Они не хотели знать, что хорошим людям приходится сражаться и умирать, чтобы обеспечить им эту иллюзию.
— Они бы причинили вред кому-нибудь другому, как только мы бы уехали. — Она пожевала нижнюю губу, раздумывая. — Их нужно было убить.
Он моргнул, удивленный.
— Да.
Большинство людей все еще не понимали. Как только самолеты начали падать с неба, он понял.
Мир изменился в одно мгновение. Тот, кто этого не осознал, просто обречен.
Ханна, казалось, поняла это. То, через что она прошла… она понимала, как все может перевернуться с ног на голову и вывернуться наизнанку в один миг. Некоторые люди порочны до глубины души, и единственное, что их останавливает, — это пуля между глаз и могила на глубине шести футов.
Она наблюдала с минуту, изучая его.
— Ты убьешь еще больше людей.
— Некоторые люди заслуживают смерти.
— Но не все, кого мы встречаем.
— Если только они этого заслуживают.
— Хорошо. — Она кивнула сама себе. — Если они этого заслуживают.
Лиаму не нравилось убивать. И он никогда не любил это. Но он не уклонялся от выполнения задачи, когда требовалось. Он нес это бремя, потому что солдат должен это делать, даже если он больше не носил форму.
Он ступал по тонкой грани. Каждый день, каждый бой, каждое убийство. Такой же холодный и дикий, как и его враги, шаг за шагом. Суровый, но не жестокий. Пройти по краю ямы, не упав в нее. Не становясь одним из них.
Выражение лица Ханны смягчилось. Ее зеленые глаза ярко блестели в зимнем свете. Слабые веснушки усыпали ее нос.
— Я знала, что ты поможешь.
По какой-то глупой причине Лиам хотел отрицать ее слова, но не позволил себе этого.
— Откуда?
— Потому что ты хороший человек.
Он думал о Чикаго. О всех своих ошибках. О людях, которых подвел.
— Я бы не был так уверен.
Уголки ее губ дрогнули.
— Возможно, ты просто еще не до конца понял это.
Позади них жалобно заскулил пес.
Ханна напряглась.
— Призрак.
Беспокойство пронзило его. Лиам схватил свой шлем и передал Ханне ее. Он устроился на сиденье и завел двигатель. Тот взревел с громким рыком.
— Мы все еще в пяти милях. Мы не остановимся ни перед чем и ни перед кем.
Ханна кивнула и натянула свой шлем.
Глава 4
Пайк
День восьмой
Гэвин Пайк отчаянно хотел закурить все то время, пока испуганный, дрожащий врач работал над его раненой рукой. Его легкие жаждали сладкого аромата гвоздики, глубокого удовлетворения от вдыхания дыма, приятного ритуала, который позволял успокоить расшатанные нервы.
Но он не мог. Не сейчас, когда док занимается его левой рукой, а он держит пистолет в правой руке у головы доктора.
С этими людьми из маленького городка никогда нельзя предугадать. Никогда не знаешь, когда в их дремучие черепа могут закрасться глупые мысли о героизме. Как будто его убийство поможет вернуть им электричество, машины, телефоны и теплые, безопасные дома.
Их старый мир рухнул, разлетелся к чертям.
Безопасности больше не существовало. Ни для кого.
Пайку, однако, это нравилось.
Он провел всю свою жизнь, совершенствуя свои маски, создавая маскировку, создавая камуфляж. Он стал никем. Тихий и неприметный, со своими светлыми волосами, среднего роста, среднего телосложения и тусклой улыбкой. Совершенно незаметный.
Дело заключалось не только в его банальной внешности. Его семья, работа, увлечения — все эти «нормальные» характеристики ослепляли людей, не позволяя им увидеть правду, обращенную к ним.
Его ночная смена в качестве офицера исправительного учреждения округа Берриен. Часы работы добровольцем-резервистом на ярмарках и парадах. Обязательства перед строгой матерью, роль всегда послушного сына. Страдания на нудных заседаниях совета и жалких семейных ужинах. Его терпение по отношению к своему невыносимому брату Джулиану и его столь же ненавистному лучшему другу Ноа Шеридану.
Но все это требовало времени, усилий и невероятного количества энергии.
В мгновение ока страна вернулась на сто пятьдесят лет назад. Назад на Дикий Запад. В темные времена.
В те времена, когда хищник мог охотиться, не беспокоясь о компьютерных базах данных, программах распознавания лиц, образцах ДНК или командах агентов ФБР, идущих по следу.
С разрушением сети все это исчезло. Он мог путешествовать из города в город, из округа в округ, из мегаполиса в мегаполис, из штата в штат.
Никаких цифровых следов, по которым кто-то мог бы пойти. Никаких следов ДНК, чтобы прижать его к пресловутой стене.
Он свободен. Совершенно свободен делать все, что хотел, с кем хотел, когда хотел и как хотел. Совершенно не привязан к современному миру законов и правил, полицейских государств и тирании.
Манящая перспектива привлекала. Его новое будущее поражало бесконечными возможностями.
У него осталась только одна проблема. Одна проблема, которая никак не хотела исчезнуть, как шип в ноге, незаживающий порез, раздражитель, непрерывно царапающий глазное яблоко.
Девка. Та, которая сбежала.
Единственная.
Он мог просто о ней забыть. Он мог позволить ей бежать домой и рассказывать любые истории, какие она пожелает, кому пожелает. Ему больше не требовалось возвращаться в пределы Фолл-Крика.
Он мог рыскать по стране, собирать кровавую жатву, которая ждала его, созрев для сбора. Каждый день новая жертва, если он захочет.
И он это сделает. Так и будет. Но ни за что на свете он не отступит.
Гэвин Пайк не проиграл. Ни игру, ни бой, ни жертву. Ни разу. Он не собирался начинать с нее. Этот робкий маленький воробей. Эта трусливая мышка.
Она принадлежала ему. Она полностью его. То, что она носила в себе, тоже принадлежало ему.
Свежая ярость пронзила его, сжигая внутренности, доводя до исступления, ненависти и желания. Он не мог успокоиться, пока не отомстит.
Пока не сокрушит каждую изящную косточку в ее теле.
— Ты уже все закончил? — рявкнул он на дрожащего доктора.
Врач наложил повязку и закончил обматывать его левое предплечье.
— Многослойная защитная одежда и толстая кожа пыльника спасли вашу руку от серьезных повреждений. Раны от укусов в основном поверхностные, с небольшими разрывами мышц и без видимых повреждений связок. Тем не менее, вам нужен отдых…
Пайк вырвал руку из рук доктора. Пожилому старику на вид было за семьдесят. Тонкие пучки седых волос ореолом окружали его лысую голову, сгорбленные плечи, руки, покрытые пигментными пятнами.
— Я буду отдыхать, когда умру.
А это никогда не случится, если Пайк будет в состоянии этому помешать.
Доктор нервно посмотрел на «Берретту» Пайка.
— Вы сказали, что отпустите меня. Я сделал то, что вы просили.
— Так и есть. Я благодарю вас за это. — Пайк соскользнул со стола для осмотра. Он сделал два шага назад к двери. Его одежда лежала аккуратной стопкой на стуле. Его винтовка «Винчестер 70» стояла прислоненная к стулу. — Однако, все еще больно, черт возьми.
Он посмотрел на свой новый пистолет, «Беретту» F92. Он всегда ценил хорошие пистолеты «Беретта» F-серии. Уникальный затвор с открытым стволом придавал пистолету особый вид. Пайку нравился его размер. Пистолет хорошо ложился в руки.
Он хотел испытать его.
Доктор прочистил горло.
— Я могу дать вам опиаты, но не смогу полностью снять боль.
Пайк поднял пистолет одной рукой и нацелил его в грудь доктора. Снял с предохранителя.
— Это прискорбно.
Лицо доктора побледнело. Его воспаленные карие глаза расширились. Он поднял дрожащие руки.
— Я сделал то, что вы просили! Пожалуйста, не убивайте меня! У меня есть сын! У меня есть внук…
Пайк выстрелил. На таком расстоянии ему не требовался двуручный хват. Промахнуться просто невозможно.
Доктор замер на мгновение, потрясенный. Он посмотрел вниз на себя, на красное пятно, расползающееся от центра его свитера цвета морской волны. Схватившись за грудь, он опустился на колени.
