– Всё ясно. Значит вы, Фёдор Дмитриевич, ортодоксальный государственник? – подал голос задиристый художник.
– Орто... Не знаю я такого слова. Скажи попроще: какой я государственник? – спросил Башка.
Ох, и не нравился ему этот молокосос с козлиной бородкой!
Но Башка не привык увиливать от прямых вопросов будучи уверенным, что завсегда правильный ответ найти сумеет.
Что же, он напрасно прожил больше полвека?
Он не знал, что золяряне живут до двухсот с лишним лет, и не догадывался, что подавляющее большинство присутствующих было в два, а то и больше раза старше его. Башка считал себя самым старшим, а стало быть – и самым мудрым. А потому и держался самоуверенно и раскованно.
– Поясни, мил человек, другими словами: за кого меня держишь?
– Вы государство считаете высшей ценностью, а в свободе не испытываете потребности.
– Да нет, мил человек, у меня к свободе потребность сильная. Как-никак аж два раза рабом побывать пришлось. Вот только не пойму... Почему ты свободу и государство супротив друг дружки ставишь? Свобода и вседозволенность – не есть одно и то же. Как ты сможешь быть свободным, ежели у тебя защитника сильного нет? Кто ни попадя обидеть тебя сможет. Вот и приходится простому человеку под сильную княжескую руку идти. Понятно, что часть своей свободы Князю отдать надо. Ну а ежели тебе это в тягость, то разбойником становись, на большой дороге хлеб свой кистенём добывай. Вот и будет тебе полная свобода. Мне такое не по душе. Лучше справедливому Князю служить верой и правдой. У всякого зверя дикого своя территория в природе имеется, которую он защищает до последней капли крови. Вот и человеку надобно государство своё защищать. И любить его, потому как ежели не любишь, то и защитить не сумеешь.
– Хорошо сказали, Фёдор Дмитриевич! – поддержал Башку архитектор. – А как быть с теми, кто свободу больше государя любит? Не подскажите?
– От чего ж не подсказать? – самоуверенно ответил Башка. – Нет ничего страшнее для государства, чем собственные граждане, которые не любят его. Внутренний враг стократ страшнее иноземного. Отпустить надо недовольных с миром на все четыре стороны, чтобы воду не мутили. А тех, кто сам не пожелает уезжать – надобно поселить подальше от нормальных людей, чтобы не могла зараза плодиться и распространяться. Мало что ли земель у нас не освоенных? Вот и пусть края эти далёкие обихаживают. Польза будет от них взамен зла. А ежели государство не хочет или не может бороться с крамолой, то тогда зачем оно вообще существует? Чем тогда государь со своими боярами отличается от простых разбойников, которым наплевать на спокойную жизнь людей им подвластных? Я так понимаю, что Бог власть даёт царям и князьям разным не для ихнего довольства и услады, а как службу почётную и многотрудную для блага чад своих, которые порой и неблагодарны бывают... Но это уже – их грех... А ты, ежели Богом помазан, свой крест неси, заботься о народе своём. А иначе с тебя потом непременно спросится.
– А кем спросится?
– Ну... Это кто во что верит. Богом, ежели веруешь в него... Природой... Судьбой... А самое главное – совестью твоей, ежели, конечно, она у тебя есть. А если нету, то и не человек это вовсе – так себе... Сущность непонятная.
Глава 14
Великий Князь проснулся как обычно в восемь часов и с чашкой, насыщенной кислородом горячей «заговорённой» воды в руке, подошёл к окну...
Огромная площадь лежала внизу, а по ней, как гигантские божьи коровки, ползали оранжевые снегоуборочные машины. Они сгребали снег с гранитных плит и грузили его в такие же оранжевые самосвалы, которые нескончаемой лентой тянулись за городскую стену. Туда, где в пойме Пышмы каждую зиму строился снежный городок для увеселения граждан. Несколько десятков скульпторов и сотни их подручных лепили из снега, вывезенного со всего города, огромные снежные фигуры былинных персонажей, диковинных зверей и сказочные ледяные дворцы.
Великий Князь не видел из своего окна этот строящийся ледяной город, но ясно представлял, как румяные от мороза ребятишки, несмотря на ранний час, уже катятся по извилистым ледяным горкам, пробуждая своим задорным визгом и смехом, заснувшую подо льдом Пышму и вековые сосны на её противоположном берегу. Илья Иванович помнил, как сам в далёком детстве так же заходился в восторге, несясь по ледяному жёлобу вниз на круглой пластмассовой ледянке. Вот только те горки делали из искусственного снега, так как на Золярии не было зимы как таковой. Снег изготавливался на специальном заводе и развозился по многочисленным городским площадям и паркам.
Светлым, радостным эпизодом навечно врезались в память Великого Князя те счастливые детские дни. А вот уже его сыновья этого не видели. На момент их рождения демократы и либералы уже набрали достаточно силы, чтобы сообща продвинуть решение Конгресса о прекращении финансирования такого разорительного ежегодного мероприятия как Новогодняя ёлка с катанием детей на искусственных ледяных горках. В их планы вовсе не входило получить новое поколение своего электората, воспитанное на доброй памяти предков, помнящих все прелести устоявшихся народных традиций, и как следствие – имеющих своё независимое мнение об истинных жизненных ценностях. Такому народу крайне затруднительно внушать, что в жизни главное – это потребление, потребление, и ещё раз потребление. И свобода. Неизвестно – от чего, и не понятно – во имя чего...
Заводы, производящие искусственный снег перепрофилировали на выпуск столь популярной разовой посуды. Все усилия консерваторов ограничить её производство и популяризацию ушли как вода в песок. Людям было удобно не мыть тарелки и стаканы, а просто выбрасывать их на свалку. Благо, места для огромных мусорных полигонов на незаселённой планете хватало с лихвой. А вопрос, что будет с экологией лет так через триста, естественно, граждан волновал не очень.
Жить надо сейчас! И причём – жить наслаждаясь!
Наслаждаться жизнью у Великого Князя лучше всего получалось именно в эти самые первые утренние часы, когда он ещё в одном халате стоит перед окном в своей спальне и мелкими глотками пьёт горячую воду. Илья Иванович прямо физически чувствовал, как горячая влага разжижает загустевшую за ночь кровь и, отдавая свой жар, наполняет энергией просыпающееся тело. Зашифрованная заговором информация переходит в мозг и настраивает каждую клетку на те частоты сверхтонких вибраций, которые зададут оптимальный ритм работы всему организму и побудят человека к творчеству, созиданию и правильным решениям.
Эта ежедневная процедура давно стала для Ильи Ивановича своеобразным ритуалом, неким способом медитации. Именно в эти утренние часы он намечал планы на предстоящий день и корректировал свой рабочий график. Возможно, что и из-за этой процедуры у Ильи Ивановича, как правило, с утра было хорошее настроение.
Почти всегда...
Но только не сегодня...
Три дня назад директор РСБ доложил Великому Князю, что генерал-губернатор Сталинграда подозревается в предательстве. Прямых доказательств пока не было, но следствие началось, и чем дальше оно продвигалось – тем список косвенных улик только расширялся.
Илья Иванович очень переживал по этому поводу, ведь все генерал-губернаторы назначались из золярян, и если уж не доверять им, то тогда на кого вообще можно положиться?
На генерал-губернатора Сталинграда было возложено не только управление губернией, но и очень сложная задача по присоединению к России обширных территорий в южном и западном направлениях.
Если Астраханский, Красноярский и Крымский Ханы довольно легко приняли руку Великого Князя Российского, то в западном направлении возникли непредвиденные сложности...
Мэрам Ростова, Донецка и Луганска были продемонстрированы боевые возможности русской армии, и они – как истинные радетели за города свои и народ – не нашли приемлемых вариантов, как только подчиниться голосу разума и воле судьбы своей...
Да и правление Киева их уже давно не устраивало. Сам же Киев и остальные государства, что западнее и севернее, покоряться не желали.
