Она понимала, зачем ему понадобилось искать Бруксов, а потом Квинн, но это не означало, что Ханна не волновалась. Это не значит, что возможные последствия не настолько ужасны.
Долгое мгновение он смотрел на нее, эмоции боролись на его суровом лице.
Яростная привязанность сжала ее грудь. Пусть Лиам не носил титул, но он оставался их лидером. Тот, от кого они все зависели.
Он знал это и с готовностью нес это бремя. Но он не мог отказаться от него по собственному желанию. Это было заложено в нем, это часть его самого. Он хотел их защитить.
И это взаимно. Они тоже могли позаботиться о нем.
Если Лиам научится им это позволять — позволять ей.
Словно почувствовав напряжение в комнате, Призрак поднял голову и негромко протяжно завыл. Он прижал уши и заскулил еще печальнее.
— Все в порядке, мальчик, — успокаивала Ханна. — Все мы согласны, теперь. Правда?
Бишоп шагнул вперед.
— Скажи мне, что делать, брат.
Покорившись, Лиам опустился обратно на койку, мрачно хмурясь. Сдаваться — не в его характере.
— В моем рюкзаке лежит карта Мичигана. Принеси ее мне. Нам нужно подготовиться. Сейчас мы слепы и уязвимы. Необходимо послать наблюдателей на север, чтобы они предупредили нас о том, что приближается. Оборона Фолл-Крика начинается сейчас.
Глава 4
Квинн
День сто третий
Квинн пробиралась по мокрому, полурастаявшему снегу. Каждое движение приносило боль и ломоту. Все ее тело покрывали синяки.
На краю парковки она замешкалась. Прохладный воздух холодил ее щеки.
По небу неслись плотные серые облака. Температура держалась на уровне четырех градусов. После того, как несколько месяцев подряд холод от ветра достигал отрицательных двузначных цифр, это даже приятно.
Бодрящий ветер трепал ее волосы. Квинн была в куртке, AR-15 перекинута через плечо, одна рука засунута в карман, пальцы сомкнулись над рогаткой.
Порезы на ее ладони болезненно ныли сквозь бинты, пульсируя вместе с биением ее сердца, с ее горем, сожалением и гневом.
Ей хотелось во что-нибудь выстрелить. Или свернуться в клубок и реветь целый век. Или и то, и другое.
Она стояла на заднем дворе церкви Кроссвей. Каменный шпиль церкви возвышался над ней на углу Мейн и Риверсайд-роуд. Фанера закрывала разбитые витражные окна.
Три месяца назад она, пошатываясь, вышла из этого здания, обливаясь чужой кровью, с маленькой дрожащей рукой Майло в своей.
Квинн вытащила Майло из самого ада.
— Можешь подойти поближе, — раздался глубокий голос. — Нет нужды красться.
Квинн вздрогнула. Она думала, что одна. Она ведь такая супершпионка.
В нескольких ярдах от парковки Аттикус Бишоп стоял на коленях под группой бесплодных кленов. Погруженная в свои мысли, она не заметила его присутствия.
Перед ним из трех курганов земли возвышались три деревянных креста — один большой, два поменьше. Каждый крест примерно в три фута высотой представлял собой конструкцию из скрепленных гвоздями брусьев.
Все еще стоя на коленях, Бишоп повернулся, чтобы посмотреть на нее. Он склонил свои широкие плечи, его лицо посерело от усталости и печали. Две мокрые дорожки вели по его щекам в щетинистую бороду.
Он плакал. Оплакивал свою погибшую семью.
Квинн вторглась в его владения. Ей не следовало приходить.
Она сглотнула, ее рот пересох как пустыня.
— Я не кралась. — Хотя и кралась. Вроде того. — Я пойду…
— Нет. — Бишоп вытер покрасневшие глаза тыльной стороной руки. Его лицо прояснилось, и он улыбнулся. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты осталась.
Бишоп никогда не относился к ней иначе, чем с добротой. Квинн не могла ему отказать.
Она снова взглянула на кресты, затем оцепенело кивнула.
— Не смогла удержаться, да? — Бишоп хотел пошутить, но шутка не удалась.
Квинн не знала, что влекло ее сюда, к месту, о котором ей снились кошмары. Она шла сюда, как мотылек на пламя.
В свежем воздухе отчетливо ощущался запах свежей краски. Оглядевшись, она заметила несколько пустых банок, стоящих у боковой двери, ведущей в недавно открывшуюся кладовую, а также стопку брусков два на четыре, ведро с гвоздями и забрызганный краской брезент.
Рулоны потрепанного ковра стояли у наружной стены. Пятна крови просочились сквозь основу ковра.
Ее взгляд метнулся в сторону, сердцебиение участилось. Она подняла большой палец и указала за спину.
— Ты ремонтируешь церковь.
Бишоп наморщил лоб.
— Я не мог оставить ее в таком состоянии. Божий дом, место успокоения. Мне казалось, что он… осквернен. Я восстанавливаю то, что могу. Людям нужно место для поклонения. Чтобы исцелиться. Мне это тоже нужно.
— О.
— Я как раз заделываю пулевые отверстия. Если хочешь, можешь помочь.
Ее желудок сделал кувырок. Квинн не думала об этом. Черт, она была уверена, что больше никогда не захочет переступать порог Кроссвей.
— Может быть, позже.
— Я бы не отказался от такой компании. Конечно, решать тебе.
Многое произошло после бойни. Но яркие сцены все еще отдавались эхом в самых глубинах ее сознания — ужасные крики, треск пулеметных очередей. Страх, как тиски, сжимал ее горло, вкус ужаса — как медный грош на языке.
Рэй Шульц и его выпученные, полубезумные глаза, когда он открыл огонь по алтарю церкви. Билли Картер, психопат-детоубийца, убийца семьи Бишопа. Октавия, ее мать-наркоманка, которая в конце совершила единственный хороший поступок — спасла Квинн от Билли.
Убийство невинных людей спровоцировало события, которые привели к ополчению, казням, тирании и страху, что неизбежно закончилось разборкой с Розамонд и смертью Ноа.
Квинн встретила взгляд Бишопа и увидела в его глазах тени сожаления и потери. Он заново переживал ту же ночь.
Он видел, как они умирали. Дочери, которых Квинн не смогла спасти, жена, которую он не уберег.
Они вместе пережили эту ужасную историю. Майло не настолько взрослый, чтобы понимать, как делали они. Чтобы жить с кошмарами, как во сне, так и наяву.
Возможно, именно поэтому она пришла, движимая чувством вины и стыда.
Бишоп понимал, что здесь произошло. Он пережил это. И он любил Ноа; он тоже потерял друга.
Может быть, он поймет и про Саттера. Почему она чувствовала себя обязанной — вынужденной — делать то, что сделала. Почему она должна была его убить.
Поймет про боль — что, жила глубоко внутри Квинн и меняла ее.
Бишоп наблюдал за ней, наклонив голову, его челюсть напряглась, словно он хотел заговорить, но сдерживался. Затем он повернулся и встал лицом к крестам.
Она смотрела на его кудрявый затылок, пока ее глаза не затуманились.
На кресты смотреть было тяжело. Такие грубые и голые. Такие уродливые. Они не соответствовали живым людям, похороненным под ними.
Юнипер, сорванец с грязью под ногтями, одетая в джинсовый комбинезон, ее вьющиеся черные волосы собраны в два пучка. И Хлоя, милая, прекрасная Хлоя. Ее крики все еще преследовали Квинн в снах в самые худшие ночи.
Она потерла кольцо над бровью и отвернулась. На языке появилась острая горечь. Ветер свистел в кленовых деревьях, окружавших стоянку.
Это была ошибка. Она не знала, зачем пришла, почему решила, что если побеспокоит Бишопа своими проблемами, это что-то изменит…
Ее внимание привлекло дерево. Большой высокий дуб с огромными раскидистыми ветвями.
Ее желудок сжался. Дыхание перехватило в горле. Почти против своей воли она направилась к нему.
После всех этих месяцев розово-фиолетовая мишень из бумаги, которую Хлоя и Юнипер соорудили, давно исчезла. Квинн почти слышала веселый смех и восторженные возгласы, когда оттянула рогатку, выстрелила и попала в яблочко.
Квинн встала на колени у основания дерева, держа AR-15 одной рукой. Ее ботинки утопали в грязи, покрытой снежной коркой. Сосновые иголки и мертвые листья усеяли землю. Запах влажной земли наполнил ее ноздри.
Голой рукой она смахнула комья грязного снега и обнаружила небольшой предмет — предмет, который, как знала, она должна была найти.
