.
— Спасибо, — сказала Марина. — Рыба теперь основное блюдо?
— Еще голуби. Вас как зовут? Кем были, кем станете?
Мы представились, помешивая жидкое варево алюминиевыми ложками.
— Уже год, как пенсионер, — сказал я. — Электриком раньше работал.
— А я училась. На втором курсе, на юридическом.
— Хорошо, что не доучилась, — сказал повар. — Хоть зря не мучилась.
Марина невесело улыбнулась и сказала:
— Да, повар сейчас более востребован.
Так и не дождавшись встречного вопроса, повар неторопливо начал:
— Я Василий. И знаете, кем я работал перед Большим тридцатилетним храпаком? Сторожем на кондитерской фабрике. За первый же год жена набрала десятку и продолжала уверенно превращаться в довольного лоснящегося тюленя. А теперь ее нет. А я варю рыбу и голубей на костре прямо в доме какого-то нереально крутого, но уже мертвого чувака. Вот такие бананы, братцы и сестренки. Мы теперь крепостные помещика Марата, мать его за ногу.
— А сбежать? — спросил я.
— Куда? К другому помещику? Здесь я хотя бы самый сытый. Этого у поваров не отнимешь.
— Что-то аппетит резко упал, — пожаловался я.
— Ешь давай, — нахмурился Василий. — Это дневная порция.
— Не шикуете, — заметила Марина. — Диету можно не соблюдать.
— Точно, — засмеялся повар, — лучше жрать все, что дают.
— А в других городах у вас родных не осталось? — перевел тему я.
Марина сразу мотнула головой. Василий на секунду задумался.
— Да я и до катастрофы не знал, где они живут, — махнул он рукой. — Где-то в Крыму. Поди, тоже окочурились.
— А может живут себе, как жили и смотрят по телевизору репортажи про наше бедствие. Мол, весь мир с замиранием сердца ждет, когда спасатели смогут войти в зону поражения. Или, наоборот, весь мир ждет, сколько же еще человек выйдут из-за золотой стены и расскажут об ужасных картинах будущего…
— Болтаешь ты знатно, только не так все радужно. Ходили у нас смельчаки за стены. Какой только хрени не насмотрелись. Городов-миражей, пространственных петлей, абсолютно мертвых зон — только трава растет, кто-то даже из Волгограда в Челябинск перескочил, а оттуда — в Лондон. Говорит, еле вернулся. Хотя в последнюю историю я и сам с трудом верю, но мало ли…
— И что? Уху будешь Марату до конца дней варить?
— Если разобраться, то мы уже мертвецы, посмотри вокруг. Так чего дергаться? А ты и вовсе пенсионер. Можно сказать, Бог тебе вторую жизнь подарил.
— И я не хочу просрать ее, как первую, — разозлился я и встал. — Сам доедай свою уху. Я без лука в три раза вкуснее сварил.
— До завтра, — хмыкнул Василий. — Все новенькие нервничают. Да ты вроде постарше, мудрее должен быть.
Я, молча, вышел из столовой. Больше меня не интересовали ни повар, ни Марина, ни Сеня, ни Марат. Ни стройка нового общества в нашем разрушенном городе. Я жаждал вернуться в цивилизацию. С ее суетливым порядком и тихим досугом. У меня еще есть время заново собрать и перечитать свою библиотеку.
«Старый, мудрый, пенсионер, — мысленно ворчал я. — Жри уху раз в день, да еще паши на чурку чумазого сутки напролет. Нет уж, увольте».
— Ты куда? — спросил охранник.
— Марат послал, — едва не прорычал я. — Мы с ним давние знакомые.
Возле ворот стоял старенький велосипед. Не раздумывая и мгновенья, я оседлал стального коня. И стоя на педалях, словно подросток, с места рванул вперед. Сзади послышались крики. Охранник даже нажал на курок, но автоматная очередь закончилась на втором выстреле. Одна пуля просвистела высоко над головой, другая клюнула в метре от переднего колеса.
Насилуя старые мышцы и связки, хрустя коленными суставами, я продолжал мчаться прямиком к стене. Благо кто-то смазал велосипед и ехал он вполне сносно. Сияющая преграда приближалась, загораживая собой весь мир. На миг мне показалась, что свет колеблется, словно дышит. Я мотнул головой, и пейзаж снова застыл. Не останавливаясь, с зажмуренными глазами я въехал в золотую стену. Ощущение было, словно перед прыжком в ледяную воду с десятиметровой вышки.
Мир умер в одно мгновение. Я оказался в космосе, внутри какой-то сияющей туманности. Полная и всеобъемлющая тишина оглушала. Казалось, появись здесь комар, он свел бы меня с ума. В этот же миг раздался назойливый непрерывный писк. Свет смеялся надо мной. Над моей ничтожностью, над моим страхом. Свету было любопытно. Свет решал, отпустить новую игрушку на волю, или оставить навечно себе. Словно муху, застывшую в древесной смоле. «Отпусти, я еще вернусь», — с усилием подумал я.
Я мчался на велосипеде, за спиной осталась стена света. Раскрыв глаза, я резко крутанул педали назад. Велосипед поводило из стороны в сторону под характерный шипящий звук, и я остановился.
Прямо передо мной лежала огромная ржавая железка. Вначале я подумал, что это гигантская рухнувшая опора ЛЭП. Но, отъехав на сотню шагов в сторону и оглядевшись, я понял, что Господь Бог снова пошутил и осуществил еще одну мою мечту — побывать в Париже.
Желудок сдавил спазм, словно я не ел несколько дней. К горлу подступил мерзкий тошнотворный ком, а шар пустоты, образовавшийся в груди еще когда я в первый раз выглянул из окна своей квартиры, разросся до размеров баскетбольного мяча.
Никогда не думал, что в нашем суетном, но, в общем-то понятном мире, Волгоград начнет граничить с Парижем. А не сходить ли мне в кабаре? Поглазеть на красоток, пропустить стаканчик французского вина? Или, наоборот, посетить собор парижской Богоматери и отвесить поклон терновому венку Христа? Кто теперь Бог? У кого просить помощи?
От мыслей меня отвлек оклик:
— Bonjour!
Я оглянулся и встретился глазами с улыбающимся в тридцать два зуба парнем.
— Parlez-vous francais?
Я помотал головой.
— Do you speak English?
Говорила мама: «Учи английский — пригодится». И вот права же была. В шестьдесят один год — пригодилось бы.
— Sprechen Sie Deutsch? — продолжал иностранец.
— Гребаный полиглот! Я русский! И свой язык даже до конца не знаю! — взорвался я. Из-за стресса я стал раздражительным, как подросток.
— Russe?
— Да. Yes.
— А-а-а. Crier toujours. Venir sur, — сказал парень и двинулся в сторону Триумфальной арки.
Еще один Сеня? Только француз? Я плюнул на растрескавшийся асфальт и медленно поехал следом. Какая теперь разница: Россия, Франция или Америка? Все едино. Весь мир на коленях. Чтобы разбить мою новую мечту миру понадобилось десять минут.
Я оглянулся на стену света. Если пройти сквозь нее, где я окажусь? В Австралии? В Канаде? Или может в Антарктиде? Белые медвежата будут рады даже такому дряхлому ужину…
Парень свернул на узкую дорожку, прошел мимо десятка разрушенных зданий и вышел в квартал одноэтажных домиков. Всю дорогу я ехал в десятке шагов от него.
Возле второго дома стоял сухощавый мужчина и возился с лежащим на двух столах ветряком.
— Russe, — произнес полиглот.
— Мерси, Жак. Reste, — ответил мужчина и перевел взгляд на меня: — Здравствуй, дедушка. Из Волгограда или Новгорода?
— Волгограда.
— Совсем земляки, — кивнул мужчина. — Меня Андреем звать. Куда-то конкретно идешь или осесть не прочь?
— Да куда теперь идти…
— Пойдем тогда, покажу наши владения, а походу решишь.
Я пожал плечами. Здесь мне нравилось больше, чем у Марата.
— Тут жилые дома, — начал экскурсию Андрей. — В общине уже сотня человек. За кварталом целое поле дикой пшеницы. Сейчас спелая попадается, а через неделю надо всю убирать. Хочу на Сене что-то под мельницу приспособить. Было б здорово не вручную молоть.
— А не боитесь этих… завоевателей. Я от одних сбежал, там каждый третий с автоматом ходил.
— Не-е, — махнул рукой Андрей. — Нам со стеной повезло — с характером попалась. Уродов всяких не пускает.
— Господи, шестьдесят один год узнавал мир, а оказывается — ничего о нем не знаю.
Андрей рассмеялся и, показывая на приземистые здания, продолжил рассказывать:
— Здесь кузница будет, тут пекарню сделали. Здесь у нас библиотека. Уже пару сотен разных изданий набрали. В основном беллетристика, но и по физике, химии и машиностроению учебники нашлись.
— Все, я остаюсь у вас, — засмеялся я. — Люди, которые в разрушенном мире думают о культуре — мне как братья.
