Гук усмехнулся.
— Это да, Мёрзлый любит пофилософствовать, крапивницей не корми.
— Гук, а за что тебя из штурмовиков погнали?
— Боевики смотреть любишь?
— Не особо.
— Там сюжетец часто присутствует: старший группы провалил задание, подставил своих, и все, кроме него, погибли.
— Так ты своих подставил?
— Какой ты торопливый, Дон. В конце фильма обычно узнаётся, что подставил не он, или вообще никто не подставлял. Просто так сложились обстоятельства, разведка недоглядела, аналитики недоугадали, предатель в ряды затесался.
— А когда конец твоего фильма?
— После дождичка в четверг.
— Сегодня какой день?
— Знаешь, Дон, это не я, это ты Мёрзлому родственник, — он засмеялся.
На площадке перед платформой никого не осталось. Последним отъехал операторский фургон. Комиссарша выплюнула папиросу, растёрла её подошвой и направилась к нам.
— Всё веселишься, Гук? — вопрос прозвучал резко и утвердительно. Голос надтреснутый, как будто лающий.
— И тебе здравия желаю, товарищ комиссар. Могу полюбопытствовать, какими ветрами занесло столь ярких представителей социалистической идеи в эту клоаку либерализма и демократии?
Куманцева сузила глаза. Несмотря на грубое платье и сапоги, она всё равно выглядела зачётно. Только морщинки на переносице не вписывались в общую картину, а так — красивая женщина.
— Товарищей своих встречаю, тех, кто в охоте участвовал. Никого не видел? Может дружок твой?
Она посмотрела на меня, словно хотела прожечь.
— На складах поищи, — не вполне дружелюбно посоветовал я. — Валяется там парочка трупов…
Гук схватил меня за локоть.
— Тебе, Наталья Аркадьевна, по этому вопросу лучше к Мозгоклюю обратиться, — произнёс он. — Или подожди ещё немного, вдруг сами появятся. А нам пора. Пойдём, Дон, не будем мешать товарищам ждать своих товарищей.
Он потащил меня к Радию.
— Тебя жизнь совсем ничему не учит. Говорю тебе, говорю… Ты чего в бутылку лезешь? Просил же вести себя осторожнее. Они ребята злопамятные.
— А что такого? Я её Наташкой не называл, за косички не дёргал.
— А товарищей, которых они дождаться не могут, кто положил? Да ещё похвастался.
— Может это не я, а ты? Ты там тоже не херово отдуплился.
— Как бы я там не отдуплялся, все грехи на тебя спишут. А редбули за своих мстить будут.
— То есть, им меня можно убивать, так? А как их брата коснулось — сразу мстить?
— Ты изначально был списанный. Труп. Трупы сопротивляться не имеют права. Если ты кому-то понравился там, — Гук ткнул пальцем в небо, — это не значит, что тебя и дальше защищать станут.
Гук снова оглянулся на редбулей. Комиссар смотрела нам вслед, словно автомат наставила, на спуск нажать осталось. Но стрелять на территории Загона запрещено, Контора не любит, когда установленные ею правила нарушают, а Натаха при всей своей любви к сотоварищам против Конторы не попрёт. Не осмелится. Если у меня вдруг начнутся проблемы с радикал-социалистами, то только за пределами Загона.
У проходной Радия курили охранники, среди них — Сурок. Он вежливо кивнул, протянул руку.
— Дал ты охотничкам просраться, Дон. Не ожидал. Всегда было просто: один бежит, другой стреляет, тот, кто стреляет — победитель. А тут на тебе, прям под дых. Даже интересно стало, молодец. Где автомат-то надыбал?
Четыре дня назад Сурок мне яйца прострелить обещал и на работы подписал несмотря на то, что я едва двигался, а сейчас руку протягивает и по имени называет.
— Да где он мог надыбать? Конторщики подложили, — хмыкнул белобрысый охранник. — Откуда ещё такая эмпэшка приплыть может? Не с войны же.
— А чё бы не с войны? — резко ответили ему. — После Разворота здесь чего только не было. И уже потом, когда прихожане навалились, все думали, кранты Загону. Да если в этой землице покопаться, столько барахла найти можно.
— До нас с тобой всё выкопали.
— Выходит, не всё.
Они смотрели на меня, ждали, что отвечу.
— Нашёл, — пожал я плечами. — Хотите верьте, хотите не верьте. Знаете, где Сотка лежит?
— Ну?
— Вот рядом с ней и нашёл. В траве возле дерева.
Сурок недоверчиво покачал головой.
— Возле Сотки? Врёшь.
— А ты сбегай, проверь, если не веришь. Тут недалеко, не обломаешься.
— Не обломаюсь? Шутник ты, — Сурок натянуто улыбнулся. — Наглеешь, Дон. Оружием обзавёлся, друзьями, про цветовую палитру забыл совсем, — это он так ненавязчиво напомнил мне про свой синий статус. — Кстати, ты в курсе правил ношения огнестрельного оружия в Загоне?
— Я ему объясню, — сказал Гук. — Пойдём, Дон. Ты же не против, Сурок, если мы пойдём?
— Ну что ты, Гук, конечно идите.
Шоу в Радии завершилось. На полу валялись обрывки обёртки, бумажные стаканчики. Уборщики сметали мусор к воротам, забивали в мешки. Зрители разошлись, но экран ещё светился. Показывали отрывки прошедших событий, правда, без звука. Бегали зайцы, отплясывал Мозгоклюй. Вокруг шоумена крутились девочки в стрингах, а оператор пытался удержать камерой самые привлекательные места.
— В траве возле дерева, говоришь? — спросил Гук.
— Ага.
— И подсумок с тремя снаряжёнными магазинами?
— Ты же не дурак, Гук. Зачем спрашиваешь?
— Просто… Сколько у тебя версий? Каждому своя? Нашёл там что-то?
— Если и нашёл, то чё?
— Да мне всё равно. У меня правило: в чужие дела не лезть. А вот если Контора заинтересуется, где ты шмот свой подобрал, она весь путь твой отследит и проверит. Или допросит с пристрастием.
— Мёрзлый тоже допросом грозил.
— Когда Мёрзлый спрашивает, нужно отвечать без утайки.
Гук свернул к жилым блокам.
— Куда мы? — спросил я.
— А ты как думаешь? Время седьмой час. Приведём себя в порядок, поужинаем. Но для начала поставим тебя на учёт. Это позволит тебе получать особые предложения по сотрудничеству. Поступают они не часто, но оплата за них намного выше. Для некоторых это основной способ выживания.
— Знаешь, я уже получил одно. Даже два. И оба кровавые.
— Ты про группу Тощего?
— Именно.
— У тебя такой взгляд, как будто ты недоволен.
— А чему радоваться? За два дня я убил четверых. Человек! Ты хоть представляешь… Хотя ты, конечно, представляешь. Но всё равно — четверо. Это не считая складов и потом на пустыре. Там я только видел, что падают, а убил или ранил…
Гук смотрел на меня совершенно спокойно.
— Привыкай, по-другому жить ты уже не будешь.
— Жил как-то раньше.
— Это раньше и там. А сейчас ты здесь.
— И как быть?
— Для начала зарегистрируем твоё оружие.
— Не думал, что тут можно иметь личное оружие.
— Загон не тюрьма, можешь иметь хоть танк, главное, зарегистрируй его в арсенале, чтобы Контора знала, что он есть и что при необходимости она может отправить тебе предложение по стандартному или особому сотрудничеству.
Как-то странно, что он свёл разговор к танку. Знает что-то? Или случайность?
— А если я не захочу сотрудничать с Конторой на своём танке?
— Его реквизируют. Но тебе за него заплатят. Всё честно.
Не доходя до первого жилого блока, мы свернули в тёмный закуток. Раньше я не обращал на него внимания. К стене была привинчена табличка: «Арсенал. Выдача оружия и боеприпасов». Над массивной бронированной заслонкой висела тусклая лампочка. Гук надавил кнопку звонка, мигнул глазок видеокамеры, заслонка отъехал. Мы шагнули внутрь и упёрлись в решётку. Решётка была сплошная, ни единого намёка на дверь, только узкое окно выдачи и длинный прилавок за ним. Толстые прутья прочно вмурованы в бетон, вырвать их можно разве что хорошим зарядом тротила, да и то не факт. По другую сторону сидела пожилая женщина в очках и работала за ноутбуком.
— Мария Петровна…
— Минуту, Гук.
Освещение не блистало, но за спиной женщины я разглядел два ряда оружейных стоек с автоматами, винтовками и сложенные в штабеля армейские ящики. Всё это уходило вглубь помещения в полумрак. На дорожке между рядами стоял ручной погрузчик, возле него на табурете сидел охранник с укороченным калашом на коленях и в бронике.
