- Хватит паясничать, мне нужна любая помощь, чтобы защитить анклав. Мы сможем выстоять, я уверен. Ты с нами?
- Я сам по себе. И предлагаю честную сделку. Пока не увижу бензовоз у северного КПП и пальцем не пошевелю.
- Какие гарантии, что ты вернешься?
Андрей вздохнул и развел руками. Неимоверно долгую минуту мэр сверлил Андрея тяжелым взглядом, граничащим с ненавистью, потом выдавил, - без вас обойдемся, - желваки на его скулах вздулись буграми. - Бандиты, убийцы, насильники и те согласились примкнуть к нам.
Андрей с равнодушным лицом встал из-за стола и пошел к двери. Мэр посмотрел на меня, а я сидел и не мог решиться. Сознавал, что мэр прав, мое понимание ситуации совпадало с его словами. Андрей ошибается, о каких сделках может идти речь, когда на кон поставлены сотни жизней, пусть даже и стариков. А может даже и тем более, немощных, слабых людей, которых нам, сильным, надо защитить. С другой стороны, Андрей прав - пытается по-своему спасти их. Может и не всех, а окажется больше, чем выживших, если останутся... Я опустил глаза, встал и на подгибающихся ногах поплелся за Андреем.
Глава 24. Черная река 5
- Катитесь! Скатертью дорога! - услышал вслед хлесткие, злые слова.
Андрей ждал меня в коридоре, кивнул навстречу, мол, правильно, я так и знал, ты со мной. Мы вышли на улицу. С крыльца увидели большое скопление людей. Раньше никогда не приходилось наблюдать подобное сборище стариков, казалось, смотришь в засуху на свекольное поле с увядшей ботвой.
Над стадионом стоял гул, жители все подходили. Со стороны южного КПП тянулись, едва волоча ноги, только что прибывшие беженцы. Трое пожилых мужчин, видимо, самых сильных в группе, тянули груженную тюками одноосную повозку.
- Ни черта себе, - Андрей присвистнул, - сколько народища, - и с разочарованием добавил, - одни хрычи. Это не армия, это старое сухое мясо. Их можно без оружия послать вперед, задержать тварей, чтобы навязли на зубах.
Мне не понравились слова Андрея. Заметил в его словах, в голосе, во взгляде растерянность. Он явно не ожидал увидеть столько народа.
Мы шли между бабками и стариками, пересекая стадион поперек. Вблизи они и вовсе не казались войском. Согнутые, больные, слепые, глухие, скрипучие, с артритом и остеопорозом, с ревматизмом и Альцгеймером, с гипертонией и атеросклерозом…, чего только в них нет. Я увидел единицы, кто мог бы держать оружие. И чем дальше шел через это высохшее, «вялое поле», тем больше верил словам Андрея, как бы они не были циничны. Здесь некому воевать. Души в клетях дряхлых, усталых тел. И уже не сомневался, что мэр, взглянув на свое скорбное войско, даст нам керосин. Он разумный человек, переживает за анклав и его жителей. Он пойдет на это, рискнет и даст под честное слово. Только ему надо время, чтобы убедиться, что все их усилия напрасны. Но сколько для этого должно погибнуть людей?
Мы остановились позади толпы в тени козырька старой пятиэтажки. Из-за сгорбленных спин наблюдали за происходящим. Андрей сел на лавку, вытянул поврежденную ногу и в задумчивости жевал травинку. Я стоял рядом и окидывал взглядом сборище, всматривался вдаль на тучи, вслушивался в далекое громыхание, и в душе моей росло смятение. В голове звучали слова, сказанные стариком: «Дьявольское отродье пришло. Черные жуткие твари, безглазые, с жабрами, безголовые, с огромной пастью в самом теле, пришли на четырех лапах с юга. Быстрые, кровожадные, они напрыгивали на людей и те почти целиком помещались в их пастях. И были у них тысячи щупалец вокруг дыры в теле, как трава на краю ямы. Они не ели, а высасывали их. Обескровленными люди вываливались из их пастей». У меня мороз прошелся по спине, поспешил подумать о чем-нибудь другом. Но все, чего бы не касался мой разум, было мрачно.
- Жители анклава «Курск», - громко, с механическим дребезжанием из колонок прокатился над стадионом голосом мэра. Чтобы лучше видеть я поднялся на лавку. Градоначальник и главнокомандующий в одном лице стоял на трибуне, возвышаясь могучей фигурой над толпой. За его спиной сгрудились священник из молодежного религиозного центра и члены совета. Охранники теснили народ от трибуны.
- Куряне!!! В эту трудную годину, когда над нашим городом нависла опасность, я призываю всех сплотиться! Неизвестные существа, возникшие в результате катаклизмов, вышли из моря и идут сюда, уничтожая все на своем пути! Двести сорок два беженца мы приняли за истекшие сутки, и они все продолжают прибывать! Весь юг охвачен паникой и ужасом! Эти люди ищут у нас защиты и крова! И мы им это дадим!
Мэр сделал паузу, но вместо оваций, как ожидал я и как, казалось, ожидали на трибуне, послышался гул. Тяжелый, мрачный, гул. Народ роптал. Слова мэра не вдохновляли жителей, не сплачивали, а лишь пугали. Мэр, по-видимому, и сам это понял.
- Но у нас есть то, чего не было у них! - Альберт Яковлевич указал пальцем на большую группу беженцев. - Оружие, боеприпасы, гранаты и роботы! - он повысил голос, поднял палец. В следующее мгновение из-за стен школы выпрыгнуло здоровое механическое создание. Пролетев двадцать метров, с лязгом, шипением и гулом сервоприводов оно приземлилось рядом с трибуной. Несколько полицейских предусмотрительно держали это место свободным. Земля под тяжелыми ступнями машины содрогнулась. Машина высотой в четыре метра с легкостью, несмотря на бронированные накладки повторила жест всех революционеров - резко вскинула вверх руку сжатую в кулак. У меня в голове зазвучало многоголосое «Но пасаран» из кинофильмов прошлых лет. Публика ахнула, потянула вверх морщинистые шеи, пытаясь разглядеть гиганта.
- Более того! - мэр не давал толпе опомниться. - Нас поддержат все! Даже те, кого мы еще вчера считали врагами. Оглянитесь, посмотрите, сколько нас здесь! У нас хватит сил и оружия, чтобы уничтожить эту черную падаль, для которой нет места на нашей планете! Они живые, из плоти и крови, они смертны!! Значит, их можно уничтожить. Я объявляю военное положение и мобилизацию! Призываю всех мужчин вступить в ряды ополчения!!!
Послышались сначала робкие, а затем все более смелые и нарастающие возгласы. Захлопали, заплескали старческие ладоши. Со стороны группы крепких парней донесся молодецкий свист. Мэр поднял руку, призывая собрание к тишине. Я увидел, как один из стариков будущий ополченец хлопнулся в обморок, а может и просто решил откинуться в лучший мир, не дожидаясь, когда его отправят на передовую. Вокруг него засуетились такие же вояки, одной ногой, застрявшие в могиле.
Восстановив тишину, мэр продолжил:
- Всех способных держать оружие, прошу подойти к мэрии ко второму подъезду. Не забывайте отмечаться в списках. Женщины с медицинским образованием…
- Пойдем, Михалыч, - сзади послышался голос Андрея, - делать здесь больше нечего.
- Ты видел? - спросил я у Андрея, когда пустынными дворам мы возвращались в квартиру.
- Что именно?
- Робота. Это настоящая машина для уничтожения. Мясорубка.
- Ты тяжелого еще не видел. Он на полтора метра выше. А это вам легкого показали. Держит мэр козыри в рукаве. Понемногу печеньки скармливает.
- Что ты такой злой, почему о нем так плохо думаешь? Он ведь для всех нас старается.
- Да, старается, только в первую очередь для себя. Я пожму ему руку и сниму шляпу, если увижу его среди ополченцев на баррикадах. Только вряд ли. Я в людях разбираюсь. Он не глуп, это факт, красивые слова, нужные слова умеет говорить, лицом играет, когда надо, интонациями, только не верю я ему, хоть тресни. Я таких правильных знаешь, сколько повидал? Был у нас в полку майорчик такой же бравый, мужественный, с лицом героя. Про патриотизм и смелость частенько задвигал, жалел, что нет возможности применить свои знания и умения военного летчика-асса. А когда началась заваруха с китаезами, и в нашем полку стали формировать отдельный отряд для переброски на границу, он единственный написал рапорт о переводе в диспетчеры. Вот так, Михалыч. Терпеть не могу тех, кто языком чешет хлеще, чем дело делает.
